Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Не то чтобы это нарушало их правила, но это дает мне шанс удержать свои реакции под контролем. Слезы, жгущие глаза, прорываются бурным потоком, и лицо Зэя размывается перед моим взглядом.

– Ты хороший, хороший человек, Зэй Аридам, – шепчу я.

Он качает головой:

– Не благодари меня.

Я хмурюсь.

– Почему? Ты обещал Гермесу что-то взамен? – спрашиваю я; подозрение заставляет меня присмотреться к нему.

– Нет. – Он отмахивается от моих страхов. – Вообще, он сам ко мне пришел.

Да хрена с два. С чего бы Гермесу это делать? По какой причине?

– Разве ты не хотел бы попросить вернуть кого-то для тебя? Кого-то близкого?

Он качает головой.

– Ну… спасибо тебе и от Буна, и от меня. – Я прижимаю ладонь к стеклу, и Зэй отвечает тем же с другой стороны.

Что еще я могу сказать?

– Спасибо, что попросила меня стать твоим союзником, – говорит Зэй. Его улыбка именно такая, какую я представляла у старых друзей: полная понимания и принятия – и необходимости быть рядом друг для друга.

Мне нравится считать его другом. Бун сказал, что у меня нет друзей не из-за проклятья, но из-за стен, которые я возвожу. С Зэем я этого не делала, и он принял меня, хотя и не должен был. Проклятье там или не проклятье.

– Я, наверное, принесла тебе больше проблем, чем их решений, – говорю я.

Улыбка Зэя растягивается в ухмылку:

– Я люблю решать проблемы.

Он такой очаровательный, что я не тружусь говорить ему правду. Даже если Зэй победит в последнем Подвиге, я полагаю, он не победит в Тигле. Учитывая, что одна из его побед на двоих с Римой. Диего победит. Несмотря ни на что. Но я не собираюсь выкладывать ему это. Одного жеста… достаточно.

И еще это подает мне идею.

Аиду это не понравится. Харону тоже, если на то пошло. Это своего рода предательство. Но так будет правильно поступить.

– Зэй… я хочу попросить об услуге.

– Что за услуга? – спрашивает он. Ни опаски. Ни подозрений. Только доверие.

Я и правда выбрала лучшего союзника во всем этом кошмаре.

– Тебе не понравится.

Сегодня вечером вместе с ужином в мою камеру доставили новенькую форму – явный намек на то, что скоро будет следующий Подвиг. Скорее всего, в ближайшие часы.

Я поела. Оделась. И села на кровать в ожидании. Надо бы отдыхать, но тревожная нервная энергия… слишком много нервов, чтобы опознать все остальные бурлящие эмоции… не дает мне расслабиться.

Так что я меряю камеру шагами. И сижу. И шагаю.

И всю ночь и следующий день я слежу за дверью, предвидя появление одного лица, надеясь на другое. Я поставила Зэя в сложное положение, но непреложно верю в то, что он выполнил мою просьбу. Его пришлось поубеждать, но он согласился.

Вечером дверь внезапно открывается – я даже не слышала шагов с той стороны, – и я поднимаюсь на ноги, ожидая, что войдет кто-то из даймонов или, возможно, Аид, чтобы забрать меня на финальный бой.

Но… входит богиня. Одетая в розовое платье из текучего шифона, с мерцающим золотом на глазах и губах, она как ни в чем не бывало появляется здесь, как будто так и надо.

– Привет, дорогая, – щебечет Афродита.

Она даже не смотрит на Зелеса, который ее впустил. Просто оглядывает мою камеру, морща носик.

– Как все… тускло, – комментирует она. – Тебе, должно быть, так скучно.

Я справляюсь.

Она пронзает меня взглядом, искрящимся озорством.

– Буду рада подарить тебе ментальный оргазм мыслью о горячем мужчине, чтобы хоть как-то скрасить твой унылый день.

Зелес застывает на месте в дверном проеме.

Богиня стоит спиной к нему, так что ему не видна еще более озорная улыбка, играющая у нее на губах. Она нарочно крутит мозги даймону.

– Я скоро на Подвиг пойду, – замечаю я.

В голосе Афродиты звучит мурлыканье:

– Это лучший способ расслабиться перед битвой, какой я знаю.

Битвой? Это намек?

