Милена Завойчинская - Алета
Рядом со мной сходил с ума от ярости и ревности дроу. И я в чем-то мог его понять, будь я на его месте, я бы тоже не захотел отдавать эту девушку и делить ее с кем-то. Но теперь-то мое место не в стороне, теперь мы с ним на пьедестале рядом. Ох, как он взбесился, когда Алета предложила выйти замуж только за меня, а ему сохранить свободу. Вот только в одном я с ним солидарен, на фиктивный брак я тоже не согласен. Ну, уж нет. Я не буду ждать от Алеты безумной взаимной любви, не буду ее торопить, ведь она выросла в иных обычаях, и два мужа для нее это чересчур. Но это ничего, она привыкнет. А я сделаю все для того, чтобы она приняла меня в свою жизнь. Во мне самом столько эмоций и чувств, столько желания любви и ласки, что когда я выпущу все это на свободу и отдам ей, этого хватит на нас двоих, и она просто не сможет меня оттолкнуть. А Шеру придется смириться. То обещание, не пытаться увести и соблазнить ее, которое я дал ему в горах, распространялось на свободную девушку, которая даже не знала о том, что она так нелепо обручена с этим дроу. Сейчас ситуация изменилась. Обещания не пытаться соблазнить свою собственную жену я никому давать не буду. А то, что он почувствовал наш поцелуй, кстати, не понятно каким образом, ну что ж, значит, ему придется привыкать. Потому как я своего не упущу, и не потому, что она вдруг стала принцессой, не потому, что я вдруг влюбился, нет, я надеюсь, что это еще только произойдет, не может не произойти. А потому, что это единственное существо в моей жизни, кроме матери, которое приняло меня таким, какой я есть, без осуждения, без оценок и оглядок, как равного, более того, ту, которая наступила себе на горло, отдав свою свободу, ради спасения моей жизни.
И я понял это окончательно и бесповоротно, когда увидел ее в Храме, идущую к алтарю. Эту хрупкую маленькую фигурку в красном платье. От вида этого красного искушения, которое сейчас станет моей женой, стало очень трудно дышать. И плевать мне, первым или вторым мужем я буду, главное, что рядом. Хотя… Первым, конечно, было бы приятнее, но спорить из-за этого с Шером я не стану, он прав, ведь он действительно знает ее намного дольше меня, да и по возрасту он старше меня. Тут не поспоришь. Но мои чувства к ней действительно сродни обожанию, и постараюсь сделать все, чтобы между нами возникло нечто большее, чем просто дружба или симпатия. А сейчас… Я чуть скосил глаза на Алету и, стараясь ее не разбудить, аккуратно положил руку на ее бедро.
Когда я проснулся утром, она спала в обнимку с дроу. Точнее, это он заграбастал ее в охапку, обняв и прижав, не давая малейшей возможности отодвинуться. Вот ведь, только заснул, а ее уже утащил Шер. Придется над этим подумать, я тоже хочу ее обнимать, раз уж ничего большее пока невозможно. Я тихо выскользнул на балкон. Я ведь обрел способность к полетам, я должен это попробовать, чтобы убедиться. О да-а-а… Я мог летать.
Ее крик застал нас с Шером врасплох. Когда я вернулся из полета, он уже встал, поэтому мы тихо вышли в соседнюю комнату и сидели там, спокойно завтракая. Вскочив, мы почти вышибли дверь в спальню, влетая туда с оружием. А там стояла Алета. Я даже глазам своим не поверил, у нее были крылья. Как такое возможно? Наши собственные женщины уже давно потеряли возможность иметь крылья, а тут девушка, которая по крови не имела ни малейшего отношения к расе аэрлингов, но ставшая вдруг их принцессой и взявшая в мужья обреченного на смерть, обрела то, о чем они только мечтали. Слуги в дверях с трепетом взирали на это и опускались на колени. И я их понимал, у меня у самого в первую минуту был такой же порыв. Ведь эти крылья это символ свободы, недостижимая мечта. А «крылатая дева» это та, кого столетиями ждал народ аэрлингов, моля Владыку Ветров о прощении.
А потом мы гуляли по городу. Каюсь, это была моя просьба, пойти пешком всем вместе. Мне так хотелось, чтобы все увидели, что она МОЯ жена, что она выбрала МЕНЯ, а не каких-то благородных сынов благородных семейств. И что я теперь не изгой, я — муж принцессы, муж крылатой девы. Глупо конечно, я это понимаю, но могу я получить хоть немножко удовлетворения, после стольких лет пренебрежения?
По дороге я несколько раз заметил, что Алета пытается как-то управлять крыльями. Она в очередной раз повела плечом, думая, что ее никто не видит, и я не выдержал.
— Не получается?
— Неа, никак. Вообще как не родные. — Тихонечко ответила она, скосив глаза на народ вокруг.
— Ничего, потерпи. Все придет и получится. А пока хочешь полетать? — Я обнял ее и постарался вложить в улыбку все свое обаяние.
— Хочу! А ты уже можешь, ты проверял?
— Проверял, я рано утром уже успел полетать. Это божественно… Чувство полета, оно пьянит. Полетели?
И мы полетели. Я старался показать ее все, на что способен аэрлинг, который обрел чувство полета, мы кружились, летели, танцевали с ветром и ветер пел нам в ответ. Кажется, ей понравилось. А потом она поцеловала меня, сама. И я жадно ответил ей, стараясь не упустить возможности, и выразить ей хотя бы поцелуем всю свою благодарность, свое восхищение ею, свое счастье, передать весь тот восторг и безумную жажду жизни, которые скопились у меня в душе. Я так хотел, чтобы она почувствовала хотя бы малую часть того, что я хочу и могу ей отдать, если только она примет меня.
В доме родителей нас встретили с радостью. Мама светилась от счастья, и все было так хорошо, так мило, пока отец Айлонтар не сорвался и не наговорил как обычно мне гадостей. Как же стыдно и унизительно это, как обидно. Неужели он не мог промолчать, и сдержать в себе свою ненависть хотя бы сейчас, неужели так трудно потерпеть мое присутствие в течение всего одного вечера. Ведь он же знает, что мы уйдем, зачем же так унижать меня? И ладно, были бы мы наедине, но ведь он это говорил моей жене, и ее второму мужу. Я почувствовал, что мышцы лица одеревенели. И тут…
— Илмар, милый, а напомни мне, пожалуйста, какое у вас наказание полагается мужчинам оскорбившим женщину? — Я сначала даже не понял, что Алета говорит это мне.
«Милый». В груди тонко дернулась какая-то нить. Даже мама меня так никогда не называла. А после ее слов, после того как она заступилась за меня, и не просто заступилась, а приняла оскорбления сказанные мне, как оскорбления себя лично, я понял, что никто и никогда, никакими силами не заставит меня добровольно уйти от этой женщины. И ей придется очень сильно постараться, чтобы прогнать меня, даже если она сама этого захочет.
Я обнял ее и просто зарылся лицом в ее волосы, которые тонко пахли какой-то ягодой. Такой легкий аромат, такой же тонкий и сладкий, как она сама.
— Илмар, теперь твоя семья я. — Ее ладонь прикоснулась к моей щеке. — Забудь все плохое, нас ждет огромный мир. — И я ей поверил, потому что сейчас моим миром была она.
