Дж. Уорд - Вечный любовник
— Черт, Мэри… Я не хотел, чтобы ты видела его. — Он покачал головой. — Оно ужасно. Все это так ужасно.
— Не уверена насчет этого. Вообще-то, я подошла к нему довольно близко. К чудовищу. Я была так близко к нему, как мы с тобой сейчас.
Глаза Рейджа закрылись.
— Черт, Мэри, тебе не стоило этого делать.
— Ну, если бы я этого не сделала, зверь сожрал бы Ви и Зейдиста. Буквально. Но не волнуйся, мы с твоей второй половиной отлично поладили.
— Больше так не делай.
— Черта с два. Ты не можешь его контролировать. Братья с ним справиться тоже не могут. Но оно слушается меня. Нравится тебе это или нет, я нужна вам обоим.
— Но разве он не… уродливый?
— Нет. Для меня — нет. — Он поцеловала его в грудь. — Он страшный, мощный и впечатляющий. И если кто-нибудь посмеет подойти ко мне, он уничтожит весь район. Какая же девушка не будет в восторге? Кроме того, теперь, когда я видела этих лессеров в деле, я даже благодарна чудовищу. Я чувствую себя в безопасности. У тебя и твоего зверя за спиной мне нечего опасаться.
Улыбнувшись, она взглянула на него и заметила, как быстро он моргает.
— О, Рейдж… все нормально. Не надо…
— Я думал, что, если ты увидишь его, — сказал он хрипло, — ты уже не сможешь смотреть на меня, а будешь помнить лишь ужасного монстра.
Она поцеловала его и стерла слезу с его лица.
— Это часть тебя, а не весь ты. И ты не такой как он. Я люблю тебя. С ним или без него.
Он притянул ее ближе, положив ее голову себя на плечо. Он тяжело вздохнул, и она сказала:
— Ты родился с ним?
— Нет. Это наказание.
— За что?
— Я убил птицу.
Мэри взглянула не него, подумав, что для такого проступка — это как-то чересчур.
Рейдж пригладил ее волосы.
— Я много всего сделал, но убийство птицы стало последней каплей.
— Расскажешь?
Он долго молчал.
— Это было очень давно, тогда я был совсем молод. Сразу после превращения меня было невозможно… контролировать. Я получил новую энергию, новую силу, но глупо использовал ее. Я не был злым, просто тупым. Красовался. Искал драк. И я, хм, я спал со многими женщинами, с женщинами, к которым не должен был прикасаться, потому что они были чьими-то шеллан. Я и не думал выводить из себя их супругов, просто брал то, что предлагалось. Я брал… все, что мне когда-либо предлагали. Я пил, я курил опиум. Стал принимать лауданум…[111] Какое счастье, что ты не знала меня тогда.
Это продолжалось лет двадцать-тридцать. Я был ходячей катастрофой. А потом, конечно же, появилась женщина. Я хотел ее, но не мог получить. И чем больше она дразнила меня, тем сильнее становилось это желание. Она появилась как раз тогда, когда меня приняли в Братство. Оружие заводило ее. Воины тоже. Она хотела быть лишь с членами Братства. Однажды ночью я привел ее в лес и показал свои кинжалы и пистолеты. Она играла с моей винтовкой. Боже, я помню, как она держала ее в руках — это было кремниевое ружье, такие делали в начале XIX века.
XIX век? Боже правый, да сколько же ему лет, подумала Мэри.
— В общем, оно выстрелило в нее в руках, и я услышал, как что-то ударилось об землю. Это была сова. Одна из тех красивых белых сов. Я до сих пор вижу кровавые пятна на ее оперенье. Когда я поднял птицу и почувствовал ее вес в своих руках, я понял, что беспечность — одна из форм жестокости. Понимаешь, я всегда думал, что, если причинял вред ненамеренно, то это не моя вина. Но в тот момент я осознал, что ошибался. Если бы я не дал той женщине ружье, птица была бы жива. Я был ответственен за смерть, хотя и не нажимал на курок.
Он откашлялся.
— Сова была совершенно невинным существом. Такая хрупкая и маленькая, по сравнению со мной, она истекла кровью и умерла. Я чувствовал себя… ужасно. Я как раз раздумывал, где мне ее похоронить, когда появилась Дева-Летописеца. Она была в ярости. В ярости. Она любит птиц, а сова — это ее священный символ, но, конечно, не только убийство было причиной ее злости. Она взяла тело из моих рук и вдохнула в него жизнь, посылая сову в вышину ночного неба. Мое облегчение было неописуемо. Это было словно очищение. Я был свободен, чист. Но потом Дева-Летописеца повернулась ко мне. Она прокляла меня, и с тех пор, каждый раз, когда я теряю контроль над собой, появляется чудовище. В данном случае это стало идеальным наказанием. Это научило меня сдерживать свою энергию, свой характер. Это научило меня задумываться о последствиях всех моих действий. Помогло мне понять силу своего тела, которую я мог бы растрачивать впустую и дальше, если бы не проклятье.
Он слабо рассмеялся.
— Дева-Летописеца ненавидит меня, но все же она оказала мне чертовски хорошую услугу. Ну так… это и есть та самая ужасная причина. Я убил птицу и получил чудовище. И просто, и сложно, правда?
Грудь Рейджа приподнялась, когда он сделал глубокий вздох. Она чувствовала его сожаление так, словно оно было ее собственным.
— И просто, и сложно. Точно, — прошептала она, поглаживая его по плечу.
— Но есть и хорошие новости: примерно через девяноста один год все будет кончено. — Он нахмурился, словно обдумывал эту перспективу. — Чудовища больше не будет.
Забавно, но он выглядел немного обеспокоенным.
— Тебе будет не хватать его, так ведь? — Спросила она.
— Нет. Нет… это будет огромным облегчением. Правда.
Но морщины на его лице так и не разгладились.
Глава 48
Следующим утром около девяти часов Рейдж потянулся в постели и с удивлением осознал, что чувствует себя совершенно нормально. Раньше он никогда не восстанавливался так быстро. Возможно, все происходило так, потому что на этот раз он не боролся с изменением, принимая его с радостью. Может, в этом-то и был весь фокус. Просто изменяться.
Из ванной вышла Мэри с кипой полотенец в руках и направилась в гардеробную, чтобы спустить их по трубопроводу в прачечную. Она выглядела уставшей и расстроенной. Что было понятно. Большую часть утра они обсуждали произошедшее с Бэллой, и он сделал все от него зависящее, чтобы переубедить ее, но оба хорошо понимали, что ситуация серьезная.
И для ее волнений была еще одна причина.
— Я хочу пойти к врачу с тобой, — сказал он.
Она вернулась в комнату.
— Ты проснулся.
— Да. И я хочу пойти с тобой.
Когда она подошла к нему, он увидел ее напряженный взгляд, который всегда был предвестником спора.
Так что решил ударить по самом вероятному из ее аргументов.
— Перенеси прием на более позднее время. Солнце сейчас заходит в пять тридцать.
