Катализатор для планеты (СИ) - Мраги Лина

― Отлично! Я вижу!― треск грома над головой заглушал собственный голос.― Разряд!!!

Очередная вспышка последовала незамедлительно. И в этом сизом свете я увидела... тело. Аютан лежал на воде. Я подскочила, спотыкаясь о ящики и разбрасывая обломки табуретов:

― Капитан! Капитан! Ают!

Я трясла его за плечи, лупила по щекам, но это не помогало. Голова капитана была разбита, а грудь рассекала огромная глубокая царапина.

― Ты не посмеешь!!! Ты не посмеешь умереть!!! Ты слышишь?! Ают! Ают!

― Кари!― голос Данко донёсся сверху.

― Здесь капитан! Помоги вытащить!

Шторм не утихал: кругом мрак, дождь и ветер. Данко с Кулом уложили капитана под остатки лестницы, ведущей на корму.

― Он живой?! Он жив?!

Я тупо смотрела на бездыханное тело:

― Не знаю...

― Ну и нам скоро конец...― проронил кто-то.

Я сжала кулаки:

― Нет! Этого не будет!― и заорала, что было силы.― Не-е-ет!!! Ты будешь жить! И этот дурацкий шторм закончится! И никто не погибнет! Никто!!!

Отшвырнув матросов, я, неистово, принялась делать Аюту массаж сердца и искусственное дыхание.

― Раз, два, три, четыре...-вдох... ещё вдох.― Раз, два, три, четыре...― вдох... ещё.― Раз, два, три, четыре...

― Что ты делаешь?!― мокрый насквозь Данко, ободранный и всклокоченный, впрочем, как и остальные, таращился круглыми глазами.

― Раз, два, три, четыре... Выцарапываю его у вашего Хранителя... Он его не получит... Во всяком случае, пока... Раз, два, три, четыре...

Судорожный хрип и раздирающий кашель сотрясли тело. Матросы заорали так, что у меня заложило уши. Они принялись переворачивать его и колотить по спине. Капитан долго кашлял, а потом открыл глаза, только взгляд был блуждающим и пустым. Пока просто запустилось сердце, но сознание ещё не вернулось. Я прислонилась к деревянной стенке и подтянула его на себя, в более вертикальное положение, а остальные трое пристроились по бокам. Вот так мы и сидели, плотной трясущейся кучкой, пока при очередном разряде молний не увидели, что вода далеко-далеко внизу, а нас всё поднимает и поднимает, выше и выше, на гигантской водяной стене. Я прижала голову Аюта к себе и зажмурилась: «А вот и цунами подоспело... Всё, как сказала!»

Данко рядом ругался, как сапожник, проклиная всех и вся. Кулан бормотал какие-то молитвы, а Чёрный Ли помалкивал, только очень сильно сжимал мою ногу. А дальше... Дальше всё происходило, как в замедленном кино... Как так вышло, что шхуна неслась на гребне волны и не падала, я не знаю, но у меня было полное ощущение полёта. Мы летели... Или парили... А потом, неожиданно, начал стихать ветер, и дождь прекратился... И сразу стало, как-то так, тихо-тихо... Море будто бы вздохнуло или перевело дыхание... И «Медуза» начала быстро опускаться. Нас ещё несло вперёд и несло очень стремительно, но было уже понятно, что ситуация изменилась: шторм стихает, вернее, он почти совсем утих.

Парни крутили головами и потихоньку приходили в себя. И вдруг... Небо прорезал яркий луч и тучи начали расходиться прямо на глазах. А ещё через короткое время, туманная дымка полностью рассеялась и шхуна, почти всем корпусом, вылетела на песок.

От сильного толчка у меня в желудке случился какой-то спазм, и я икнула. Звонко так, на вздохе... Громкий смех чуть не лишил остатков слуха. Истерический хохот сотрясал потрёпанную «Медузу» не меньше часа. Кул с Данко хохотали так, что из посиневших от воды и холода, стали красными, как варёные раки. Чёрный Ли тоже улыбался во весь рот, только ногу мою он так и не отпустил. Он переводил ошалелый, полубезумный взгляд с меня на капитана, с него на дико хохочущих парней, потом опять на меня, и повторял:

― Синеглазая богиня спасла капитана... Белокурая дева прогнала шторм... Богиня спасла капитана... Спасла всех нас...

