Шеррилин Кеньон - Темные объятия
Теперь единственное, чего боялся Стиккс, — так и не избавиться от ужаса бесконечного существования. Жить и жить, столетие за столетием, пока не умрет сама вселенная.
Он хотел освободиться. Еще тридцать лет назад на это не было никакой надежды.
Теперь надежда появилась.
Дионис и Камул хотят вернуть себе былую власть. Для этого им нужны Разрушительница и кровь Ашерона. Жаль, что в жилах у самого Стиккса нет ни капли атлантийской крови, — иначе он охотно предложил бы в качестве жертвы себя.
Однако сложилось так, что на всей земле один лишь Ашерон владеет ключом к освобождению Разрушительницы.
А Стиккс — единственный, кто способен привести к ним Ашерона.
Еще несколько дней — и все решится. Древние силы вновь обретут господство над землей, а он...
А он обретет свободу.
Стиккс вздохнул в сладком предвкушении. Все, что от него требуется, — отвлекать Темных Охотников, сбивать их с толку, не давать понять, что происходит. И еще, конечно, не позволять богам убивать друг друга.
Ни Тейлон, ни Ашерон не должны догадаться о том, что готовится. Ведь, если поймут, — только у них хватит сил это остановить.
Но против них играет Стиккс, — и на этот раз он выиграет партию, начатую одиннадцать тысяч лет назад.
Когда игра закончится, Темные Охотники лишатся своего командира.
Стиккс освободится, а земля обретет совершенно новый облик.
Он улыбнулся.
Осталось всего несколько дней...
3
Из глубокого сна его вырвала жгучая боль в руке.
Зашипев от боли, Тейлон отдернул руку от солнечных лучей и открыл глаза.
Он лежал на розовой-розовой кровати, под розовым-розовым одеялом. Жаркое полуденное солнце било в окно. Тейлон поспешно отодвинулся к плетеному изголовью, подальше от смертоносных лучей, и принялся дуть на обожженную руку.
Черт возьми, где это он?
Впервые за много сотен лет Тейлон чувствовал... ну, не то чтобы растерянность, но что-то вроде этого.
Он привык контролировать все, что происходит с ним и вокруг него. Спокойствие, сдержанность, собранность — вот его девиз.
Еще ни разу за все столетия его жизни Темному Охотнику не случалось оказаться не в своей тарелке.
Но сейчас он не представлял себе, ни где он, ни сколько сейчас времени, ни кто те женщины, чьи голоса доносятся до него из-за розовой шторки.
Щурясь от пронзительного солнечного светa, Тейлон огляделся вокруг — и обнаружил себя в ловушке между двумя окнами. Сердце его гулко бухнуло в груди. Вот попал так попал! Даже с кровати не встанешь! Единственное безопасное место в комнате — левый угол, занятый нежно-розовой прикроватной тумбочкой.
Вот черт!
Схватившись за пылающий лоб, Тейлон попытался вспомнить, как сюда попал. События вчерашнего вечера тут же предстали перед ним с ошеломляющей четкостью. Кофе с блинчиками... Даймоны...
Женщина...
Та махина на колесах, которая его сбила...
Все тело ломило, но Тейлон чувствовал, что в целом исцелен, — Сила Охотника излечила его во сне. Через несколько часов уйдет и боль, — и он будет вполне здоров.
Однако что же делать с трижды проклятым солнцем? Прикрыв глаза, Тейлон постарался вызвать облака, чтобы укрыться хотя бы от слепящего света.
При желании он может нагнать на небо такие густые тучи, что днем станет темно, как ночью. Вот только толку от этого немного.
Светлый или темный — день остается днем.
Уникальные способности, полученные вместе с обращением, давали Тейлону возможность исцелять себя и других, управлять погодой, даже превращать свет во тьму, но хозяином светлого времени суток оставался Аполлон. А этот бог — пусть формально он и удалился на покой вместе с прочими — не потерпит, чтобы по его владениям разгуливал Темный Охотник.
Стоит Аполлону увидеть Охотника на своей территории — на улице или хотя бы у окна, — и
Тейлон моментально превратится в жаркое.
Хорошо прожаренный кельт... нет, не так ему хотелось бы закончить свою биографию!
Подождав несколько секунд, пока утихнет рябь, в глазах, Тейлон хотел было встать с кровати… и замер, вдруг сообразив, что от розовой, терпко пахнущей пачулями и скипидаром простыни его ровно ничего не отделяет.
Здрасьте, пожалуйста! А почему я голый?..
Раздевался ли он вчера? Если и разделся, то совершенно этого не помнил.
Неужели...
Тейлон нахмурился, припоминая. Да нет, быть не может! Будь он в силах заняться с ней сексом — нашел бы в себе силы и убраться отсюда задолго до рассвета.
— Ну, где же он? — послышался из-за розовых занавесок незнакомый женский голос.
А через секунду маленькая смуглая рука отдернула занавеску, и перед Тейлоном предстала симпатичная женщина лет тридцати восьми, в длинной черной юбке и тунике, с переброшенном через плечо толстой косой, очень похожая на его вчерашнюю знакомую.
— Саншайн, твой друг очнулся! Как его зовут?
— Не знаю, Старла. Я не спрашивала.
Тейлон не знал, что и думать.
Ни чуть не смущаясь его присутствием, женщина вошла в комнату и направилась к тумбочке — Мне кажется, вам очень подходит имя Стив, — сообщила она ему, приседая перед тумбочкой. На полу под розовой салфеткой обнаружилась стопка журналов, и незнакомка принялась в них копаться. — Есть хотите, Стив?
Ответить он не успел — она повернулась к выходу и, повысив голос, объявила:
— Здесь тоже нет.
— Он точно там! Под старыми номерами «Мира искусства».
— Да нет же, я тебе говорю!
Снова зашелестела занавеска, и в спальню с грацией феи впорхнула Саншайн. На ней было свободное платье с длинными рукавами, такого ослепительно-пурпурного цвета, что Тейлон невольно прищурился. А когда она прошла мимо окна, он с приятным удивлением обнаружил, что тонкая материя платья так прозрачна, что не скрывает соблазнительных изгибов ее груди и талии. А под платьем на ней ничего нет.
Ничего, кроме стройного загорелого тела.
У него мгновенно пересохло во рту.
Не удостоив его даже взглядом, прелестное создание опустилось на колени возле стопки журналов.
— Да вот же он! — проговорила она и, вытащив из стопки журнал, передала его Старле. Затем наконец повернула голову в сторону кровати. — Привет! Есть хотите?
— Где моя одежда?
Как-то разом смутившись, она повернулась к Старле:
— Ты спросила, как его зовут?
— Стив.
— Нет, я не Стив!
На его слова Саншайн не обратила ни малейшего внимания. Теперь обе женщины повернулись к нему и разглядывали его, как какую-то любопытную диковинку.
Тейлон подтянул повыше розовое одеяло, затем, вдруг сообразив, что оно очень тонкое и почти ничего не скрывает, согнул ногу в колене, чтобы... э-э... центральная часть его тела не так бросалась в глаза.
