Сильверсмит (ЛП) - Кларен Л. Дж.

Я огляделась вокруг, впитывая умиротворение прибрежного домика, видя его теперь совсем иначе. Он ведь рассказывал мне об этом месте — о своем любимом месте. И я понимала почему. Светлое дерево, мягкие оттенки синего и зеленого в каждой детали — все дышало покоем, а шум моря за стеной приносил вечное утешение.

— Этот домик не выглядит на четыреста лет.

Даймонд тихо усмехнулся.

— Упрямый ублюдок просто отстраивает его заново каждый раз, когда тот разваливается.

Так же, как он делал это со мной.

— После свадьбы людям Симеона понадобилось десять дней, чтобы вас найти, — продолжил Даймонд. — В тот день, когда они тебя забрали, Смит ушел на охоту, а когда вернулся, тебя уже не было. Ни следа борьбы. Только одна записка.

Я снова опустила взгляд на пергамент. Незнакомые слова, выведенные моей рукой.

— Он бросился вдогонку, но тогда он был всего лишь кузнецом, который любил драться. Они были быстрее, сильнее, и Симеон знал, как заметать следы. Но Смит не остановился. Одиннадцать лет он искал Симеона, а когда нашел, умолял вернуть тебя. Симеон сказал, что он сделал: погрузил тебя в глубокий сон, чтобы армия людей в Пещерах Уинтерсона могла вырасти, окрепнуть, набраться сил с поколениями и поддержать его в борьбе против Молохая. И чтобы у него было время изучить твою силу. Тогда он придумал свой план — пророчество о молодой спасительнице, королеве, могущественной, податливой и готовой к жертве — какой ты всегда и была. Твоя мать была провидицей, и тем, кто ее знал, поверить в пророчество было легко. Симеон рассказал это Смиту и велел ему забыть тебя.

«Я не отпущу. Никогда.»

Меня.

Я наклонилась и закрыла лицо дрожащими руками.

— Очевидно, Смит не послушал, — продолжил Даймонд. — Когда понял, что Симеон не уступит, он пошел к Молохаю. К своему отцу. Попросил способ стать вне времени, как Симеон, как Молохай, как ты, — чтобы однажды снова тебя увидеть. Он принес клятву на крови. Пообещал убивать ради Молохая в обмен на бессмертие. Застрял в возрасте тридцати одного. Молохай позволил ему поверить, что нужно будет убить лишь однажды, и что жертва будет виновна. Но Молохай обманул. Это было не раз, и не только виновные, — мрачно произнес Даймонд. — Он режет тех, на кого укажет Молохай, и уже более четырех столетий связан этой клятвой.

— А если бы Молохай велел ему убить меня? — спросила я, чувствуя, как в горле поднимается ком. — Что бы он тогда сделал?

— Молохай хотел убить тебя сам, — ответил Даймонд, кивая на мой торс. — Даже если бы это было не так, клятва требует, чтобы Молохай назвал имя жертвы, а для него, когда он впервые узнал о тебе, ты была Ариэлла Голд. Симеон оказался умен — придумал лазейку, чтобы защитить тебя. Ты была в безопасности со Смитом, пока Молохай не знал, кто ты на самом деле.

«Он не должен узнать,» — сказал тогда Гэвин.

Даймонд тяжело вздохнул.

— Даже тогда Смит подстраховался. Он поручил мне следить за вами. Я держался достаточно далеко, чтобы не мешать, но достаточно близко, чтобы помочь, если понадобится… — он поморщился. — Он бы убил себя, прежде чем причинил тебе вред, Ари.

«Если я причиню тебе боль, я убью себя первым..»

Те самые слова о том, как Эзра грозился убить его. Он говорил… вполне буквально.

Я моргнула, стряхивая слезу. Пусть он этого и не заслуживал.

Слушать всю эту историю теперь, со свежей головой, из уст кого-то… кто не Гэвин, делало ее реальной. Я пыталась не верить, отказывалась принимать, но если это правда — многое становилось понятным. Хотя бы то, почему Джемма осмелилась оставить меня наедине с ним. Если я и правда была его женой, а все, что говорил Симеон, оказалось ложью…

Приходи, когда будешь готова, сказала она тогда. Делай то, что должна… чтобы найти себя.

Она ведь тоже имела в виду это буквально.

Я снова уткнулась лицом в ладони и потерла глаза, пытаясь унять гул в голове.

