Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна
— Плохой день? — Вдруг спрашивает Норин, и, вздрогнув, я выпрямляюсь.
— Черт, — со свистом выдыхаю, — я не заметила тебя.
— Прости.
Тетя тушит сигарету, выбрасывает окурок в урну и садится напротив. Если честно, я не хочу рассказывать о том, что меня гложет. Но, в то же время, горю желанием закричать на весь коттедж и разбудить уже этих вековых призраков. Может, в прошлом столетии не было так сложно общаться с парнями?
— Что случилось? Люцифер?
— Хуже. — Норин удивленно вскидывает ровные брови, а я усмехаюсь. — Парни.
— О, — тетушка откидывается назад и криво улыбается, будто тут же поняла, в чем же собственно дело. — Это, действительно, гораздо хуже.
— Глупости. Знаю, сейчас это неважно. Но я не понимаю, точнее, понимаю, но…
— Что произошло? Ты поссорилась с мальчиками?
— С одним. Я вечно с ним ссорюсь.
— И почему?
— Мы друг друга не понимаем. — Грустно усмехаюсь. — Или не хотим понять. Мэтт не слушает меня, он считает, что общаться с Джиллианной Хью разумно, но ведь ее отец мне клеймо поставил. Они ненормальные, верно?
Норин достает еще одну сигарету. Закуривает и медленно поводит плечами, смотря в мои глаза пристально и смышлено.
— Не Джиллианна сделала тебе больно.
— Но она дочь этого человека.
— А ты помнишь, кто твой отец? — Пожалуй, впервые Норин добровольно заговорила о том, что мой папа довольно-таки известная личность… Она ждет ответа, вопросительно вскинув брови, а я протяжно выдыхаю.
— Сейчас я скажу, что «это другое». Ты скажешь «нет», и мы придем к выводу, что я самая настоящая идиотка. Знаю, я эту схему. Но просто мне обидно, я…, — перевожу дух и на ладони свои смотрю, потерянно поджав губы, — я, наверно, верю в глупости. Так много книг перечитала, что решила, будто люди нравятся друг другу. Представляешь?
— О, да, — саркастически протягивает тетя Норин, — какая нелепость. Наверно, любить можно только на бумажных страницах.
— Выходит, что так.
— Не думай об этом, живи дальше. Если чувства есть, они никуда от тебя не денутся.
— А если нет?
— Тогда время излечит привязанность, — тетя передергивает плечами, — как оно лечит все, что когда-либо причиняло боль, или доставляло удовольствие. Увы, ничто не вечно.
— И любовь? — Осторожно интересуюсь я, чтобы совсем не показаться ненормальной.
Тетушка задумчиво отводит взгляд, дым от сигареты расплывается по комнате. Меня одолевает странное любопытство и усталость, я жду ответа, а Норин молчит, продолжая в немой сосредоточенности изучать давно знакомую мебель, окна, потертые стены.
— Я в нее не верю, — наконец, говорит она. Переводит на меня взгляд и вдруг широко улыбается, сверкнув кристально-голубыми глазами, — но если сможешь, переубеди меня, я бы хотела ошибаться.
Хмыкаю и расстроенно киваю. Пожалуй, чем дольше я живу, тем больше перестаю в этом видеть смысл — в борьбе, в поиске. Нам даже самим себе страшно признаться, что мы что-то чувствуем. Тогда какой смысл чувствовать, если мы все равно все отрицаем?
Я запираюсь у себя в комнате, делаю уроки, потому что делать мне больше нечего, и думаю о том, что не хочу испытывать глубокие чувства. Зачастую именно они виноваты в том, что становится паршиво. Ну, а в таком случае, пошли они к черту.
И Мэтт пошел к черту.
И его святая Джил. Надеюсь, ее действительно защищает сам Иисус, потому что я на этот день запланировала каждые несколько минут безжалостно и несносно ее проклинать.
* * *Доротея, Хейзел и Меган — так звали наших гостей. Доротея — фурия, превращается в бешеного монстра с пеной у рта и ободранными крыльями… Я сначала решила, что Норин шутит, но потом увидела ее сведенные брови и отбросила сомнения. Хейзел же проникает во сны… Теперь я не совсем уверена, что мне случайно приснилось райское озеро, которое еще находится рядом с последним домом слева на улице Вязов в пятницу тринадцатого.
Ну, и Меган фон Страттен. Пожалуй, ее история самая занимательная.
Начнем с того, что ей много лет… Первым ее проклятьем стало — бессмертие, и я бы не сказала, что это чертовски ужасное наказание, но, видимо, неприятностей от него очень много. Например, ты наблюдаешь за тем, как умирают все твои близкие, как года сменяют друг друга, а люди умудряются повторять те же ошибки. Мэри говорит, ей сто шестьдесят три года. Но это неточные сведения. Никто не знает, когда именно Люцифер пожаловал к молодой мисс фон Страттен. Но все знают, что она была настолько прекрасной, что он не смог устоять пред ее красотой и проклял вечным скитанием по земле под своим любезным архангельским крылом. Изначально Меган могла лишь проникать в сознание людей. Она искусно читала их мысли. Но вскоре ее способности приумножились, и она обрела новую силу: стала не просто опасной ведьмой, но и реальной угрозой для Хозяина, ведь овладела двумя из трех базисных элементов, из которых, как мне объяснили тетушки, состоит все и вся в этом мире. А, собственно, избавляться от мисс фон Страттен Люцифер не хотел. Она была и остается жемчужиной его чудесной коллекции страдающих женщин, пропитанных яростью к окружающему миру, который когда-то их отверг. Поэтому вместо того, чтобы с ней расправиться, Он одарил ее новым проклятьем… Невидимый для окружающих огонь прожигал ее тело в дни языческих праздников, и Меган горела. Горела, задыхаясь в муках, прибывая в агонии. Ее тело пылало, тогда как на самом деле ничего с ней не происходило, но мысленно женщина умирала. Чувствовала, как кожа превращается в черную корку, как бурлит кровь, лопаются вены. Каждый праздник для нее был невыносимой мукой, и тогда она сдалась. Продала душу Люциферу, но взамен попросила свободу — свободу от огня.
Сейчас Меган фон Страттен — многовековая заноза в моей заднице. Я иду на стадион и нервно оглядываюсь, потому что жду, что она появится на горизонте. Как я поняла, меня постигла похожая участь: или я умру, или соглашусь служить Люциферу. Но я не хочу ни на что соглашаться. А это означает лишь одно: в любой момент костлявые руки мисс фон Страттен могут вынырнуть из-под земли и потащить меня за собой.
На стадионе собрался весь городок. Астерийцы заполнили трибуны, нарядились, как и подобает верным фанатам местной футбольной команды, в сине-белые вещи; оркестр ни на секунду не утихает, комментатор, восседающий на вышке, орет что-то в микрофон. И я должна почувствовать благоговейный трепет! Или ощутить причастность к этому месту, событию, но я просто верчу головой в поисках угрозы. Я должна была остаться дома, но я не осталась, потому что решила, что зло настигнет меня в любом случае, если уж захочет, и тут не важно: закрыться в четырех стенах или прыгать в мини-юбке по полю. Если Мегс решит свернуть мне шею, она найдет меня даже на другом конце света.