О том, что я это всё и накаркала, скорее всего, я предпочла благоразумно умолчать: «Вот и первый адепт культа моей божественной личности, во всей красе! Значит, Чёрный Ли был на площади в Банкоре и слышал песню... Всё! Бессмертное имя в легендах Окатана мне обеспечено!»― и я нервно хихикнула. Потом ещё раз, и ещё, и вскоре, так же громко хохотала, как и остальная компания.

А вскоре нас нашли местные жители. И через некоторое время, я уже знала подробности того, почему «Медуза» оказалась не в закрытой от ветров бухте, а в море. А дело было так...

Команда знала, что капитан отпустит их в город, так сказать, «погулять» и надолго, до утра. Поэтому самые нетерпеливые, Найр и ещё двое, удрали одними из первых. Остальные заканчивали распределять в трюме часть нового груза. Вот поэтому никто не видел и не слышал нашу ссору с капитаном. Тиль только удивился, когда Ают послал его убирать со стола, что мы ни к чему не притронулись. Даже обиделся, решил, что нам не понравилась его стряпня и, сразу же, как закончил, ушёл в город, а за ним засобирались и остальные. Когда Данко спросил Аюта, где я и почему не видно, капитан ответил, что я ушла к себе и просила не беспокоить, поэтому он и не знал, что я сижу под замком.

Данко также рассказал, что Аютан после ужина был мрачный и очень злой, как горный волк. Поначалу он заставил всех оставшихся на шхуне проверить такелаж, а потом приказал ставить парус. И объяснил это тем, что рассвета будем ждать у острова за мысом, якобы со стороны рудников рано утром будут везти руду и чтобы сэкономить время, торговец попросил взять груз там, ведь причал за мысом тоже есть.

Вот тут помощник и заподозрил неладное, как он сам признался. Ёкнуло внутри нехорошее предчувствие. Когда шхуна отплыла за мыс и стала на якорь, а это было уже поздно вечером, Ают отправил двоих на шлюпке обратно, чтобы утром команда знала, где искать «Медузу». Вот где-то в это время я спала и видела свои чудные сны. Был полный штиль и ничего не предвещало такого урагана. Как вдруг поднялся ветер, небо заволокло тучами, а потом хлынул дождь. Очень быстро ветер усилился настолько, что если бы вовремя не успели поставить парус и поднять якорь, то шхуну разнесло бы в щепки о скалистый островок.

Каким-то чудом Ают успел вырулить, но направление ветра изменилось и шхуну понесло в море. А потом началось что-то совсем страшное. Данко сказал, что такого жуткого шторма в его жизни ещё не было. На что я философски заметила, что всё когда-то бывает в первый раз.

Оказалось, что нас вынесло на берег всего в двадцати этье от Перрикола, а это около пятнадцати-шестнадцати километров. И вечером, когда спасать нас примчалась остальная часть команды, Аютан очнулся. У него была сильно разбита голова, вывихнуто плечо и сломана левая нога. Глубокую царапину на груди, за серьёзную рану я не считаю. Пока он был в отключке, мы с Данко сделали всё, что могли: промыли мелкие порезы и царапину, а также рану на голове. Череп был в целости, а вот нога... Ещё я переживала, а не сломала ли ему вдобавок пару рёбер, когда с силой и злостью давила на грудь.

Тиль был не только коком на шхуне, но ещё и лекарем. Поэтому после беглого осмотра, он взял заботу о капитане на себя, а я помогала, чем могла. Тиль быстро вправил вывих, а после принялся за ногу. Кости он составлял на ощупь. Как это возможно сделать без рентгена, я не представляла, но очень внимательно наблюдала за его манипуляциями.

Возился кок довольно долго. Всё это время я держала капитана, чтобы он случайно не дёрнулся. Вот тогда он и открыл глаза, когда я практически на нём лежала.

― Тиль! Он очнулся!

― Хорошо. Я почти закончил...― пробормотал кок, туго приматывая ногу к шинам.

― Все живы?― это был первый вопрос.

― Все. Никто не пострадал... Кроме тебя...

― А «Медуза»?

― Нормально... Данко с ребятами и местными сейчас мачту ставят. Утром вернёмся в Перрикол. Шхуна сильно не пострадала: пробоин нет и воду из трюма уже откачали.

― Хорошо...― он прерывисто вздохнул и отвернулся. Из уголка глаза скатилась слезинка. Я смахнула её и поцеловала его в висок.

― Не надо...

― Ают, но...

― Не надо меня жалеть!