Дорогой Монстр-Клаус (ЛП) - Блэк Мэйв

— Конечно, — отвечаю тут же. — Это станет нашей традицией. Я пишу письмо — а ты прилетаешь и развлекаешь меня.

В ту же секунду его лицо меняется — будто что-то пронзило радость и в тот же миг погасило её.

Неужели он не хочет меня видеть, когда всё это закончится? Эта мысль неприятно колется.

— Не думаю, что ты будешь нуждаться во мне после этого Рождества, Радость, — произносит он.

«Радость» — он говорил так много раз, но сейчас это звучит… печально. Будто он уже скорбит по маленькой связи, что возникла между нами.

Если это дружба — то странная. Друзья ведь не целуются… верно?

Он останавливается, помешивая напиток. Тишина ложится между нами, и мысли бегут вперёд:

Может, нам нужно придумать для себя традицию? Что-то, что случается каждый год. Пусть и не только на Рождество — может, и в День Святого Валентина. Мы бы бродили по огням, пили какао, болтали… писали друг другу глупые валентинки…

Хотя в реальности — это невозможно.

Он найдёт того, кого полюбит. А я… не выдержу наблюдать это со стороны.

Желудок болезненно сжимается при мысли, что он будет счастлив, а я не смогу быть рядом.

Я отгоняю нарастающую тоску и указываю на гирлянду в виде строя оленей.

— А песни правду говорят? — спрашиваю. — Они правда ненавидели и издевались над Рудольфом? Я буду очень расстроена, если да.

— Не совсем, — отвечает он с той же грустью. — Они не олени. Только когда мы летим над большими городами. Когда пересекаем океаны — они в настоящем облике.

— В каком?

— Драконы. Но не такие, как мы. Я — дракон-оборотень, насколько это возможно. А они — те самые из легенд. Мифические существа, которые каждый год выбирают помогать мне.

— Ого, — выдыхаю я, поражённая. Увидеть бы их хоть раз…

— Они потрясающие, — произносит он, и мы продолжаем идти, держась за руки и потягивая какао. Каждый раз, когда мы останавливаемся у новой светящейся фигуры, он рассказывает историю — чем она похожа на его реальность, а чем нет.

И я понимаю: фильмы — худшая возможная иллюстрация.

Они как сказки, что рассказывают детям перед сном — чтобы отвлечь или убаюкать, спрятать в уютную иллюзию безопасности.

Глава 14

Wit It This Christmas — Ariana Grande

Арсон

После прогулки по парку я нёс её на руках — она буквально таяла от усталости, едва переставляя ноги. Стоило мне прижать её к груди, как она мгновенно уснула, доверившись моим рукам без оглядки. Когда мы добрались, я уложил её в постель, поправил одеяло на плечах — и с трудом заставил себя уйти, хотя хотелось задержаться у изголовья ещё хоть на несколько минут.

Утро пришло, а мои мысли уже крутятся вокруг неё.

Когда она рядом, мне всё труднее не хотеть её. Это становится настоящей проблемой. Но прошлой ночью я почувствовал это — маленькую вспышку надежды.

Крошечный огонёк, но достаточный, чтобы держать меня здесь. Может, это всё Ксо. Её желания и мечты влияют на меня, вселяют ту каплю рождественского духа, что где-то ещё существует.

— Я уже начала сомневаться, что ты останешься, — произносит она сонным голосом, проходя к холодильнику. Как по расписанию, достаёт жирные сливки, карамель и маленький флакон мятного сиропа и относит к кофемашине.

Кофе уже капает — тихий фон, под который мы движемся по кухне почти синхронно, будто это наш ежедневный ритуал. Её растрёпанные волосы, покрасневшие от сна глаза и домашние шортики с майкой… эта картинка будет согревать меня годами — и преследовать в лучших снах.

— Куда бы я ушёл, Радость?

Её взгляд становится мягче, и мне хочется убрать локоны с её лица, чтобы видеть глаза полностью. Они такие выразительные — говорят раньше, чем она успевает открыть рот.

— Куда угодно, только не сюда, Монстр Клаус.

Это прозвище мне всё больше нравится. К чёрту Санту — Монстр Клаус звучит куда приятнее и правдивее.