— Джемма расскажет Элиасу и остальным правду? — прошептала я.

— Смит просил ее не говорить, — ответил Даймонд, тяжело вздыхая, — хотя, думаю, Финну она все же расскажет. Симеон слишком долго управлял твоей жизнью. То, как ты откроешься им, должно быть твоим выбором. Она согласилась с этим.

Волна благодарности накрыла меня к ним обоим. К двум людям, которые знали меня лучше всех в мире.

— Это правда? — прошептала я, указывая на стол, на письмо. — Я хочу, чтобы ты поклялся, Даймонд, что это правда. Поклянись. Своей жизнью, жизнями всех, кого ты когда-либо любил.

Я чувствовала, как сила бьется где-то глубоко внутри. Я не могла дотянуться до нее, еще нет, в этом теле, все еще слабом, все еще заживающем. Но она была там.

— Потому что я клянусь, — выдохнула я сквозь стиснутые зубы, — клянусь здесь и сейчас: следующему, кто солжет мне, понадобится защита всех двенадцати богов сразу.

— Это правда, Ари. Клянусь собственной душой, — его губы изогнулись в лукавой улыбке. — А ты же знаешь, я люблю себя слишком сильно, чтобы рисковать душой.

Я снова закрыла лицо ладонями, сосредоточилась на тяжести, удерживающей мои ноги на полу.

— Где он? — спросила я.

— Не знаю, — ответил Даймонд.

— Он вернется?

— Не может, — он сжал мое предплечье. — Ему нужно найти способ разорвать клятву. Пока он не сделает этого — ты не в безопасности.

Слезы наполнили глаза, смягчая жжение, но я быстро вытерла их рукавами своего слишком большого свитера и выпрямилась. Больше никаких слез. Я не могла себе их позволить. Мне нужно быть сильной для себя, для своего народа… даже для него.

— Ты не слаба, если плачешь из-за него, — тихо сказал Даймонд, отпуская мой рукав и беря мою ладонь. Видимо, война на лице выдавала меня с головой. — Боги знают, он пролил слез за тебя больше, чем можно вообразить за четыре века.

Мой затуманенный взгляд упал на письмо.

Четыреста лет.

Минимум, что я могла сделать, — прочесть его.

Даймонд обнял меня, не вставая со своего места, и крепко прижал.

— Хочешь, я останусь?

Я покачала головой, не отрывая взгляда от бумаги.

— Нет. Я должна прочесть его одна.

Он мягко сжал меня еще раз и повернулся к двери. Я слушала тяжелые шаги его сапог и…

— Даймонд? — выдохнула я поспешно.

Он обернулся, рука все еще была на дверной ручке.

Я сглотнула.

— Ты бы простил его? За все, что он сделал?

Его губы вытянулись в тонкую линию, потом изогнулись в знакомую, понимающую улыбку.

— Я уже простил, — Увидев мой нахмуренный взгляд, он пояснил: — Мои родители… потомки дяди Смита по материнской линии… были шпионами у Уинтерсонов. Они пытались внедриться в отряд Инсидионов и были раскрыты. Им удалось сбежать, но Молохай дал Смиту приказ найти их и убить. Мне было десять лет. Он позаботился, чтобы я не увидел самого… — он осекся, — этого. После того, как он убил их, он нашел для меня семью в Товике. Когда мне исполнилось восемнадцать, он купил мне трактир. С тех пор он присматривал за мной.

Грусть блеснула в теплых карих глазах друга.

— У него никогда не было семьи без тебя. А мои родители… он ведь знал их. Они были его друзьями.

Меня скрутило изнутри от тошноты, горя, чего-то, что невозможно назвать. Его друзья. Он был вынужден убить своих друзей. И если Даймонд смог простить его за то, что тот убил его родителей, когда ему было всего десять…

Я содрогнулась.

Я подумала о своих друзьях — Джемме, Эзре, Финне, Казе, Даймонде. Если бы я потеряла контроль над телом, если бы меня заставили убить их — видеть это своими глазами, осознавая ужас, но не иметь сил остановить себя… как бы я жила после этого? Как он вообще пережил этот кошмар, который назывался жизнью?

Я глубоко вдохнула, вспоминая, что он сам мне сказал:

«Держусь за первое хорошее, что приходит на ум. В последнее время — это ты. Невредимая, в тепле, накормленная, счастливая. И ты, Элла… Ты вытаскиваешь меня из моих кошмаров и возвращаешь обратно во сны.»