Арман Делафер - Одиль, не уходи!
Бокал слегка треснул, хотя и не разбился.
— Бедный бокал, — заметила Одиль, и голос ее тоже прозвучал как-то надтреснуто. — Это к счастью.
Я ничего не ответил.
После обеда я снова уехал в Париж и отправился к тому торговцу мебелью, у которого мы в свое время купили секретер для Одиль. Сказал, что потерял ключ, и без особого труда получил дубликат. Теперь я мог следить за развитием авантюры и по письмам тоже.
Незадолго до шести часов вечера я зашел на завод и вызвал к себе Демонжо. Это был очень хороший инженер, которому я полностью доверял, и теперь сердился на себя за глупые вчерашние подозрения в его адрес. Как ни странно, но, читая письма, я испытывал еще и облегчение от того, что соблазнителем оказался другой человек.
Когда он пришел, я сказал ему:
— Я тебя приглашаю пообедать у нас. Жена хочет сегодня вечером поиграть в бридж.
— Хорошо, патрон. Но сначала…
Он провел меня по всему заводу, в деталях объясняя мне некоторые улучшения, которые он намеревался ввести в производство одного из наших самых важных изделий. Я слушал его, но так рассеянно, что он это заметил.
— Что-нибудь случилось, патрон? Вчера ты был так воодушевлен моим проектом, собирался детально поговорить о нем сегодня. А вместо этого…
Я только жалко улыбнулся в ответ. Мое воодушевление, мое спокойствие были у меня отняты вместе с моим счастьем. Отныне моя жизнь превратилась в кошмар, где были только мучения. Кроме того, меня мучила безумная ревность, и я знал, что не найду покоя, пока не возьму реванш.
Я зашел в контору завода, подписал несколько бумаг, и мы отправились ко мне через лес и парк. Проходя мимо старого дуба, Демонжо вдруг сказал:
— Его надо спилить.
Я вздрогнул. Неужели он тоже заметил проделки Одиль и теперь предлагает мне уничтожить этот почтовый ящик?
— Зачем?
— Да оно насквозь прогнило, это дерево, того и гляди, рухнет и придавит кого-нибудь.
Нет, он ничего не знал, иначе не говорил бы с таким легкомысленным безразличием. Я заставил себя рассмеяться:
— Ба! Дадим ему еще несколько месяцев жизни. Оно еще не выполнило свое предназначение до конца.
Теперь пришла его очередь удивляться.
— Ты говоришь какие-то странные вещи…
— Странные?
— Ты словно ждешь от этого дерева какой-то услуги.
Мог ли я сказать ему, чего на самом деле жду от старого дуба? Вот-вот Лаборд положит в его дупло свое очередное послание. Поздно вечером или рано утром моя жена придет за ним, а чуть позже я найду это письмо в ее секретере. Отныне нас троих затянули колеса безжалостного механизма моего плана мести. Меня могли спасти либо желание Одиль освободиться от наваждения, либо смерть Лаборда.
Его смерть! Я думаю, что если бы в тот момент, когда мысль об этом пришла мне в голову, я мог бы нажатием какой-то кнопки оборвать жизнь Лаборда, я бы это сделал. Но уже в следующую минуту прежние чувства — ненависть и жажда мести — вытеснили эту мысль у меня из головы. К тому же я слишком хотел узнать другую Одиль, а для этого существовало только одно средство — Лаборд, который день за днем кропотливо вызывал в ней новые желания, лепил новую женщину.
Одиль, должно быть, заметила нас из окна, так как вышла нам навстречу. Ничто в ее поведении не выдавало ожидания появления ее полу-любовника. Никто ничего бы не заподозрил. Как всегда она была одета так, что выглядела грациозно, юно и соблазнительно, привлекая внимание мужчин. Она была прекрасна — эта блондинка с огромными зелеными глазами и нежным лицом. Однако рот не был чувственным, губы были не слишком тонкие и не слишком пухлые, обычные, изящные, розовые губы молодой женщины. Вот до чего я дошел: я изучал собственную жену, словно совершенно незнакомую женщину. Но ведь она действительно оказалась для меня незнакомкой.
Мы отправились в гостиную. Одиль весело болтала с Демонжо, а я разглядывал ее лицо, ее профиль и думал: эта — моя, вот эта — немного другая, а что же касается вот этой…
Мы сели ужинать. Одиль была восхитительна, но в этом была большая заслуга Демонжо, веселое оживление которого компенсировало мою задумчивость. Иногда я делал над собой усилие и вставлял несколько слов в их разговор, но больше слушал. Сплетни, кино, литература, театр, философия — они непринужденно переходили от одной темы к другой, не задерживаясь подолгу ни на одной из них. Почему они начали говорить о верности? Не знаю. Но эта тема была затронута, причем говорили они в прежней шутливой манере.
— Я, например, — смеясь, заявил Демонжо, — придерживаюсь мнения Ларошфуко: большинство порядочных женщин — это скрытые сокровища, которые остаются в безопасности лишь потому, что их не ищут.
— Что означает, — подхватила моя жена, — что как только их начнут искать…
— Их найдут. Исключения, по мнению Ларошфуко, бывают крайне редко.
Одиль засмеялась:
— Я как раз такое исключение.
Она повернулась ко мне и спросила:
— А что думает об этом мой муж?
Я не мог уклониться от ответа:
— Ба! Главное, чтобы ты была таким исключением.
Я заметил, что бессознательно гневно комкаю в руках салфетку.
— Если хотите знать мое мнение, — сказала Одиль, — ваш Ларошфуко был обманут одной или несколькими женщинами и пытался, бедняга, отомстить.
Одиль снова посмотрела на меня ясным взглядом и спросила:
— А что бы ты сделал, если бы я тебе изменила?
Признаться, я был ошеломлен таким проявлением дерзости с ее стороны. Она же по-ребячески надула губы и продолжила:
— Ты бы меня убил?
Демонжо расхохотался:
— По-моему, есть более элегантное решение проблемы.
— И какое же?
— Взять в любовники женатого мужчину, чтобы ваш супруг мог утешаться с женой соблазнителя.
К этому времени я уже достаточно ожесточился и вмешался в их спор:
— При условии, что она будет так же хороша, как Одиль, что очень ограничивает мои шансы на достойную компенсацию.
Комплимент явно доставил ей удовольствие, она пожала мне руку и сказала:
— Спасибо, дорогой. Но… если бы это был холостяк?
Она продолжала свою рискованную игру. Я пожал плечами:
— Что ж! Тогда компенсация вообще оказалась бы невозможна.
Наши взгляды встретились. В этой игре была какая-то извращенная прелесть: никто, казалось, не подозревал, что мы обсуждаем реальную ситуацию. Одиль думала, что мне ничего не известно, Демонжо вообще ни о чем не знал. И только один я…
— Тогда нужно найти что-то другое, — продолжил я как можно непринужденнее. — Что? Я не знаю. Но только это «что-то» должно быть оригинальным и исключительным. И достойным красоты Одиль.
