Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
В гараж он пришёл, когда все шофёры уже начинали рабочий день. Как и положено, конечно, – с перекура. Перекуривали в специально отведенном для этого месте для курения – на низеньких скамейках, замкнутых в виде квадрата вокруг углублённого в землю ведра с водой, в которой плавали раскисшие окурки.
Аполлон поздоровался и, хотя не курил, тоже подсел в компанию.
– О! Смотрите, кто идёт, – воскликнул вдруг Перепелиное Яечко, глядя в сторону проходной. – Явление Христа народу.
От проходной шёл Антон. Вид у него был обычный для человека, только что вышедшего из запоя: опухшее лицо с узкими щёлками вместо глаз, недельная щетина, непричёсанные, торчащие во все стороны, волосы, страдальческая мина, помятая одежда.
Антон подошёл, поздоровался с каждым за руку и сел на скамью.
– Дайте кто-нибудь закурить, – попросил он, шмыгнув сначала носом, а потом смачно высморкавшись в ведро.
– Чё это ты сопли посреди лета распустил? – спросил его Бочонок, протягивая пачку "Примы". – Людям аппетит тут портишь…
Антон не спеша прикурил от Бочонковой сигареты, несколько раз глубоко затянулся, прежде чем ответить на, в общем-то, риторический, вопрос:
– А-а-а… Баба вчерась выгнала на ночь глядя с хаты.
– Так на улице даже лучше спать: на свежем воздухе. Как в вытрезвителе, – подковырнул его Перепелиное Яечко.
Антон помолчал, не обращая внимания на колкость. Потом, решил, всё же, видимо, поплакавшись, облегчить обиду, нанесенную женой:
– Да я ж вчерась уже почти совсем не пил, хоч и праздник был… Стали ложиться спать, ну, мне захотелось… Я ей говорю: "Шур, давай". А она, зараза, ты пьяный, говорит. Ну не скотина ли? А? Хоч бы, правда, пьяный был, а то ж только выпимши. За весь день, если бутылку самогона выпил, так хорошо. А она заладила как попугай: пьяный ты, да пьяный. Только по трезвянке, мол, давать буду… Нет, она мне ещё условия выставлять будет!…
Антон презрительно сплюнул в ведро.
– А у тебя, наверно, стоЗт, только когда выпьешь, – подначил со своей лукавой улыбочкой Бочонок. – Несостыковочка…
Мужики заржали.
– Чё вы ржёте как жеребцы перед течной кобылой, – недовольно протянул Антон, но всё же продолжил свои излияния:
– Ну, я ей по морде, конечно, съездил. А она, зараза, выступком по яйцам, и, пока я корячился, за дверь, как был, в одних трусах выперла…
Мужики зареготали, а Антом снова высморкался.
– Так ты чё, под дверью всю ночь, как цуцик скулил? – спросил Перепелиное Яечко.
– Зачем?.. – рассудительно произнёс Антон, и хитро посмотрел на него. – Зря, что ли, ты сена уже успел подкосить?
– Ах ты, зараза, – притворно возмутился Перепелиное Яечко, замахиваясь на Антона, – небось, всё сено мне самогоном провонял.
– Тебе его бананами провоняли, – хихикнул Антон.
– Ты чё плетёшь? Какими ещё бананами? Скажи ещё – ананасами…
– Может, и ананасами, точно не скажу… Вы когда-нибудь слыхали, чтоб мужик с бабой ночью в сено не покувыркаться, а пожрать приходили?
Антон обвёл всех интригующим взглядом.
– Это только в детских сказках бывает, – ответил за всех "вумный" Бочонок.
– Ага… Я раньше тоже так думал, – вроде как обрадовался Антон, – а этой ночью сам убедился…
С громким "музыкальным" сопровождением он выдул в ведро очередную порцию соплей и продолжил:
– Зарылся я, значит, в копнушку поглубже – ночью-то прохладно – и задремал себе… Если я и был выпимши, то как раз, чтоб заснуть побыстрее…
– Выходит, правильно тебе Шурка не дала, – перебил его Бочонок, – а то б прямо на ней и захрапел.
