Сильверсмит (ЛП) - Кларен Л. Дж.

Воздух. Мне нужен был воздух.

Я схватила письмо и вылетела за дверь. Верная Шира — за мной.

Я огляделась, но Даймонда уже не было рядом. Видимо, он заранее понял, что мне потребуется одиночество и свежий воздух, чтобы выдержать то, что я собиралась прочесть.

Я развернула письмо и постаралась выровнять дыхание.

Ариэлла,

Нет большей истины в моем существовании, чем моя любовь к тебе. Ты — лучшая часть меня.

Пожалуйста, борись. Не ради меня, не ради них — ради себя. Борись за жизнь, которую хочешь, а не за ту, в которую Симеон тебя загнал.

За то короткое время, что было у нас, я успел научить тебя лишь основам — дыханию, равновесию, как наносить удар и владеть кинжалом. Я ненавижу, что у нас не было больше времени, но знаю, как ты любишь читать. Я собрал для тебя целый том манускриптов с приемами, стратегиями, всем, что тебе нужно, чтобы стать смертоносной. Они в хижине в Бриннее. Изучи их. Запомни все. Тренируйся, оттачивай навыки, проси помощи у Даймонда, если нужно. Потрать время, чтобы испытать свои силы. Земля, ветер, вода, лед, огонь, исцеление — я думал, видел все, но ты доказала: есть больше. У тебя нет пределов.

Даймонд не предаст тебя, но он знает — тебе все равно придется пойти в Пещеры.

Как бы я ни хотел уберечь тебя от этого, я тоже знаю: ты не сможешь сидеть спокойно, пока другие страдают. Это одно из бесконечно прекрасных качеств в тебе. Он постарается привести тебя туда, когда ты восстановишься, но если не готова — не иди! Не играй по их правилам. Не давай им то, чего они не заслужили, потому что, черт возьми, они точно не заслужили тебя. Делай все, чтобы выжить, и доверься инстинктам. Если чувствуешь, что это ловушка — так оно и есть. Замети следы и беги к черту. Прячься на виду. Ты сама поймешь, как. Береги себя любой ценой. И когда поднимаешь кулак или клинок — не промахнись. Как я тебя учил.

Будь той королевой, какой ты хочешь быть. Обещаю, они полюбят тебя. Тебя невозможно не любить.

Тебя, моя нежная любовь, больше, чем достаточно.

Эта клятва крови и опасность, что она несет тебе, — единственное, что держит меня вдали.

Молохай уже понял по жизни и силе, что он не смог отнять у тебя второй раз, что ему придется искать другой способ. Что он не сможет убить тебя клинком. Но это не значит, что он не попытается использовать меня, чтобы ранить тебя.

Так что, как только оправишься — уходи из Бриннеи. Пока клятва не разорвана, я не хочу знать, где ты.

Я освобожу себя от Молохая любой ценой, и пока я жив, я вернусь к тебе.

Буду рядом, в любой форме, какой ты позволишь. Но не заблуждайся… если я освобожусь, я буду сражаться за твое сердце. Однажды я уже его выиграл и намерен выиграть снова.

Я люблю тебя. Ты — чудо, слишком великое для этого мира, со своими силами или без них.

Не позволяй никому убедить тебя в обратном.

Гэвин.

P.S. Я знаю, ты хотела узнать значение моих татуировок. Зарубки — не за убийства, а за годы. Четыреста два.

Одна за каждый год, что я прожил без тебя.

С дрожащими руками и солеными слезами чернила на бумаге почти расплылись, но это не имело значения — его слова уже отпечатались у меня в сердце.

Закатное солнце пробивалось сквозь тяжелые зимние облака и блестело на океане — ослепительно местами, даже сквозь пелену слез. Как и надежда в моем возрожденном сердце — ослепительная, непостижимая, но живая.

Это было бы предательством — лгать себе о том, кем он был для меня. Где-то глубоко я знала: его защита, наставления, странные взгляды, полные тоски, его желание, его загадочные, полные силы слова — все это было его попыткой сказать, что я значу для него. Просто тогда это не складывалось в понятную картину. Я думала, он ждет некую таинственную женщину, далекую, недосягаемую. Но это была я.

