Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна
Я вновь переворачиваюсь на спину, но застываю, уловив движение в комнате.
— Норин? — Спрашиваю я, приподнявшись на локтях.
Прищуриваюсь, пытаясь привыкнуть к темноте, и внезапно понимаю, что напротив кровати кто-то стоит. Черный, едва заметный силуэт. Спина прямая. Руки худые. Висят по обе стороны такие же бледные, как листы бумаги. В горле встает ком. Я растерянно гляжу на тень, а она глядит на меня, и я вдруг думаю, что никакая это не Норин. И не тетя Мэри.
— Кто вы? — Я вжимаюсь в кровать, а силуэт делает шаг вперед, и лунный свет, что лениво прорывается сквозь толстые занавески, освещает мне сероватое лицо, скрытое за черной вуалью. На моей гостье старое, плавающее от невидимого ветра платье. Чувствую, как покрываюсь дрожью, и со всей силы сжимаю в пальцах одеяло. — Кто вы? — Вторю я, а тень не двигается, паря над полом, словно дымка.
Парализующий ужас прокатывается по мне, будто бритва. Черные глаза за вуалью на меня смотрят. Я не вижу их, но чувствую, как они путешествуют по моему лицу, изучают панику, ярко вспыхнувшую в моих глазах. Мне страшно. Это не мама. Это кто-то чужой. От этого призрака волной исходит жгучая ненависть. И она тянется ко мне, к моему лицу, она душит меня, словно имеет материальную форму. Я вдруг думаю, что не тени от ветвей деревьев овивают мою шею, а тень от костлявых пальцев смыкается вокруг моего горла.
Давлюсь собственным дыханием, резко тянусь к светильнику и включаю лампу, так и не решившись вымолвить хотя бы слово. Тело будто окаменело. Руки налились свинцом и застыли на кровати, так крепко вцепившись в простыню, что неприятная боль пробегает вверх по запястьям. Я порывисто оборачиваюсь, стиснув зубы, но никого не вижу.
Перед моей кроватью никого нет.
Черт возьми. Я, наконец, могу шевелиться. Прохожусь холодными пальцами по лицу и убираю назад волосы. Кто это был? Что ей было нужно? Почему она приходила?
Выдыхаю и почему-то горблюсь, словно это миллионный вопрос, ответ на который я никогда не получу. Мне полагается бонус? Я нелепо усмехаюсь и взвываю, вновь упав на кровать. Прикрываю ладонями глаза и невольно думаю о том холоде, что исходил от этого призрака. С какой бы целью не приходила эта женщина, хорошими ее намерения назвать у меня язык не поворачивается. А вдруг призраки могут мне навредить?
Я должна поговорить с Ноа Мортом.
Выключаю лампу и, подмяв под себя одеяло, крепко зажмуриваюсь. Мне невероятно сложно признать, что Ноа — мой отец. Любая мысль об этом кажется безумно нелепой. Так ведь не бывает. В се это звучит чертовски глупо. Но, наверно, пора покончить с хваленым упрямством и принять все так, как есть. Возможно, станет легче.
Вытягиваю ноги и выдыхаю. Поскрипывает стул. Ветер, сражающийся с окном, тихо постукивает по стеклу. В воздухе появляется незнакомый, тяжелый запах, и я хмурюсь, не понимая, откуда он взялся, и вдруг чувствую, что кровать прогибается.
Застываю.
Матрас скрипит, опускается ниже, и внезапно вместе с судорожным вздохом из меня вываливаются остатки смелости. Боже мой. Становится так мертвенно тихо, что я слышу чужое дыхание. Рядом со мной. Совсем близко. Хриплое и протяжное, словно рокот грома или рычание животного. Стиснув зубы, я приказываю себе открыть глаза. Давай. Ты права не имеешь бояться, ты должна быть смелой, решительной. Но я не могу, не могу.
Страх уйдет, если посмотреть ему в глаза. Страх уйдет. Страх уйдет.
