Меж двух огней (СИ) - Эр Анастасия

Исаев меня тоже не целовал. А потом взял и выебал. Дважды. Выходит, не обязательно сосаться, чтобы трахаться.

Получается, Ник тоже взял и выебал Челси? Она не смогла бы ему отказать. Да и кто смог бы?

Ну я, конечно, смогла бы, потому что прежде сгорела бы со стыда — особенно после того, что он видел в раздевалке.

Если Никита трахнул каждую, кого поцеловал, то для него Маша была примерно тридцать второй. Или тридцать третьей. Или тридцать восьмой, не знаю. А он у нее?

Ты опять не о том, думаешь, Елизарова.

Я глянула на часы и отвернулась к стене. До рассвета два часа, нужно постараться уснуть.

Вообще, мне стоит сделать вид, что ничего не случилось. Эти двое к утру поди и забудут, что трахались. Челси всегда так делала. Хотя на этот раз вряд ли, они же видятся каждый день.

Но мне как забыть, что они умеют трахаться?

Почему я ничего не заметила? Как можно быть такой дурой?

И они молчали.

Может, обидеться?

Да вроде не на что. С этим Исаевым я совсем перестала замечать, что творится вокруг.

Им бы шпионами работать. Как же по-маленькому хочется. И кушать.

Когда я проснулась, моя палочка лежала на тумбочке, и пришлось поверить, что все это мне не приснилось. Палочку явно принесла Челси.

У нее первая пара была свободна, поэтому она продолжала безмятежно спать, пока мы трое собирались.

На завтраке я поковырялась в тарелке, размышляя, как себя вести: притвориться, что ничего не видела, или принять увиденное как должное. Все трахаются. Нужно привыкать и перестать удивляться.

Нужный эликсир на практической у Горация я сварила только благодаря интуиции и лишь краем уха услышала, что в следующий раз будем изучать теорию любовных эликсиров. Кто-то даже присвистнул от предвкушения.

— Ну все, скоро даже самых страшных и сопливых разберут, — объявил Чернорецкий, и все заржали.

Когда Челси явилась на боевую магию и как ни в чем не бывало уселась рядом, я глубоко вздохнула и тихо спросила:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Она вытащила из сумки по порядку: потрепанный учебник, карандаш, тетрадь, нашу спальню и целый мир — и только после этого посмотрела на меня.

— Я захватила вчера твою палочку. Не за что.

— Ты извини, что я вчера так ворвалась, — начала я, еще понизив голос, — я просто не ожидала, что...

— ...что Верейский трахаться умеет? — усмехнулась Челси. — О, еще как умеет. — Она явно смаковала момент.

— Да нет же. Об этом я догадывалась, но вчера он трахался… с тобой.

— А чем я хуже остальных? — злобно вскинулась Маша, и я с трудом узнала в ней свою подругу.

— Ничем, — оторопела я. — Ты намного лучше. Но как вы, ну... как это получилось?

Челси, прищурившись, изучала мое плечо, потом глянула в глаза.

— Верейский прислал мне записку. Он всегда так делает.

Мне почудилось, что парта покачнулась и начала заваливаться на нас. Кто-то из девчонок заорал, но этот крик отозвался в ушах беззвучным писком.

— Всегда? То есть вы не в первый раз?..

— Скорее в сто первый, — фыркнула Челси.

Я машинально запустила руку в волосы. Сколько же лет все это длится? Наверное, этот вопрос нарисовался у меня на лице.

— Мы трахаемся с нашего первого курса. Никита тогда был таким милым, я не устояла.

Я открыла рот, но слова не шли, да еще Шереметьев не вовремя приперся, и пришлось захлопнуть рот.

Мы все еще изучали безмолвные боевые заклятия, и сегодня я даже при желании не смогла бы выдавить ни слова. Так что за пару я получила высший балл.

После удара колокола Челси пошвыряла обратно в сумку: целый мир, нашу спальню, тетрадь, карандаш и потрепанный учебник — и была такова. Пришлось догонять ее в коридоре и хватать за блузку.

— Мы не закончили.

— А по-моему, закончили, — она нахмурилась. — Что еще ты хочешь услышать? Какого размера у него писька?

— Почему вы ничего не рассказывали? — выпалила я вопрос, который бился у меня в голове всю пару, как домовенок-истерик.

— А ты не спрашивала, — выплюнула Челси.

