Магия и кровь - Самбери Лизель

Потом глаза у него вспыхивают, и он уходит через лужайку, прежде чем я успеваю что-то сказать.

Моя первая любовь — она пришла и ушла.

Тут ко мне подлетает дрон, и перед моим столом возникают судьи.

— Поздравляю, Вайя Томас, вам присуждается Гран-при! — кричит Стивен, и меня вытаскивают на лужайку.

— Девочка моя! — верещит мама. Она вместе с остальными домашними бежит ко мне, на ходу фотографируя меня на телефон.

Я смотрю на дрон, судьи становятся вокруг для группового портрета.

Ради этого я старалась несколько недель. Мне бы радоваться, а не чувствовать себя такой несчастной, что мне даже улыбку не выдавить.

Все домашние обнимают меня, я гляжу в их сияющие лица, и сердце у меня сжимается и ликует одновременно. Они отложили все свои дела, чтобы прийти поддержать меня. Чтобы у меня был день отдыха от всего ужаса, который обрушился на меня в последнее время, чтобы я могла спокойно готовить и ни о чем не думать. Они не могут позволить себе отказываться от заработка, когда заказчиков становится все меньше, — но отказались.

Да чтоб меня хакнуло.

Люк был прав.

Он не первый, кого я полюбила, и не должен был стать первым, особенно если учесть, что я всегда была готова на что угодно, лишь бы защитить свою семью.

Мне не надо отнимать жизнь у мальчика с серо-голубыми глазами и манерой улыбаться, прикусив губу.

Я должна пожертвовать кем-то из членов семьи, чтобы спасти всех остальных.

Вспышка фотокамеры — и они превращаются в шеренгу трупов, стоящих с пустыми глазами, трупов, покрытых ранами, и кровь струится из их тел и лужами растекается по земле.

Кровь, которую предстоит пролить именно мне.

Глава тридцатая

Почти неделю спустя мы присоединяемся к сотням людей, которые стекаются на стадион «Лэмпорт» — роскошную арену в Либерти-виллидж, где нас ждут Король и Королева завтрашнего карнавала, как велит вековая традиция. Я бы не назвала это место красивым — но с традициями не спорят. Стадион знаменит своими жесткими бетонными сиденьями, которым уже перевалило за сто лет, и примерно столько же по нему ежегодно проплывают разукрашенные платформы перед Карибаной.

Снаружи темно, но стадион залит таким ярким светом, что, когда мы подходим ко входу, кажется, что еще середина дня. Тетушка опять вела машину как попало — даже хуже обычного, потому что мы приехали в центр, — но все-таки доставила нас сюда целыми и невредимыми.

Кейша и Кейс для разнообразия идут по обе стороны от нее. Одна интересуется, можно ли ей потусоваться с ребятами, которые толкутся у входа и курят кислородные вейпы, другая уточняет, уверена ли тетушка, что правильно заполнила бланки родительского согласия, которые прислали из «Ньюгена». Некоторым кандидатам уже пришли приглашения, а Кейс еще нет. Я уверена, что она его получит. Когда я вижу их втроем, мне сразу вспоминается, как мы были маленькие и они приставали к тете Мейз с расспросами, кого из двойняшек она любит больше. Тетушка всегда отвечала, что больше всех любит ребенка, который у нее не родился, — ведь он не будет ее донимать. Естественно, ведь родителям нельзя выбирать себе любимчиков.

А мне придется.

Сегодня я вышла из дома в первый раз после конкурса рецептов и разговора по душам с Люком. Прошла почти неделя с тех пор, когда я поняла, что моя первая любовь не он, а кто-то из родных. «Решить, кого из родных убить» и «Отнять у человека жизнь, не убивая его» — так себе сочетание. Я то стараюсь о нем не думать, то ломаю над ним голову до одержимости — примерно поровну.

Мама время от времени спрашивает у меня, как дела, но не упоминает ни Люка, ни задание. Она по-прежнему на взводе, но объяснять, в чем дело, отказывается. После сцены в кухне складывается впечатление, что все просто боятся спрашивать, какие у меня планы.

