Судьба начертанная кровью (ЛП) - Дженсен Даниэль Л.
― Я не засну. ― Я не могла. Не хотела. Но с каждым шагом сонливость наваливалась на меня, унося прочь от страха и боли. Последнее, что я запомнила перед тем, как темнота поглотила меня, был голос Бьорна у моего уха.
― Я не дам тебе упасть.
Глава 4
Я очнулась с ощущением тумана в голове, боли и осознания, что меня опускают. Паника поднялась в моей груди, и я попыталась вырваться из рук, сжимавших меня, даже когда мир закружился.
― Отпусти меня, ― пробормотала я, слепо пытаясь нащупать землю под ногами. ― Отпусти меня!
― Полегче, Фрейя, ― раздался глубокий голос у меня за спиной. Голос я узнала, хотя, когда повернулась, чтобы посмотреть на него, его лицо было размыто.
― Бьорн? ― Его имя застряло у меня в горле, во рту было сухо, как в пустыне, а язык распух.
― Действие мази заканчивается, ― сказал он в ответ. ― Скоро туман рассеется, хотя, возможно, тебе захочется иного, когда боль вернется. ― Он поднял голову. ― Пошли кого-нибудь за Лив. Скажи ей, что это ожог. ― Он заколебался. ― Огнем Тира.
― Ты слышал его, ― крикнул женский голос. ― Иди! Поторопись. — Затем холодным, как мороз, тоном она добавила: ― Зачем ты ранил ее, проклятый глупец? Какой толк от девы щита с одной рукой?
― Ей хватит одной, чтобы держать щит. ― Тон Бьорна был легким, но его пальцы крепко сжимали мою талию.
Я повернулась, чтобы посмотреть, кто позволяет себе так разговаривает с сыном ярла, и сфокусировав зрение, я увидела женщину, возможно, на две дюжины лет старше меня. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы ниспадали свободными локонами, обрамляя прекрасное лицо, но мой взгляд остановился на тяжелых золотых серьгах, которые сверкали на солнце. Не просто золотые, а с драгоценными камнями, и я зачарованно уставилась на них.
― Она настолько же глупа, насколько изувечена? ― спросила женщина, и мои глаза встретились с ее. Они были бледно-голубого цвета с тонкой черной каймой вокруг. Этот цвет напомнил мне замерзшие водопады в зимнюю стужу.
― Это спорный вопрос, ― ответил Бьорн. ― Фрейя, это Илва, жена ярла Снорри и правительница Халсара.
Почему он не назвал ее матерью?
― Моя госпожа. ― Я попыталась склонить голову в знак уважения, но от этого движения у меня закружилась голова, и, если бы не поддержка Бьорна, я бы упала на нее.
Илва издала звук отвращения.
― Где мой муж?
― Он не торопится, ты же знаешь. Куда я могу положить Фрейю?
Бьорн был прав насчет боли. Теперь туман в моей голове рассеялся, но каждый удар крови, казалось, усиливал агонию. Там, где не было жжения, кожа была ледяной, и меня снова начала бить дрожь.
― Мне нехорошо.
― Она выглядит так, будто умирает, ― сказала Илва. ― Где Снорри?
― Должен быть здесь с минуты на минуту.
Неожиданно накатила тошнота и меня вывернуло, но все, что вышло, было одной желчью. От силы содроганий я упала на колени и могла бы зарыться рукой в грязь, если бы Бьорн не схватил меня за локоть и не поднял ее.
― Прекрасно. ― Илва выдохнула. ― Неси ее внутрь. Если она выживет, то теперь это будет ее дом.
Дом.
Пока Бьорн поднимал меня, стараясь не касаться моей руки, я смотрела на сооружение, перед которым мы стояли. Большой дом. Хотя по форме он ничем не отличался от других домов, это строение было вдвое выше всех, которые я когда-либо видела, доски стен были испещрены рунами и узорами, а двойные двери были достаточно большими, чтобы в них могли поместиться сразу пять человек. Когда мы вошли в полутемный зал, мой взгляд остановился на возвышении, где стояли два больших кресла. Перед ними стояли столы, обрамлявшие каменный очаг длиной не менее дюжины футов. С потолка свисали переплетенные рога, украшенные серебром, а со второго уровня открывался вид на общую зону.