Она — это я. И теперь мне придется стать кем-то новым.

Я не знала, как исполню свой долг перед этими людьми, но знала одно — я возьму время, что мне отпущено, и разберусь. По-своему. Попытка Симеона превратить меня в мягкую глину, из которой можно вылепить оружие, провалилась. Отняв мои воспоминания, он лишил меня фундамента того, кем я была, но Гэвин дал мне инструменты, чтобы выстроить себя заново — здесь, в настоящем. Несмотря на клятву, связывавшую его с моим врагом, он позволил мне самой понять, в чем моя сила, не приковав к союзу, которому уже века.

Он был далеко не идеален.

Но он был рядом.

И когда-то, давным-давно, пусть я и не помнила этого, он был моим.

И ничто: ни магически выкованная личина, ни злая клятва, ни древний долг, ни обаятельный жених не заставят меня забыть это.

Я не знала, чему верить, кому доверять, но, глядя в бесконечный океан, я думала о нем.

Два серебряных кольца — символ нашей вечной связи, к лучшему или худшему, — коснулись друг друга у меня на груди, звеня под порывом холодного морского ветра, и их звук меня успокаивал.

Глава 37

Элиас Уинтерсон

Когда мне было пять, я запомнил каждую трещину, каждый уголок на каменном потолке своей спальни. А потом каждую ночь проводил, вырисовывая взглядом его линии, пока не засыпал.

Больше двадцати лет этот ритуал работал — убаюкивал мой методичный мозг, пока я просчитывал каждый шаг своего будущего, этой войны, жизни, которую я построю для своей жены. Для королевы.

Пока все эти планы — целая жизнь, выстроенная по минутам, — не рухнули.

Она не пришла.

Прошло две недели.

Ровно столько времени минуло с тех пор, как Синклеры, Эзра Харт и Джемма Тремейн вернулись без нее.

Каз Синклер, бедный ублюдок, вернулся без ноги.

Я лично проследил, чтобы его почтенно освободили от службы в моих войсках. Финн объяснил: все из-за взрыва храма в Товике. Когда я спросил, какого хрена они вообще делали в Товике, на меня посмотрели, будто я спятил. Приказ Симеона, сказали они.

Тремейн все это время оставалась на редкость молчалива — не в ее духе, учитывая, что она знала королеву лучше, чем кто бы то ни было, возможно, даже лучше самой Элоуэн. Ее молчание пугало.

Эзра Харт приехал в ярости из-за какого-то надменного засранца по имени Смит, которого Симеон в последний момент всучил их группе без моего согласия. Судя по словам Харта, этот придурок самовольно притащил мою невесту через половину Нириды, учил ее и тренировал без моего ведома.

Эзра сказал, что Смит навязался ей как хренов телохранитель, таскался за ней по пятам, и кто знает, что еще творил.

Джемма и о нем, и о королеве почти ничего не сказала.

Когда я сел на постели, блондинка рядом пошевелилась.

Я провел руками по лицу и поморщился. Совсем забыл, что она вообще здесь.

Месяцами я сдерживался — не брал женщин, из уважения к королеве. Ну, по крайней мере, с тех пор, как узнал, что она действительно едет.

Но после того как ни весточки, ни знака, ни слова от Симеона не последовало… я сорвался.

Пульс отдавался в висках от слишком большого количества виски прошлой ночью.

Я застонал, заметив хрустальный графин, разбитый вдребезги на бордовом с золотом ковре, который бабушка подарила мне на двадцать второй день рождения.

Ковер был дорогой — шерсть, завезенная из южной Вимары, — и идеально сочетался с алыми простынями и обитым тканью диваном у затухающего очага.

Хотя бы мебель из красного дуба, привезенная из Перадина, осталась цела после вчерашней страстной ночи.

Но вот ковер…

— Черт, — пробормотал я, сжимая переносицу, и поднялся, чтобы прибраться.

— Эли? — теплая тонкая рука скользнула по задней стороне моего бедра, когда я встал.

Я закатил глаза и жестко поправил:

— За пределами спальни — командир.