Вместо этого взрослые теперь собираются на маленькие секретные совещания в бабушкиной комнате. Дар Кейс уже ослабел настолько, что она не может их подслушать, хотя она отмахивается и твердит, что ясно же, что они говорят обо мне, так зачем лезть — мне все равно придется выполнить задание.

Но и она ни разу не спросила меня, как я теперь понимаю свое задание. Я изо всех сил стараюсь не думать об этом при ней слишком громко, а она слишком занята своими делами, чтобы копаться у меня в голове.

С точки зрения остальных, с моим заданием все осталось по-прежнему.

С моей — изменилось абсолютно все.

Завтра я должна буду выполнить задание, а я к этому не ближе, чем неделю назад.

Мне надо понять, кто на самом деле моя первая любовь, если я не хочу провалить испытание. Это если предположить, что я способна сделать то, что от меня требуется.

Впереди нас идут папа с Прией, держа Иден за обе руки. Сегодня моя мачеха выглядит иначе. Вид у нее больше не усталый — наоборот, лицо ее сияет и прямо-таки полно решимости. Похоже, они с папой помирились. Всю неделю они обходили друг друга по большой дуге. Один раз я даже обнаружила, что папа спит на улице, на крыльце, а не в их спальне. Теперь они выглядят как обычная счастливая семья.

Алекс догоняет меня — на ней алое платье, расшитое блестками, а оставшиеся от украшения головных уборов перышки она искусно приклеила в уголках глаз, и они органично влились в ее макияж.

— Что ты загадаешь на Карибану в этом году?

— А ты? — парирую я.

Кейс замечает, поравнявшись с нами:

— Предки никогда не дают того, о чем просишь.

— Помогай мне предки! Кто звал сюда эту реалистку? — стонет Алекс.

Кейша подходит к сестре и берет ее под руку:

— А вы разве не знали? В парах близнецов один всегда зануда.

Кейс высвобождается и скрещивает руки на груди:

— Реалистом быть хорошо!

На Карибане, когда являются предки, можно просить любого из своих о чем хочешь. Мама с тетушкой каждый год просят одно и то же вино по тысяче баксов за бутылку — и до сих пор ничего не получили.

Я качаю головой:

— Они слушают только бабушку.

В прошлом году она прошептала что-то на ухо Биби Оливи, и назавтра у нас вся морозилка была забита треской-бакаляу. В то утро я приготовила ее на завтрак, а остатки израсходовала только на конкурсе рецептов.

Кейша кривится:

— Она же матриарх, конечно, они будут к ней прислушиваться.

— Кроме того, бабушка просит только по делу. О чем-то таком, что принесет пользу потомкам. А вы просите для себя, вот почему ваши желания никогда не сбываются. — Кейс кивает с умудренным жизнью видом.

— Если она и просит для нас дары получше, предки ей этого не дают, — замечает Кейша. — По крайней мере, нечасто.

А ведь и правда.

— Может быть, просто не обо всем разрешается просить? Типа дары — нельзя, — говорю я.

— Может быть, она именно на это израсходовала свое желание матриарха, только не знала, что потом все пойдет настолько наперекосяк.

Вечно я забываю, что, когда становишься матриархом, тебе полагается желание. Ничего масштабного типа решить проблему голода на планете или искоренить расизм. Что-то в разумных пределах. Я думаю, это чтобы скомпенсировать тот факт, что новый матриарх может взойти на престол только после кончины предшественницы. Или убийства. Когда мама с тетей Мейз в очередной раз принимаются ругаться, кому из них быть матриархом, они всегда обходят этот вопрос.

Так что посвящение в матриархи — не то чтобы праздник.

Я даже не знаю, о чем тогда просила бабушка.

Я-то матриархом не стану и уж точно не смогу пустить это желание на то, чтобы выполнить задание.

Попросить у предков — это реалистичнее.

Правда, я не знаю, можно ли просить предков о таком. Сделайте так, чтобы я прошла Призвание? Наверное, нельзя. Было бы слишком просто.

О чем тогда попросить?

Чтобы Люк перестал меня ненавидеть. Вернуться в те минуты на скамейке, когда мы были, можно сказать, счастливы. Когда мне не нужно было думать ни о чем, кроме того, что его губы вот-вот прикоснутся к моим.