Мужики опять захохотали, и тут же Перепелиное Яечко подлил масла в огонь, скаламбурив:
– Ага, не засунул, так заснул.
Антон засмеялся вместе со всеми, затем продолжил своё повествование, сделав глубокую затяжку:
– Да ладно тебе… Ну вот, заснул я, значит, – он покосился на Перепелиное Яечко. – Сколько я там дрыхнул, не знаю. А только проснулся оттого, что, чувствую, дыхать чтой-то чижало стало. Вроде как хтой-то давит на меня сверху. Ну, тут и слышу, он и говорит: что, правда, что ли, вкусно?
Аполлон растерянно посмотрел на Антона, и улыбка медленно сошла с его лица.
– Кто – он-то? – заинтригованно спросил до сих пор молчавший толстый, неповоротливый бульдозерист Валера.
– А хрен его знает, Что я его, видал, что ли?
– Ну, так по голосу, небось, узнать можно было?
– Ну, так я ж говорю, что поддавши был. Да ещё спросонья. Да они там ещё сеном шуршали… Короче, вкусно? – спрашивает. А она говорит… Как она сказала-то?.. – Антон склонил голову набок и, скривив мученическую рожу, поскрёб затылок. – Ага! Бездумно, говорит, вкусно. А сама жрёт и, слышно, аж причавкивает. Видать, и правда, чтой-то вкусное хавала, потому как, слышу, аж стонет от удовольствия…
Аполлон уже давно понял, кому он вчера целовал ручку, и по чьей милости всю ночь просыпался потСм, обливаясь холодным пСтом. Он посмотрел на руки Антона – крепкие руки деревенского мужика с заскорузлыми пальцами, поросшими редкими волосами, и с неровными грязными ногтями, и его чуть не стошнило. Чёрт бы побрал этого Антона! Вечно он в самый ответственный момент оказывается там, где его не просят. Ну какого, спрашивается, дьявола, приспичило ему к Шурке своей приставать со своей похотью? Брал бы пример с Наполеона. Спал бы он тогда у себя в тёплой постельке под боком у жены, соплей бы не нажил, и другим бы не мешал любовью заниматься. И так стало Аполлону обидно, и он с таким аппетитом сплюнул себе под ноги, что сидевший рядом с ним Валера опасливо на него покосился.
– А он и спрашивает: что, вкуснее бананов? А она: спрашиваешь – конечно, говорит, вкуснее. А сама всё чавкает и ещё просит: давай, говорит, ещё – уж больно вкусно… Ну, я хотел это безобразие прекратить – что я им, стол, что ли? Дыхать уже невмоготу стало – прямо на грудь давит. А потом подумал: а если они там борщ жрут? Рявкнешь, а тебя с перепугу ещё борщом горячим ошпарят – как-никак, я ж там в одних трусах был…
Антон обвёл всю компанию интригующим взглядом и продолжил:
– Ну, думаю, дай сначала пощупаю, что они там жрут. Руку так потихоньку высунул, а они, представляете, сразу её – в рот. Я и сообразить даже не успел. Что они там, такие голодные были, что ли? Праздник, вроде был…
Антон в задумчивости почесал затылок, высморкался.
Аполлон отвернулся с новыми позывами на тошноту.
– Ты б им лучше петуха своего высунул, – давясь от смеха, проронил Перепелиное Яечко, – пусть бы пососали. Тогда б и Шурки тебе никакой не надо было б с её условиями.
– Ну и чё, пальцы-то с бананами не перепутали? – с издёвкой в хитрой своей улыбочке спросил Бочонок.
– Не-е-е, выплюнули, – Антон поднял руку перед собой, с любопытством осматривая пальцы. – Да с перепугу такого стрекача задали, что меня аж под рёбра лягнули, когда вскакивали…