Она поднимает брови, выразительно глядя на меня.

Я прокашливаюсь, обходя застрявший в горле смешок:

– Нет. Но спасибо.

Она раздраженно дергает плечами:

– Я чувствую нереализованное сексуальное напряжение, тянущееся сюда от дома Аида через весь Олимп. – Потом богиня настойчиво и направленно смотрит на меня. – Ты уверена, что тебе не нужна моя помощь?

И бросает взгляд в сторону, намекая на Зелеса. Она хочет, чтобы он ушел.

– О… Ну… Наверное, мне не повредит…

– Прекрасно! – Богиня радостно хлопает в ладоши.

И тут прокашливается Зелес, на чьем бесстрастном лице царит выражение, самое близкое к ужасу и одновременно восхищению, на какое он в принципе способен:

– Я дам вам побыть… наедине.

Он пулей вылетает за дверь, и Афродита смеется, лицо ее полно искреннего веселья, а не чего-то, должного вызывать конкретную реакцию. По-моему, так она куда красивее. И настоящая.

Отсмеявшись, она окидывает меня взглядом.

– Зачем ты пришла? – спрашиваю я.

– Деметра.

У меня расширяются глаза. Это последнее, чего я ожидала, в основном потому, что мы с Зэем – единственные два человека, которые знают, что я через него пыталась связаться с этой богиней и просила прийти и поговорить со мной. Но понимание приходит довольно быстро, и я корчу гримасу:

– Она не придет?

Афродита делает паузу и качает головой.

– Она сказала, что зверушка Аида не стоит ее времени.

Упрямые, гордые, надменные божества. Странно, что у них вообще уши остались, они же их так часто отмораживают назло всем подряд.

– Почему ты хотела ее видеть? – спрашивает Афродита.

Я рассматриваю ее лицо, как она – мое секунду назад. Странно, но, кажется, я доверяю ей больше всех из богов и богинь. Возможно, даже больше, чем Аиду, учитывая его тайны и ложь. Может, потому, что она дала мне увидеть настоящую ее. Честно, я не уверена.

Но поделиться с ней таким секретом…

Я делаю глубокий вдох. Потом еще один. «Пожалуйста, пусть это будет верное решение».

– Персефона не умерла.

Вот. Я это сказала. Слишком поздно брать слова назад. Остался только путь вперед.

Глаза богини любви и страсти расширяются.

– Это невозможно, – шепчет она сквозь сомкнутые губы.

Мое сердце бьется сильнее от одной ее реакции. Я облажалась, когда сказала ей?

– Тебе лучше присесть.

Когда мы обе устраиваемся в креслах лицом друг к другу через стекло, я рассказываю то немногое, что я знаю.

– А царь богов может выпускать заключенных из Тартара? – спрашиваю я.

Между идеальных бровей пролегает легкая морщинка.

– Нет, – медленно говорит Афродита. – Единственный способ открыть Тартар – это задействовать всех семерых богов и богинь, что заперли там титанов. И даже ради Персефоны – не думаю, что мы сможем убедить всех семерых рискнуть и попробовать. – Морщинка углубляется. – Как она туда попала? – спрашивает богиня больше себя саму, чем меня. – И почему?

Потом она поднимает взгляд на меня, и замешательство сменяется задумчивостью.

– Ты собиралась сказать Деметре?

Я киваю:

– Диего – ее поборник. Он победит в Тигле, если выживет в этом Подвиге. Может, она сообразит, как использовать эту власть, чтобы вернуть свою дочь. Ты сама сказала: у Аида всегда есть план.

Аиду надо было все рассказать матери Персефоны, но это слишком в его стиле – держать карты при себе и пытаться исправить все самому.

– Я собиралась выменять эту информацию на обещание сделать Буна богом, – говорю я.

Она довольно мурлычет:

– Я знала, что ты не зря мне понравилась. – Потом ее лицо серьезнеет. – Почему сейчас? Зачем устраивать эти хлопоты, а не сказать ей самой после испытания?

– Потому что я могу не выжить, – говорю я. – А она имеет право знать.

Афродита кивает, плотно сжав губы.

– Но я все еще не знаю, что задумал Аид, – говорит она. – Открыть Тартар в одиночку опасно и невозможно. Только со всеми нами.