Ж. Жукова - Замуж с осложнениями
Азамат делает два шага вперёд и садится на колени.
— Алтонгирел, ученик Изинботора, — называет дед. Алтонгирел тоже идёт вперёд, но занимает место не рядом с Азаматом, а у ног одного из бритых Старейшин поближе к левому краю, красивого, статного и не очень старого ещё мужчины. И тут же принимается ему что-то нашёптывать. Тот кивает и громко говорит:
— Элизабет Гринберг.
У него такой сильный муданжский акцент, что я еле опознаю своё имя. Иду вперёд и сажусь рядом с Азаматом, дико озираясь — а вдруг я должна что-то другое сделать? Но вроде нет.
Старейшины принимаются перешёптываться, потом дядя напротив меня (видимо, местный церемониймейстер) спрашивает:
— А это твоё имя — что?
Я с некоторым трудом соображаю, что он хочет получить значение. С надеждой гляжу на Азамата, но он не реагирует, смотрит перед собой, хотя вроде не в прострации.
— Азамат, — шепчу, — ну поговори с ним!
Он только коротко мотает головой. Алтонгирел смотрит на меня, как на убийцу. Вот подонок, мог бы заранее предупредить, что разговаривать нельзя! Ладно, будь проклята конспирация.
— Элизабет, — говорю неверным голосом, — божья клятва, — в муданжском языке удобно, что непонятно, кто кому поклялся, потому что этого я в своё время так и не удосужилась выяснить. — Гринберг — зелёная гора… это просто место… происхождение…
Господи, как же меня колбасит! Ещё никогда не было так страшно говорить на чужом языке. Кроме обычных страхов "а вдруг что неправильно" тут ещё и сознание вины, что обманывала мужа… конечно, меня никто не спрашивал, понимаю ли я муданжский, но это хилая отмазка…
Кошусь на Азамата — а он на меня со своей фирменной удивлённой улыбкой, даже немного умилённой. Решил, что я специально несколько слов выучила, что ли? Ладно, потом будем разбираться. На Алтонгирела старательно не смотрю.
Старейшины, впрочем, принимают моё знание языка как должное — ни тени удивления. Самый крайний справа дедок, сморщенный, как изюм, карябает что-то в толстом ежедневнике. Остальные откидываются назад в свободных позах и некоторое время изучающе на нас смотрят. Я потихоньку беру Азамата за руку. Смирение — смирением, но вдруг они решат, что я не хочу за него?
Один из Старейшин, бородатый и какой-то особо ухоженный, хмыкает и качает головой.
— Азамат, — говорит он, — бормол у тебя изменились?
Муж мотает головой. Старейшина кивает. Этот язык голов мне несколько приелся, но он хотя бы понятный в отличие от загадочных бормол.
Старейшина подзывает ученика, который провожал нас внутрь, и говорит ему что-то неразборчивое, тот идёт к одному из комодов у стены, выдвигает и вынимает верхний ящик и подносит его нам. В ящике бешеная прорва деревянных статуэток-игрушек, изображающих всё на свете, примерно как Азаматова собственная коллекция, только раз в десять побольше.
— Вызывай, — говорит Старейшина. Азамат немного роется в гремящих деревяшках и извлекает три предмета: книжку, саблю и старика с посохом. Раскладывает их перед собой.
Старейшина кивает и поворачивается ко мне:
— Вызывай.
Ну, я понимаю, что надо выбрать фигурки. Но по какому принципу?! Сформулировать это по-муданжски я не смогу, даже если вспомню все слова и правильные формы, просто потому что слишком нервничаю, и голова не варит. Так что я только беспомощно разеваю рот и растопыриваю ладони, дескать, спасите, не понимаю ничего.
Старейшина с золотой цепочкой сжаливается:
— Тебя описывают бормол выбери.
Ох, что-то я прослушала на уроках в колледже… Ладно, поищем бормол, которые "меня описывают". Что я им о себе хочу сказать? Что я буду хорошей женой. Что требуется от хорошей жены? Дети, вестимо. Роюсь в статуэтках, но детей не нахожу. Ни люльки, ни коляски, ни бутылочки, ничего даже отдалённо напоминающего о ребёнке. Правда, там есть некоторые предметы, которые я не могу соотнести с реальностью, но их выбирать я боюсь. Ладно, что ещё нужно от жены? У них женщины не готовят, это мимо. С любовью тоже туго, да и как они её изобразили бы? Сердечком? Кстати, сердца даже как органа тут нет. Из одежды нахожу шапку и сапоги, но подозреваю, что они значат что-то ещё… Боже мой, тут так всего много, я могу что-то просто не найти, даже если оно есть! И уже так долго роюсь, и уши у меня красные, я чувствую, и это меня так злит, прям щас расплачусь! Нет, тихо, девочка, смирение, сказали тебе! Ищи.
На глаза попадается подушка. Такая, на которой сидят. Вышитая (это прямо прорезано), со вмятинкой посередине. Что ж, и то хлеб. Подушка — это удобство, уют, утеха, постель, в конце концов. Правда, может, тогда уж кровать… но ещё полчаса искать — нет уж, они меня выгонят. И так вон некоторые зевают, Алтонгирел лицо руками закрыл. Блиииин, я такая дура…
Ладно, подушка. Едем дальше. Будем исходить не из того, что я хочу сказать, а из того, что есть в наличии. Вот вижу зонтик, полуоткрытый. А у Азамата старик с посохом. Ну, резво вспоминаем Библию, в каком-то детективе попадалась цитата про жену… "опора спокойствия его"… Конечно, где Библия, а где Муданг, но всё-таки древний текст, архетипический. Тем более зонтик, не просто тросточка. Можно и как защиту от невзгод понять. Короче, пойдёт.
Осталось всего один. Господи, а лучше, боги, вы, эти, муданжские боги, подкиньте что-нибудь уже, а? Так, ещё раз, у Азамата старик, меч и книга. Ну, меч — это не ко мне, разве только как фаллический символ… но нет, спасибо, искать тут ножны я не буду, все идут лесом, это уже слишком. Старик — опять же, посох, а что он ещё может значить? Кроме нужды в опоре? Старость — мудрость, так? И книга. Надо бы что-то с книгой… Вон Алтонгирел не верил, что мне может быть интересна книжка, значит, это будет сильная отличительная черта, да ещё и наша с Азаматом общая. Он — книжник, я тоже с образованием, у них это диковинка, но у нас общие интересы… О! Вижу книжку. Ура! Есть!
Гордо и с великим облегчением выкладываю из ящика книжку. Она поменьше, чем у Азамата, но это вполне логично, он всё-таки специалист, да и старше.
Голова у меня совсем ватная, а ведь это ещё наверняка не конец. Соберись, девочка, это тебе не экзамен на международный сертификат, который можно сдать на будущий год. Это на всю жизнь.
Старейшины тихонько шипят. Те, что подальше сидят и паршиво видят, просят им рассказать, что я выбрала, и им по испорченному телефону передают. Тогда дальние тоже начинают шипеть на вдохе. Не знаю уж, что это значит.
Азамат… Азамат, дико вытаращившись, переводит взгляд с меня на фигурки и обратно, как будто у меня там топор, скалка и череп, как минимум. О-ох как плохо, что я не знаю принятых значений фигурок… Алтонгирел, сука, ты должен был мне это сказать, ведь знал наверняка, что надо будет выбирать! Да и Азамат знал, у него даже с давних пор один и тот же набор есть, всем известный. Боже мой, ну в чём я облажалась, что вы на меня все так смотрите? Ну не знаю я, не знаю, что надо было выбрать!