— Что у нас сегодня по плану? — спрашиваю, прекрасно понимая, какой урок намерен ей дать.

Сегодня ночью у неё будет первый оргазм — и видеть это своими глазами станет лучшей ночью в моей жизни.

Она моргает медленно, ничего не отвечает. Трёт глаза, а потом дарит мне полное внимание.

— Думаю, нам стоит слепить снеговика.

Так по-детски, но я не чувствую привычного импульса отказаться.

Что-то во мне меняется.

— Звучит снежно, — огрызаюсь без привычного ворчания. Она замечает — и уголок её губ поднимается.

— Даже не проворчал, ворчун. Теряешь хватку?

Я кладу руки ей на талию — и удивляюсь, насколько естественно это выходит. Будто так и должно быть.

— Нам обоим нужен кофе. Иначе ворчать будем оба.

Она мягко смеётся и идёт к кофеварке. Наполняет две кружки — одна с надписью Хo, Хo, Хo!, другая с фразой Это не единственное белое, что я произвожу.

Люди могут трактовать это двояко: сперма или кокаин. Я выбираю первое — звучит куда смешнее.

Она размешивает напиток карамельной тростью вместо ложки, добавляет всё остальное, венчает взбитыми сливками и присыпкой.

Протягивает мне самый нарядный кофе — похожий на вчерашний, но… сегодня он чувствуется иначе.

Мы идём в гостиную. Жалюзи на большом окне подняты — и с первого взгляда ясно: всё не просто засыпано снегом. Мы по уши в ловушке зимы.

Я ставлю кофе на стол и подхожу к окну. Снег лежит почти до самого верха — не хватает пары дюймов, чтобы полностью закрыть стекло.

— Охренеть, — выдыхаю. — Тут не то, что снеговика слепить — тут к окну не протолкнуться.

Она подходит ближе, кладёт голову мне на грудь. Так естественно, что я инстинктивно шире расставляю ноги и обнимаю её.

Мне положено быть её учителем, но всё выходит само собой. И мысль, что кто-то другой будет познавать это с ней, меня бесит до боли.

— Похоже, в этот раз Мать-Природа надрала мне задницу.

— В этот? — хмыкаю, не понимая.

Она кивает, не отрываясь от моей груди.

— Вчера я захотела снега — для атмосферы. И… устроила его.

— Ты можешь менять погоду? — Вот это новости. Потрясающие, безумные, священные. Она улыбается и кивает.

— Иногда, как Купидоны, мы должны чуть-чуть направлять стихии. Мы не управляем ими полностью — только запускаем снегопад или ливень. Можем согреть воздух или позвать ветер. Но дальше всё живёт своей жизнью.

— Что и привело к этому снежному заточению.

— Именно, — признаётся.

Я уже почти целую её в макушку, но одёргиваю себя.

— Значит, сегодня день фильмов.

Она отскакивает от меня с такой радостью, что я едва удерживаюсь от улыбки.

— Я смогу донимать тебя вопросами весь день?

— Да, — отвечаю, и смех прорывается наружу. — Но как только стемнеет — ты моя. И мы приступим к следующему уроку.

Её взгляд вспыхивает жаром — она точно понимает, что это будет не просто поцелуй.

У нас осталось всего четыре дня. К Рождеству я уйду — а она будет с тем, кого полюбит. Так или иначе, ей нужно многому научиться…, и я ужасно надеюсь, что учителем останусь я.

Есть эгоистичная часть меня, которая хочет быть и тем самым любимым.

Но это не то, о чём мы договаривались.

Она задает мне сто вопросов.

Похож ли мой отец на Санту? Я — рыжий и крашу волосы, или натуральный брюнет? Технически — мои волосы настолько тёмные, что выглядят чёрными, но да, они рыжие. Самый тёмный рыжий, о котором кто-либо слышал.

— Кажется, солнце садится, — говорю я спустя часы, после марафона рождественских ромкомов и фильмов Hallmark. Она показывала мне любовь, которую хочет — но всё это бутафория.

Дешевая версия того, чего она достойна.

Она скоро поймёт.

Планка для неё не на полу — она так высока, что мужику придётся перелететь над ней, прежде чем я признаю его достойным её.