— Перестань разговаривать со мной как с Марковой, — холодно осадила я. — Почему ты злишься на меня?

— Я на тебя не злюсь, — дернула плечом она и остановилась. Мимо шли студенты и пихали нас со всех сторон. — Не всегда мир крутится вокруг тебя, Елизарова, — уже спокойнее сказала Маша. — Ты ведь правда не спрашивала.

— Я спрашивала. Я спрашивала, как его зовут, помнишь?

Она нехотя улыбнулась:

— И ты бы мне поверила?

Я уставилась на нее. Да я даже сейчас не верила, хотя видела их голыми в одной кровати.

— Вот тебе и ответ, Елизарова. Ты до сих пор не веришь, потому что у тебя в голове не укладывается, как это Верейский предпочел меня. Ведь из нас двоих он, конечно же, должен был выбрать тебя, так?

— Да с чего он вообще должен кого-то выбирать? — не выдержала я, вне себя от абсурдности этого предположения. — Это же Ник, он заплетал мне косички в восьмом классе. Они были ужасны! Мы столько лет жрали вместе конфеты, он видел мои трусы — помнишь, первого сентября у входа в общагу — и спрашивал, не сделал ли Исаев мне больно. Да как у него вообще встает на тебя?

— Еще как встает, одним махом просто, — заржала Челси, но внезапно прекратила и спросила: — Как ты его назвала?

— Неважно. Так кто его избил?

— Что? — она вытаращилась на меня. Неожиданная смена темы всегда помогала.

— Ну, ты наверняка знаешь, Челси, разве нет?

— Понятия не имею, он не говорит.

Челси помолчала и села у ног каменного богатыря. Его изваяние разделяло Западный и Восточный флигели. Я, помедлив, сделала то же самое.

Она тяжело вздохнула, потерев запястье.

— Это сильнее меня, Елизарова. Ты же теперь знаешь, как это бывает. Иногда хочется потрахаться именно с ним, а иногда вообще не хочется. Это же Верейский, у него язык как… в общем у меня с этим проблемы, сама знаешь. Слушай, там правда нечего было рассказывать, Елизарова, и сейчас нечего.

Я обняла ее за шею и с силой прижала к себе.

— И как мне теперь себя вести? Вы обо мне подумали? — пошутила я, и Челси тоже улыбнулась.

— Может, я поэтому и молчала, — пробурчала она, выворачиваясь из моего захвата. — О тебе заботилась.

— Ага, — не сдержалась я. — А может, просто рот был занят.

Маша вскочила на ноги, но я оказалась быстрее и помчалась по коридору, огибая толпу перваков.

— Я прибью тебя, Елизарова! — крикнула она.

Сумка болталась у бедра и мешала бежать, волосы лезли в лицо, я преодолела небольшой пролет между лестницами, завернула за угол и столкнулась с Борей Вернером.

— Ой, прости, пожалуйста, не ударился? — я потерла лоб. Маша, разумеется, догнала меня и, отдуваясь, пропыхтела:

— Надо продолжить… бегать… по утрам. Здорово, Вернер.

— Привет, — осторожно поздоровался тот. Мне давно казалось, что он побаивается Челси. И я подумала, а он-то знает о них с Ником? — А Никиту сегодня выписали, — сообщил он голосом метеоролога. — Ну, если вам интересно.

— Нам интересно.

— А я знаю, — хором сказали мы с Машей.

— Откуда знаешь? — удивилась Челси.

— Да он мне вчера сказал, когда помогал с отработкой.

— Ну понятно. А мне не сказал, — протянула та.

— Оно и понятно, там уж не до разговоров, — поддразнила я и отскочила в сторону.

Любая ситуация становится не такой неловкой, если начать над ней шутить. Челси грозно достала палочку.

— Еще слово — и я тебя заколдую, Елизарова, — пригрозила она и спохватилась, услышав удар колокола: — Заколдую, но после инквографии.

Мы с Борей хихикнули и отправились в разные стороны: он — на улицу, а я — на четвертый этаж.

Это только предполагается, что свободные пары старшекурсники будут проводить в библиотеке. На самом деле, мы коротали их где угодно, только не там.

Я вот, например, собиралась поправить в очередной раз юбку, которая размоталась во время погони, и поглазеть в окно с сигаретой. Все-таки я не до конца еще осознала, что мои лучшие друзья трахаются на протяжении двух с лишним лет.