К моей руке прикасаются ледяные пальцы. Прикасаются! Призраки не могут, они…
Я резко распахиваю глаза и вижу черные лохмотья, накинутые на плечи женщины. У нее серая, мертвая кожа. Она сидит боком, смотрит вдаль, а вуаль развевается, словно от ветра, плавая по комнате. Костлявые пальцы сжимают мою ладонь, а я, задыхаясь, шепчу:
— Что вы делаете? Кто вы? — Женщина не отвечает. — Я помогу вам, но только …
— Скоро.
— Что?
Ее хрустящий голос отдается во мне безумным ужасом. Я широко распахиваю глаза, и тут же картинка смазывается от мутной, предательской пелены. Я не дышу.
— Смерти. Много. Скоро.
— О чем вы говорите. Кто вы?
Женщина неожиданно приподнимает руки. Медленно и слабо, словно едва способна ими шевелить. Черные и дырявые лохмотья свисают с локтей, а она неожиданно касается пальцами вуали и заторможено стягивает ее вниз. Она хочет показать мне свое лицо. Она мне пытается что-то сказать. Но что. Кто это. Что происходит.
Вуаль падает с оглушающим стуком, пусть не звучит ни звука, но я зажмуриваюсь и с ужасом гляжу на гнилое, увядшее лицо мертвой женщины, она со скрипом поворачивает голову и ее зеленые глаза, изумрудные, словно не тронутые временем и Смертью, горят и прожигают меня тревогой. Они будто обвиняют меня в чем-то.
— Ты.
Она злится. Ее лицо, покрытое надрывами и дырами, приближается ко мне, и только сейчас я понимаю, что за запах витает по комнате: запах гнилого тела, запах смерти.
— Ты убьешь их всех, скоро.
— Кто вы? О чем вы говорите? — Она придвигается почти вплотную и нависает надо мной, а я вжимаюсь в постель и с ужасом понимаю, что мне знакомы очертания ее лица.
Не может быть. Где я ее видела? Кого она мне напоминает?
О, Боже. Прозрачные, магически-завораживающие глаза. Я видела ее на фото, на том фото, что висит в коридоре, посреди целого калейдоскопа черно-белых снимков.
— Рамона? — Пискнув, шепчу я, распахнув глаза. — Рамона Монфор?
Женщина порывисто кидается ко мне. Ее костлявые пальцы сжимают мои запястья.
— Скоро! Не дай этому случиться! — Она почти кричит, а я резко дергаюсь, пытаясь из ее оков вырваться, но тщетно. Рамона внезапно отрывается от земли, повисает в воздухе и глядит мне в глаза безумным, пронзительным взглядом! Я кричу, отворачиваюсь, ощутив, как в груди вспыхивают легкие, и захлебываюсь в собственных воплях.
— Отпустите, отпустите меня!
— Не дай этому случиться!
Могильное дыхание прибивает меня к кровати, куски ее кожи падают мне на лицо, и я бью ногами по постели, извиваясь, будто угорь от дикого ужаса. Пусть она уйдет! Пусть она исчезнет! Я все кричу, а ее руки все сильнее сжимают мои запястья! Но неожиданно в моей комнате загорается свет, и призрак, будто кошка, отпрыгнув от кровати, взмывает к потолку и испаряется, превратившись в черный, едкий дым.
— Ари! — Ко мне подбегает Мэри-Линетт, но я стремительно вскакиваю с постели и врезаюсь ладонями в лицо. — Ты как, что с тобой? Посмотри на меня, эй, пожалуйста, ты в порядке, все хорошо. — Тетя подходит ближе, и ее пальцы заботливо пробегаются по моим волосам, заправляют их за уши. — Я здесь, я с тобой.
— Сколько можно! — Взрываюсь я, отпрыгнув в сторону. Внутри горит пожар. Я руки опускаю, но гляжу на тетю обижено и испуганно. Я так устала. — Почему? Почему я?