Меня провели мимо столов в заднюю часть помещения, отделенную от зала толстыми занавесями, свисавшими с верхнего уровня. Там стояло несколько кроватей, и Бьорн направил меня к одной из них.
С немалым облегчением я легла, меха подо мной были толстыми и мягкими, как и те, что накинул на меня Бьорн, хотя они совсем не помогли прогнать холод. Я дрожала и тряслась, и большая часть воды из чаши, которую он поднес к моему рту, вылилась мне на подбородок, а не в рот. Его рука обхватила мою голову, приподнимая ее и удерживая на месте. Я с жадностью проглотила воду, затем откинулась на кровать.
― Больно.
― Я знаю.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать слезы, не желая больше показывать слабость.
― Откуда ты можешь знать? Тебя он не обжигает. ― В моем тоне было больше горечи, чем я хотела.
― Огонь Тира ― нет, а обычный ― да. ― Он повернулся, задрав рубашку, чтобы продемонстрировать крепкие мускулы, покрытую татуировками спину и извилистый белый шрам, пересекающий лопатку, не отмеченный черными чернилами его татуировок. ― В детстве я впервые вызвал пламя и поджег хижину. На меня упала горящая балка. Такую боль не забывают.
Он был прав.
Это та боль, которая остается в памяти навсегда.
Я наблюдала за тем, как он устраивается на табурете рядом с кроватью. Он наклонился, чтобы осмотреть мою руку, которую я теперь старалась игнорировать, и я воспользовалась возможностью пробежаться глазами по его высоким скулам и сильной челюсти, по носу, слегка искривленному в том месте, где, как я подозревала, он когда-то был сломан. Щетина почти скрывала ямочку на его подбородке, и под этим углом я могла разглядеть края алой татуировки на шее, которая, вероятно, была знаком его божественной принадлежности. Его волосы были абсолютно черного цвета, который я редко встречала, а солнечный свет, проникающий через отверстие в крыше, придавал прядям скорее голубой, чем коричневый оттенок.
Одна прядь выбилась из его хвоста на затылке и выпала из-за уха на щеку. Инстинктивно я шевельнула правой рукой, чтобы поправить ее, но от этого движения по ней пробежала мучительная боль.
Моя правая рука.
Рука, которой я делала все, и я могу ее потерять. Страх сильнее, чем сама боль, заставил горячую слезу потечь по щеке, и я крепко зажмурила глаза. Когда я открыла их, Бьорн пристально смотрел на меня, и выражение его лица было нечитаемым.
― Оно того стоило? ― спросил он.
Воспоминания о том, как мой брат ползет за Враги, отчаянно пытаясь остановить его, заполнили мой разум. Если бы я ничего не предприняла, Враги взял бы Ингрид в жены просто назло, уничтожил бы ее, а потом вышвырнул. Или, что более вероятно, Гейр, как только смог бы ходить, убил бы Враги, а затем был бы казнен за убийство Снорри. Теперь, по крайней мере, у них был шанс. Если это будет стоить мне руки, пусть так и будет.
― Да.
Бьорн издал низкий хмыкающий звук, затем кивнул.
― Не сомневался, что ты так и скажешь.
Между нами повисло молчание, и в нем боль усиливалась. Отчаянно пытаясь заглушить ее, я спросила:
― Ты позволил мне сделать это. Почему?
― Почему ты так думаешь? У тебя твердый череп ― до сих пор болит подбородок. ― Он вернулся к осмотру моих ран. ― Ты застала меня врасплох.
― Лжец, ― прошептала я, агония придала мне смелости. Если и был шанс задать трудные вопросы, то сейчас самое время.
Бьорн застыл на месте, затем повернул голову, и солнечный свет заставил его зеленые глаза засверкать.
― Враги был куском дерьма, предавшим собственную жену ради богатства. Мне показалось неправильным отказывать тебе в мести, хотя я думал, что ты набросишься на него с кулаками, а не… ― Он прервался, поморщившись. ― Я недооценил силу твоей ненависти.
Я ненавидела его, это правда, но сейчас, ища в себе эту эмоцию, я ничего не находила. Ничего не чувствовала, несмотря на то что хладнокровно убила собственного мужа. Отсутствие реакции, хорошей или плохой, нервировало, и я тяжело сглотнула.
Наше внимание привлек звук шагов по деревянному полу. Бьорн встал, когда появилась невысокая светлокожая женщина с ореолом пунцовых кудрей, а за ней по пятам шла Илва.