Донасьен Сад - Двойное испытание
И с этими словами Селькур, воодушевившись и пылая страстью, сжал в объятиях предмет обожания своего… Но баронесса ускользнула от него.
— Коварный! — воскликнула она. — Я знала, что вы обманете меня… Дайте же мне уйти… Ах, недостойный! Где же обещанные любовь и уважение? — гневно продолжала она. — Вот какова награда за признание, которое вырвали у меня… чтобы удовлетворить низменное свое желание!.. А я поверила, что страсть ваша достойна вас!.. Жестокосердный, за что вы презираете меня? Не думала я, что Селькур может столь жестоко оскорбить меня… Отправляйтесь к женщинам, чей нрав не отличается щепетильностью и которые будут ждать от вас единственно удовольствий… Мне же дайте уйти, дабы оплакать заблуждение свое, ибо, возгордившись, я решила, что сумела завоевать ваше сердце.
— Небесное создание! — воскликнул Селькур, падая к ногам этого ангела. — Нет, ни единой слезы вашей не будет пролито от того, что вы удостоили меня благорасположением вашим! Сердце мое навеки принадлежит вам… оно ваше… вы одна царствуете там безраздельно. Простите мне минутное заблуждение, всему виной неистовая страсть моя… Но ведь из-за вас, Дольсе, из-за очарования вашего оступился я, и было бы несправедливо покарать меня за эту слабость. Забудьте о ней… забудьте, сударыня… заклинаю вас!
— Уйдемте отсюда, Селькур… Я поняла оплошность свою… Не думала я, что подле вас мне может грозить опасность… Вы правы, я сама во всем виновата… — И она попыталась удалиться.
— Значит, вы хотите увидеть, как я умру у ног ваших? — вопрошал Селькур. — Нет, я не отпущу вас, пока вы не простите меня.
— Но, сударь, мне нечего вам прощать, ибо поступок ваш свидетельствует о полнейшем вашем равнодушии ко мне.
— Поступок мой вызван был самой пылкой любовью.
— Но если женщину любят, ее не унижают.
— Простите, что дал извергнуться вулкану чувств своих.
— Встаньте, Селькур… Разлюбить вас выше моих сил… Я прощаю вас, но не оскорбляйте меня более, не унижайте ту, которая, по словам вашим, может составить счастье вашей жизни. Разве утонченный ум не порождает утонченность чувств?.. Если правда, что вы любите меня так же, как я люблю вас, то как могли вы пожертвовать чувством сим ради минутной прихоти? Как посмотрели бы вы на меня сейчас, если бы я удовлетворила желание ваше? И как бы я стала презирать себя, если бы слабостью сей запятнала душу!
— Но ведь вы простили меня, Дольсе, за то, что я не устоял перед чарами вашими?.. Не презираете меня за то, что я, в волнении забыв о разуме, на мгновение послушался зова страсти, поддался опьянению ее? Ах! Неужели я так и не услышу, как в устах ваших прозвучит окончательное прощение мое?
— Идемте, идемте, Селькур, — говорила баронесса, увлекая возлюбленного своего в замок. — Я прощаю вас, но лучше нам поскорей покинуть этот опасный уголок. Нам следует избегать тех мест, где искушение смогло бы снова одержать верх над разумом. И раз мы оба виноваты: вы — в том, что до сих пор не знаете, что такое настоящая любовь, а я — в том, что доверилась вам, то не будем умножать ошибки наши.
Оба вернулись на бал. Прежде чем войти в дом, Дольсе взяла Селькура за руку.
— Дорогой друг, — сказала она ему, — теперь я сама прощаю вас… Не вините меня ни в избытке осторожности, ни в чрезмерной строгости, ибо, уповая на любовь вашу, я из-за собственной слабости едва не утратила ее… Так что же, я все еще хозяйка сердца вашего?
— О Дольсе! Вы самая мудрая, самая чувствительная, самая обожаемая женщина!
Затем вернулись к развлечениям… Очарованный Селькур чувствовал себя на вершине блаженства.
«Вот женщина, которую я ищу, она составит счастье мое. Следующее испытание, коему хотел я подвергнуть ее, становится по существу бесполезным: все добродетели, что только есть на земле, пребывают в сердце моей Дольсе… Небесное создание! Она чиста, как небо в ясный день. Впрочем, не станем обольщаться заранее, — продолжал Селькур свои размышления, — я обещал себе довести задуманное предприятие до конца… Конечно, графиня де Нельмур ветрена, легкомысленна, остра на язык, но она не менее прелестна, чем Дольсе. Так почему бы и душе ее не быть столь же прекрасной… Испытаем и ее».
По окончании бала баронесса уехала. В карете, запряженной шестерней, Селькур сам проводил ее до границ владений своих, еще раз принес извинения, тысячу раз поклялся любить ее вечно и, простившись с очаровательной женщиной, остался уверен как в любви ее, так и в добродетели и утонченности души.
Подарки, кои баронесса получила от великана в черных доспехах, опередили ее, но она не знала об этом. Вернувшись, Дольсе увидела, что все они украшают дом ее.
Лишь несколько мгновений ей было лестно созерцать эти роскошные дары.
«Увы, — вздохнула она. — Сердце мое терзает печаль. Неужели он опять решил проверить, бескорыстна ли любовь моя? Хотя, может быть, это всего лишь следствие легкомыслия человека светского или же просто знак учтивости».
Вернувшись в Париж, Селькур прежде всего отправился к графине де Нельмур. Он не знал, известно ли ей о празднике, устроенном им для Дольсе. В случае осведомленности ее он хотел посмотреть, как известие сие подействовало на горделивую графиню.
Нельмур только что обо всем узнала. Селькура ждал холодный прием, его спрашивали, как это он решился покинуть деревню и приятные увеселения ее. Селькур отвечал, что никак не мог предположить, что простая вежливость, принятая в обществе, и букет цветов, преподнесенный доброй знакомой, могут так взволновать ее…
— Вы же знаете, прекрасная графиня, — продолжал он, — что если бы я действительно пожелал устроить праздник, то королевой его могли быть только вы.
— Тогда вы хотя бы не вернулись оттуда с такой кислой миной. Впрочем, вы сами заслужили ее, избрав дамой сердца эту маленькую недотрогу, почти не бывающую в свете. Вероятно, она уединяется, чтобы никто не мешал ей грезить о своем рыцаре.
— Согласен и признаю свои заблуждения, — отвечал Селькур. — К несчастью, я знаю лишь один способ избавиться от них.
— Что же это за способ?
— Требуется согласие ваше… Но вы же его никогда не дадите.
— А что мне придется делать, скажите, пожалуйста?
— Выслушайте и постарайтесь не сердиться. Букет цветов, преподнесенный баронессе Дольсе, — не более чем милый пустячок. Чтобы убедить вас в этом, мне ничего не остается, как устроить настоящий праздник в честь графини де Нельмур.
— Вы предлагаете мне покривляться вместо этой малютки… Позволить швырять себе в нос цветы, ломать комедию!.. О! И вы считаете, что я подхожу для этого? Вы собираетесь исправлять свои ошибки моими руками, но у меня нет желания ни разделять безумства ваши, ни поощрять ваше непостоянство! Я не желаю рисковать собственной репутацией и стать всеобщим посмешищем.
