Дарья Кузнецова - Слово Императора (СИ)
— И он ещё жив? — рассмеялся он.
— Ещё бы; я с таким бугаём не справлюсь никогда, — фыркнула я в ответ. — Но, в целом, можно сказать, мы нашли общий язык. Я рада, что так получилось, и что мужа мне в последний момент подменили. С Руамаром значительно интересней, чем могло быть с его бестолковым братцем. Ланц, боги с моим мужем, ответь мне на вопрос: как твоя прекрасная принцесса отреагировала на поцелуи? Я просто всё время, что тут живу, пытаюсь представить себе выражение её лица и состояние в момент проявления этого культурного отличия.
— Издеваешься, да? — ухмыльнулся кузен. — Я про это различие только через две недели после свадьбы узнал! Зато понял, почему она на меня как на психа смотрела всё это время и разговаривала как с больным ребёнком. Но ничего, мы, как ты выразилась, в итоге всё-таки нашли общий язык. Только этот её нюх представляет проблему. Тут и налево не сходишь!
— Ланц, не позорь фамилию! Тебе ещё отец втык сделает, если ты ему сорвёшь мирный договор своими гулянками, — поморщившись, проворчала я.
— Вот и ты туда же, как замуж вышла — сразу такая занудная и правильная стала, — фыркнул он. — Сидит тут, в платье… Ты случайно вышивать ещё не начала?
— Нет, меня решили в другом качестве использовать, — я улыбнулась. — Его Величество решил, что из меня получится неплохой министр финансов, так что я готовлюсь.
— Экономика, финансы… — недовольно протянул кузен, наморщив нос. — Я же говорю, зануда! Но хоть не пост главной златошвейки, уже не так страшно. Да ладно, не молчи ты на меня так сурово; ох уж мне эта женская солидарность! Хорошая у меня жена, во всех отношениях. Зачем мне при такой ещё любовница, тем более через месяц после свадьбы? Лишняя головная боль. Но само отсутствие возможности, конечно, нервирует. Нет, Улька, она тихая, и в случае чего слова не скажет; но иногда как глянет — и хочется пасть на колени с клятвенными заверениями «больше никогда». В общем, сложная это штука — семейная жизнь. И вообще, можно подумать, твой кошак другого мнения!
— Ну, в голову я к нему не заглядывала, но… в общем, я ему вполне доверяю и в этом вопросе тоже, — усмехнулась я и поймала себя на довольно странном ощущении.
Возможность измены мужа прежде, когда мы только обсуждали этот вопрос в дирижабле, воспринималась спокойно и нервировала только с политической точки зрения. В том смысле, что если он найдёт возможным выказать мне такое пренебрежение, остальные могут попытаться последовать его примеру и смешать меня с грязью. А сейчас мысль о супружеской неверности вызвала отнюдь не опасение, а откровенную злость и желание в случае чего оторвать кое-кому хвост и что-нибудь ещё столь же ненужное. И почему-то боязно было признаваться даже самой себе, симптомом какого заболевания является эта ревность. Хотя, казалось бы, чего юлить, если всё очевидно? Причём, кажется, очевидным это стало не сейчас, а уже довольно давно, просто я умудрялась сбегать от щекотливого вопроса. Что поспешила сделать и сейчас, сменив тему на более нейтральную.
Собственно, именно за болтовнёй мы и коротали время до вечера. Мне хоть и следовало развлекать прибывших высокородных дам, но это было желательно, а не обязательно, и я решила немного побыть плохой хозяйкой. Хотя, справедливости ради стоило отметить, быть хорошей хозяйкой я до сих пор никогда не пробовала.
Со слов Ланца выходило, что рушка вполне прижилась в Орсе. Наши дамы, конечно, попытались попробовать её на зуб, но, похоже, после сурового брата какие-то интриганки-беззубые были самой Рулане на один укус. Да и отношения с мужем у неё вполне сложились; как бы ни острил Ланц, а складывалось ощущение, что он уже полностью в коготках своей миниатюрной жёнушки и, похоже, вполне доволен этим фактом. Видимо, владыческая наследственность в ней тоже была сильна, только проявлялась исключительно по-женски.
Так мы и просидели до вечера, делясь новостями, ностальгируя и просто трепля языками. Незаменимая Уру, уже вернувшаяся к своим обязанностям, по моей просьбе распорядилась насчёт обеда, чая и прочих радостей жизни. Правда, от вина я, сославшись на банальное нежелание и необходимость кристально ясной головы, отказалась. Имея дело с оборотническим чутьём, стоило сохранять бдительность: вряд ли мой отказ от спиртного будет выглядеть достоверно, если при этом от меня будет тянуть последствиями посиделок с Ланцем.
Посвящать кузена в тонкости местных интриг я не стала. Про крушение дирижабля рассказала, — тем более, слухи об этом до Орсы дошли, — сообщив, что это была случайность. Пришлось рассказать и про взрыв, сообщив, что главный виновник погиб при взрыве. Соврала, конечно, но сейчас стыдно мне не было: Ланцелот был весьма прямолинейным парнем, к интригам совершенно неспособным, никогда не интересовался политикой и совершенно в ней не разбирался. Расскажи я правду, и этот медведь со свойственным ему «изяществом» вполне мог наломать дров. А так кузен и успокоился, спокойно проглотив не соответствующую даже официальной версии дезинформацию, и я обезопасила планы Руамара от посильного участия в них родственника.
В общем, время до вечера мы провели хоть и бесполезно, но зато — приятно, хотя мне и было несколько стыдно перед мужем, компания которого вряд ли была настолько же приятной и обременительной. Но помочь ему я бы ничем не могла (разве что собственным присутствием уронить его авторитет в глазах тыбарца ниже уровня пола), а мучиться за компанию считала бессмысленным. Потом пришедшая в компании с ещё одной девушкой Уру сообщила, что пора готовиться к открытию приёма, и кузена из покоев выдворили.
Что меня относительно примиряло с необходимостью путаться в юбках, так это отсутствие примерок. Я примерно представляла, сколько времени на этот процесс тратят орские женщины, и содрогалась от ужаса. А здесь даже наряд для столь ответственного мероприятия изготовили без моего участия. И, подозреваю, изготавливать его начали задолго до того момента, как я вообще узнала о предстоящем празднике: за несколько дней всё это шитьё выполнить было невозможно.
Девушки в четыре руки сноровисто упаковали меня в платье, после чего усадили на стул посреди гардеробной и принялись развешивать украшения и наносить «боевую раскраску». Протестовать я не протестовала, — официальное торжество, положено, ничего не попишешь, — но чувствовала себя новогодней ёлкой, какие принято украшать к дате перелома года на севере моей родины. Цвет наряда только усиливал сходство, и заставлял недовольно морщиться — совершенно еловая благородная зелень и тёмно-золотое шитьё с россыпью крошечных зелёных камней. Наверное, изумрудов; я очень сомневалась, что парадное платье жены Императора могли отделать обыкновенным стеклом. Платье укомплектовали тяжёлым ошейником колье и парой широких плетёных браслетов, а на голову надели странного вида диадему — тонкий ажурный венец с направленными вниз отростками, очертаниями напоминающими клыки, которыми это произведение ювелирного искусства крепилось в волосах. Диадема по стилю очень напоминала рушский Императорский Венец, только была значительно миниатюрней и изящней. Надо ли говорить, что все украшения были с изумрудами! Интересно, почему предки Руамара выбрали именно этот цвет и этот камень?
