Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки
И я не выдержала. Было невероятно мучительно вспоминать о моем мире, при этом, прекрасно понимая, что больше я туда никогда не вернусь. Жизнь в королевском дворце стала казаться для меня адом, с постоянной непрекращающейся агонией воспоминаний, палачом в котором была я сама.
Я начала ненавидеть утро. За то, что просыпалась, а ночи за то, что никак не могла уснуть. Я боялась снов о прошлом. А мне снились работа, мой бывший, или родители. Я приходила к ним, а они меня не видели. Когда пыталась остаться, меня вырывало и уносило куда-то в черноту. В итоге я просыпалась совершенно разбитая и в слезах.
А мелодрамы для ее высочества и вовсе доконали расшатанные нервы. И теперь, когда, меня никто не видел, я плакала. Слезы помимо моей воли катились из глаз. В голове постоянно крутились мысли о прошлом, о моем мире. Преследовали картинки из текстов, которые я переписывала ее высочеству, строки из стихов. Последней каплей стал 'Жестокий романс'. Принцесса осталась в восторге, а мне хотелось стать Ларисой Дмитриевной, чтобы для меня наконец-то все закончилось. А вчера и вовсе возникло непреодолимое желание взять револьвер и…
А им не терпелось, знать, знать, знать!.. И они третировали меня этим, терзали, убивали. Я больше не могла терпеть. Тоска страшной силой рвала грудь. А еще последняя просьба короля — 'Расскажите о своем детстве'… Вчера я чрезвычайно была близка к убийству, хотя и не знаю чьего именно. Руки дрожали, ком встал в горле и, кажется, не прошел до сих пор, но я смогла и рассказала, и голос не дрожал… О Господи, да когда же прекратятся эти пытки?! Сколько я еще продержусь?..
Мне уже не хотелось ничего, даже забыться не получалось. Я желала лишь одного, чтобы все закончилось.
Придвинув кресло к большому окну, и закинув за его спинку штору, чтобы хоть как-то отгородиться от чужих глаз, я сидела и тихонько плакала. Мне уже было все равно. Вот так бы нажать курок, раз и…
— Аннель? — раздался голос, который я узнала. Еще неделю назад, я была бы безумно счастлива его видеть, но слишком поздно. Мне так горько, так больно…
Я быстро скорчилась в кресле, пожав под себя ноги, чтобы из-за высокой спинки меня не было заметно. Не сейчас. Не сегодня. А может быть никогда…
Сейчас, с кристальной ясностью я вдруг поняла, что какой же все-таки была дурой, предаваясь еще неделю назад глупым мечтаниям. Я всего лишь попаданка, не имеющая возможности вернуться обратно. Я обычная серая мышь, которая волею судьбы…
— Аннель? — теперь мое имя прозвучало требовательно.
'Уходи!', - хотелось крикнуть мне, но я промолчала. — 'А то я глупая, нафантазирую себе, а потом когда пойму… Нет. Уж лучше разом, пусть будет больно сейчас!'
На всякий случай я даже глаза зажмурила, чтобы не видеть, почти дышать перестала. Но шелест вуали, подсказал мне, что мольбы остались не услышанными.
— Господи, да что с вами?!
Я открыла глаза, чтобы увидеть перед собой взволнованное лицо Себастьяна.
— Вам плохо, у вас что-нибудь болит? — но я лишь покачала головой. — Вас обидели?
В ответ снова молчаливое — нет, а чтобы не видеть его больше, снова закрыла глаза. Тогда мужчина, ухватив под мышки, осторожно вынул меня из кресла и, поставив на ноги, легонько встряхнул.
— Да не молчите же! Не пугайте меня! Что такого ужасного произошло, что вы плачете?! — в его голосе звучала неподдельное волнение.
Я вновь предпочла смолчать и, открыв глаза полные слез, отвела взгляд к окну.
— Меган забила тревогу. Меня выдернули из… Да неважно! Аннель, что с вами?!.. — и словно осененный нехорошей догадкой, хрипло спросил: — Кларенс? Он?..
— Он здесь не причем, — пришлось ответить мне. — Во дворце я в безопасности.
— Тогда что? — и удерживая за спину, словно куклу одной рукой, второй, коснувшись подбородка, заставил взглянуть на него. — Ответьте — что произошло? Аннель, вы похудели, вы… Вы выглядите изможденной. Аннель, родная?..
Это было произнесено так ласково, так участливо, что я не выдержала и, высвободив подбородок, уткнулась ему в грудь и горько зарыдала.
Поначалу Себастьян ничего не говорил, только прижал меня покрепче к себе, потом, когда слезы начали утихать, стал нашептывать что-то милое.
Выплакавшись, я судорожно вздохнула напоследок, а потом подняла лицо и заглянула ему в глаза.
— Видимо вам нравится плакать у меня на груди, — он осторожно утер слезы со щек.
— Видимо, — осторожно согласилась я.
Все глупые мысли, о том, чтобы больше не видеть его, вылетели из головы. Я просто стояла и смотрела, не отрываясь.
Себастьян ожег меня каким-то завораживающе долгим взглядом, словно пытался в глубине души разглядеть что-то понятное лишь ему одному.
— Так что с вами произошло? — едва слышно вновь спросил он. — Я перепугался, что случилось страшное…
— Я домой хочу… — прошептала я тихо в ответ. — Я так сильно хочу домой… Я… — и горячие слезы вновь потели по щекам. — Я бы что угодно отдала, лишь бы иметь возможность вернуться… Себастьян, вы даже не представляете как это ужасно! У меня уже сил нет…
— О Господи! — едва не взвыл мужчина в ответ на мои бесхитростные слова и стиснул в объятьях, так крепко, что я даже шевельнуться не могла. Да, собственно говоря, и не хотела.
Прижавшись щекой к его камзолу, я молча роняла слезы, хотя они уже не были наполнены той тоской, что еще несколько минут назад владела мной. Казалось с появлением Себастьяна, грусть уменьшилась, и уже было не так горько и одиноко.
— О боже, Аннель! О боже, боже… — горячо зашептал он, целуя мои волосы. — Господи боже, если б я мог! Если бы я мог!.. — и еще крепче прижал меня к себе.
Не знаю, сколько мы так простояли, может минуту, а может час. Себастьян нежно прижимался щекой к моим волосам, то отрывался, чтобы в следующее мгновение нежно коснуться губами. А я, так и не уловив смысл его слов, прильнула к нему и впитывала его силу, уверенность и ласку.
Когда объятья немного ослабли, я вновь решилась посмотреть на Себастьяна.
— Ах, Аннель, Аннель, Аннель… — как заклинание тихо прошептал он, и словно боясь спугнуть, осторожно поцеловал в висок.
И это нежное касание отогнало все мысли, что угнетали меня долгие дни. Вопреки предостерегающему от такого шага разуму я подалась к нему, чтобы легкое прикосновение превратилось в осязаемую ласку. Пусть только сейчас, пусть… Не важно…
Мне хотелось лишь нежности и участия.
А Себастьян, словно услышав мои размышления, тихонько коснулся скулы, потом щеки, а за ней краешка губ. Повернув голову, я первой превратила нежную игру в настоящий поцелуй. Просто потому что… Других мыслей не было.
