Шеррилин Кеньон - Темные объятия
Саншайн втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Ей безумно, до боли хотелось лечь рядом с ним. Взобраться на кровать, укрыть его собой, словно одеялом, ощутить его сильные руки на своем теле, впустить его в себя... наслаждаться им до утра — безумно, безоглядно...
М-м-м-м!
Губы ее горели от желания ощутить вкус чудесной золотистой кожи незнакомого красавца. Золотой бог — весь покрытый ровным мягким загаром, ни единого бледного уголка!
Хочу, хочу, хочу!
Саншайн отчаянно затрясла головой. Да что такое с ней творится? Пускает слюнки по человеку, которого знать не знает!
И все же...
Было в этом мужчине что-то особенное. Что-то, властно влекущее к нему, — и влечению этому, словно пению сирены, невозможно было противостоять.
— Саншайн!
Нетерпеливый оклик Уэйна заставил ее подпрыгнуть. Она совсем о нем забыла!
— Секундочку! — поспешно ответила она.
Еще секунду. Еще один взгляд.Что дурного в Том, чтобы полюбоваться мужчиной? Не каждый день к твоим ногам падает золотоволосый бог!
В последний раз поборов желание его потрогать, она накрыла незнакомца одеялом, подобрала его одежду и вышла из спальни.
Направляясь к дивану, Саншайн разглядывала заляпанные кровью брюки. И все-таки, откуда кровь?
Но прежде чем она успела как следует разглядеть штаны, Уэйн взял их у нее из рук и извлек из заднего кармана бумажник.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Хочу выяснить, кто он. — Открыв бумажник, Уэйн нахмурился.
— Ну что там?
— Дай-ка посмотреть... семьсот тридцать три доллара наличными — и никаких документов. Ни кредитной карточки, ни даже водительских прав. — Из другого кармана Уэйн извлек огромный нож. Нажал на кнопку — нож разложился, превратившись в троицу сверкающих смертоносных лезвий. Уэйн выругался вполголоса.
— Черт! Саншайн, похоже, ты подобрала на улице наркодилера.
— Он не наркодилер!
— Откуда ты знаешь?
Наркодилеры не спасают женщин от банды насильников. Но Уэйну она рассказать об этом не решилась — не хотела волновать его понапрасну, да и выслушивать лекцию о безопасности тоже как-то не тянуло.
— Знаю, и все. А теперь положи его вещи на место и пойдем.
— Ну что? — Камул поднял голову навстречу входящему в номер Дионису.
Услышав его голос, Стиккс оторвался от журнала. Камул, кельтский бог, сидел напротив него на кушетке в гостиничном номере. Оба они ждали новостей.
В ожидании Диониса древний бог в сером свитере и черных кожаных брюках крутил в руках телевизионный пульт и беспрерывно переключал каналы. Стикксу очень хотелось вырвать у него пульт и шмякнуть о стеклянный кофейный столик.
Но только самоубийца отважится отбирать пульт у бога.
Быть может, Стиккс и жаждет смерти, но умирать долго и в мучениях он совершенно не готов.
Так что все это время он, стиснув зубы, молчал и старался думать о чем-нибудь отвлеченном.
Длинные черные волосы Камул собрал на затылке в хвост. В его внешности было что-то зловещее, дьявольское — что, впрочем, типично для облика богов войны.
Дионис остановился в дверях. Небрежным движением плеч он сбросил длинное кашемировое пальто, стянул коричневые кожаные перчатки.
Рост в шесть футов и десять дюймов придавал ему устрашающий вид. Но Стиккс, сын царя и скиталец, жаждущий смерти, боялся в этой жизни очень немногого.
Что может с ним сделать Дионис? Разве что отошлет обратно в одиночное заключение?
На боге вина и веселья был твидовый пиджак, темно-синий галстук, коричневые брюки с безупречно отглаженными стрелками. Короткие темно-каштановые волосы, среди которых блестели высветленные пряди, безупречная эспаньолка. Облик процветающего миллионера — каковым, собственно, Дионис и являлся. В этой эпохе он владел межнациональной корпорацией — и для развлечения разорял своих конкурентов.
Много сотен лет назад Дионису пришлось выйти в отставку против собственной воли. С тех пор он делит свое время между Олимпом и миром смертных, который ненавистен ему почти так же, как Стикксу.
— Ответь на мой вопрос, Вакх! — потребовал Камул. — Я не какой-нибудь из твоих изнеженных греков и не стану терпеливо ждать ответа!
В глазах Диониса полыхнула ярость.
— А я — не какой-нибудь из твоих трусливых кельтов и не собираюсь дрожать перед тобой. Лучше тебе быть повежливее, Кэм. Или, может быть, хочешь померяться силами?
Камул вскочил на ноги.
— Эй, подождите минутку, — вмешался Стиккс. — Давайте отложим выяснение отношений до того, как вы захватите мир.
Оба смотрели на него как на сумасшедшего. В самом деле, надо быть сумасшедшим, чтобы встать между богами, готовыми вцепиться друг другу в глотку.
Но, если они сейчас поубивают друг друга, — он так и не сможет умереть.
Кэм смерил Диониса злобным взглядом.
— Твой прихлебатель прав, — процедил он. — Когда ко мне вернется божественная власть, мы продолжим этот разговор!
По блеску в глазах Диониса нетрудно было догадаться, что он нетерпеливо ждет того же самого.
Стиккс с облегчением вздохнул.
— Так что же? — спросил он Диониса. — Тейлон с женщиной?
Дионис холодно усмехнулся.
— Все сработало, как часы. — Он перевел взгляд на Камула. — Ты уверен, что это его обессилит?
— Я не говорил «обессилит». Я сказал «нейтрализует».
— А в чем тут разница? — поинтересовался Стиккс?
— Разница в том, что так он станет еще большей проблемой для Ашерона. И мы еще — больше ослабим атлантийца.
Эта мысль пришлась Стикксу по душе. Теперь осталось лишь удостовериться, что Тёмный Охотник и женщина останутся вместе. По крайней мере, на период Карнавала, — колдовского времени, когда истончается граница между нашим миром и Коласисом[8]. Истончается настолько, что ее можно прорвать, — и выпустить в мир атлантийскую Разрушительницу.
В последний раз такая возможность представлялась шестьсот лет назад; в следующий раз представится через восемьсот лет.
Стиккс скривился, представив себе еще восемьсот лет жизни. Восемьсот лет одинокого монотонного существования, полного нескончаемой боли. Смотреть, как сменяются его стражи, как они стареют и умирают. Как живут своей человеческой жизнью, окруженные родными н друзьями...
Они не представляют, как им повезло. Когда-то, еще человеком, он тоже боялся смерти. Но с тех пор миновало бесчисленное количество эпох.
Теперь единственное, чего боялся Стиккс, — так и не избавиться от ужаса бесконечного существования. Жить и жить, столетие за столетием, пока не умрет сама вселенная.
