Вероника Мелан - Дрейк
Думалось хорошо. К тому же практически ушла накопившаяся внутри на ребят обида. Действительно, при чем здесь их поведение? Главное – моя реакция. Именно над ней следует работать.
Как только я сделала для себя новые выводы и утвердилась в них, тут же потекли новые объяснения от Начальника:
– Теперь насчет злости. Она бывает очень полезна в том случае, когда появляется страх. Страх сковывает действия. Если на тебя наседают, прижимают, оказывают давление, почувствовать злость-гнев-ярость – очень быстрый способ выпутаться из ловушки, перейти из пассивного режима в активный, сфокусироваться на проблеме и перейти к действиям. Именно это ты на себе и прочувствовала. Верно говорят, что злость придает сил, но нужно помнить, что она их также и отнимает. Каждый раз после ярких вспышек ты будешь чувствовать, что твой резерв истощен, а иногда и полностью опустошен. Но пока уверенность, позволяющая защищаться от нападок спокойно, без растраты энергии, еще не пришла, злость иногда можно использовать. Все же постарайся делать это не слишком часто.
– Хорошо. Я поняла.
Значит, моя реакция на пресловутого Баала не была такой уж неверной? Ведь возникший кратковременный гнев помог поднять голову, а иначе так бы и робела, стоя перед командой. А про частое использование – и самой не хотелось. Действительно, опустошает.
Через несколько минут машина неожиданно вывернула на знакомую улицу и остановилась у подъездной дорожки к особняку. В прихожей горел свет, а на подоконнике, глядя на улицу, сидел терпеливый ждущий хозяйку Миша.
– Ох, как быстро… – я отняла взгляд от крыльца и посмотрела на Дрейка. – Скажи, ты специально кружил непонятно где, чтобы было время поговорить?
Он не ответил, только мягко улыбнулся.
Какое лицо…. эти губы… век бы любовалась. Но нужно выходить из машины, говорить «спокойной ночи» и идти в дом.
«Нет-нет… еще хоть минутку…»
Начальник сидел вполоборота, положив локоть на руль, смотрел на меня и молчал. Не гнал на улицу. А моя грудь медленно наливалась жаром, от пришедшей в голову мысли сделалось душно.
– Дрейк, скажи… тебя можно как-нибудь коснуться?
Он не выказал удивления. Но и не торопился поощрять.
– Зачем тебе это, Бернарда?
(Зачем? Люблю тебя, сил нет… умру, если не коснусь…)
– Просто ответь.
Долгое молчание и глубокий взгляд глаза в глаза.
– Пока я в форме можно. Но не открытых участков кожи.
Большего в тот момент мне и не требовалось. Жадно и одновременно робко я протянула руку и впервые в жизни коснулась серебристой ткани. Положила на плечо ладонь, сжала его пальцами – твердое, мускулистое, теплое. По телу моментально прошла опьяняющая волна. Он живой, горячий, крепкий…. О, Боже, дай мне сил… Пальцы соскользнули с плеча на грудь, прочертили горизонтальную линию и прижались к тому месту, где билось сердце – тук… тук… тук…
«Он мой. Не отдам!»
Все это время я смотрела только на свою руку, наслаждаясь, упиваясь прикосновениями, пропечатывая их в памяти. А потом перевела взгляд на лицо и мгновенно разучилась дышать. В глазах Дрейка застыло выражение дикого, но тщательно сдерживаемого зверя, который хотел заявить свои права на ситуацию, но не мог, не имел возможности этого сделать. Взгляд серо-голубых глаз жег, проникая в самую женскую сущность.
Я улыбнулась, продолжая скользить пальцами по его груди. Медленно, чувственно, мучительно нежно.
– Невероятно… Как в клетке с тигром, когда можно войти и обнять зверя за шею, знаю, что он не укусит. Лапы замотаны, мордочка тоже.
Дрейк закрыл глаза и улыбнулся. Моя рука на его груди, невероятное ощущение запретной близости.
– У меня хорошая память, Бернарда. А ведь ситуация когда-нибудь может и измениться, помни об этом.
Фанатея от собственной дерзости, скользя по тонкому льду вседозволенности, я наклонилась к его лицу. Ближе, чем когда-либо – волоски на моей коже зашевелились от искрящегося невидимой энергией поля. И все же ближе… еще ближе, почти к самым губам. За моими действиями наблюдал из-под прикрытых век тот самый зверь, жар колыхался волнами в глубине обычно холодных глаз.
– Не надо…. – ласковый голос. Насмешливый, хриплый, предостерегающий. – Не ходи по грани. Она тонкая.
Застыв у самых губ, я медленно и глубоко вдохнула запах его кожи – сердце забилось от дикого пьянящего восторга.
«Мой. Мой!»
– Я все сделаю для того, чтобы однажды ситуация изменилась, – прошептала я с улыбкой.
Затем нехотя отодвинулась, с сожалением отняла ладонь от вожделенной груди и с улыбкой на лице вышла из машины, не замечая ни холода, ни ветра.
Теперь можно и к Мише….
Теперь можно все, что угодно.
Это случилось с ним впервые в жизни – собственный дом был рядом, а Дрейк все сидел в машине с выключенным мотором и смотрел на падающий снег за окном, не желая, чтобы то чудесное ощущение, которое пришло к нему, когда ее мягкие сладкие губы оказались рядом, когда-нибудь кончалось. Наверное, так оно и будет – жизнь длинна, а память имеет тенденцию к забвению, но, видит Бог, он хотел сохранить это воспоминание на всю оставшуюся жизнь. Бережно сложить его туда, где хранилось самое ценное, и доставать на поверхность тогда, когда будет казаться, что смысла нет.
Нет, смысл есть. Он есть в таких вот минутах, в силе чувств, в головокружительном порыве, что искристым смерчем иногда врывается в душу, и даже когда дверь уже закрыта, все равно продолжает кружить мысли и голову.
Пусть человеческое тело неидеально, но больше невозможно было и помыслить, чтобы отказаться от него, изменить форму на более совершенную. Ни сейчас, ни потом. Теперь Дрейк это знал.
Пусть будет хорошо так долго, насколько это возможно. Даже если потом будет иначе. Годы одиночества – привычная вещь, а вот что творилось сейчас – нет. Отвыкшему от подобных терминов начальнику казалось, что творилось… чудо.
На окно налипал снег, машина медленно превращалась в укутанную белой ватой берлогу, но он никак не мог заставить себя выйти наружу. Казалось, двинешься, и нарушится ход сказки. Или наоборот она накроет тебя с головой, сотрет барьеры и контроль, выпустит на волю что-то… нет, не давно забытое, а что-то совершенно новое, неизведанное.
Господи, а он – творец – думал, что впереди осталась лишь скука. Годами не мог создать ту, что хотелось бы видеть рядом с собой, и давно смирился.
А теперь она пришла. Тихой поступью из другого мира прямо под кожу.
Это теперь совершенно новое неукротимое чувство билось в венах. Легкий сквознячок флирта перерастал в бушующий эмоциями шквалистый ветер. Это было и хорошо и плохо.
Видит Бог, Дрейк впервые в жизни чувствовал себя так, как теперь. И, привыкший предполагать, рассчитывать, контролировать ход совпадений и событий, совершенно не знал, (более того не хотел знать), чем все это могло обернуться.
