Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Он разворачивается, выбегает из комнаты, и я гашу огни.

***

Я сплю вполглаза, и всё равно мне трудно провалиться в сон. Должен быть какой-то способ защитить себя во время сна, но я пока не знаю, как контролировать свою магию, когда сплю, и меня беспокоит, что я могу не проснуться, если кто-то проберется в мою комнату.

Однако когда я просыпаюсь, единственное изменение в комнате этим утром — записка, которую кто-то просунул под дверь. Королева Моргана ждет меня в одном из чайных салонов.

Придя туда, я обнаруживаю, что двери, ведущие на просторную террасу, распахнуты. Она ждет снаружи, окруженная бдительной стражей и слугами, которые всё еще накрывают богатый стол: свежий хлеб, яйца пашот, фруктовые соки и сладкие лакомства.

— Одетт, — приветствует она меня, — присядь со мной, пожалуйста.

Стол широкий, слишком широкий для террасы, он занимает почти все пространство. Вокруг стоят горшки и кадки с колючими растениями, которые весной должны расцвести прекрасными формами; сейчас же это лишь извилистые ветви в ожидании хорошей погоды.

На лжекоролеве золотая накидка, богато украшенная ромбовидными узорами, накладывающимися друг на друга, с белой меховой оторочкой на воротнике и рукавах. Её черные волосы собраны так же, как вчера, но на этот раз заплетены в косу и плотно прижаты к затылку. Зимний холод подрумянил её щеки, а глаза так похожи на глаза Эриса, что я не могу сдержать дрожь.

— Ты хорошо спала? — Дворцовые кровати так же удобны, как я и помнила.

Она бросает на меня долгий взгляд, пока слуги продолжают расставлять яства между нами.

— Я не знала, что это ты, — говорит она затем. — Когда ты впервые оказалась при дворе Сирии… я не знала, что ты дочь Адары.

Я спрашиваю себя, какие карты могу разыграть, стоит ли быть украденной девочкой, обиженным ребенком. — Это бы что-то изменило?

Улыбка не касается её глаз. — Возможно. — Она делает паузу. — Мне хотелось бы сказать тебе «да», дорогая, сказать, что я рассказала бы тебе правду, приняла бы с распростертыми объятиями… но я бы солгала. Нет ничего важнее для меня, чем победа в этой войне.

— Я могу это понять и уважать, — добавляю я осторожно и устремляю взгляд на сады, раскинувшиеся перед нами.

Некоторые из Воронов тренируются внизу. У них, должно быть, нет отведенного места, как у стражи или солдат. Некоторые спаррингуют парами под внимательными взглядами дворян, завтракающих в садах, другие бегают по дорожкам… но я не вижу никого из наших бывших инструкторов.

Лоренцо там внизу один. Я вижу, как он заканчивает разминку перед пробежкой.

— Ты сказала, что будешь их тренировать. — Это было до того, как мы заключили сделку, — говорю я осторожно.

Моргана склоняет голову набок. — Я не собираюсь вставать перед кем-то из них, не будучи способной защитить себя, если… что-то пойдет не так.

— А. — Стальной блеск появляется в её взгляде, когда она понимает, и она медленно кивает. — Я этого не учла.

Я уверена, что учла.

— Я сделаю это, — говорю я. — В любом случае, сделаю, когда найду способ. Разве пакты нельзя переписать? — спрашиваю я с притворной невинностью.

Моргана делает знак слугам, слоняющимся вокруг, и те оставляют нас одних. — Нет, дорогая. — И тут, словно вспомнив о чем-то, она спрашивает: — Ты знала Ингрид?

— Нет. — Кто тебя… обучал?

Я гадаю, сколько мне стоит рассказать, сколько знает Леон. — В основном соргинак Сулеги. — Я делаю паузу, словно раздумывая. — Недавно я провела несколько дней с соргинак Илуна.

— Ты познакомилась с Агатой? — Да, — подтверждаю я. — А ты?

— И она, и я могли бы править, если бы твоя мать не захотела этого. Нас троих учила Ингрид. — Она делает паузу, пока я пристально слежу за фигурой Лоренцо, который бежит обратно, чтобы сделать еще круг. — Агата говорила тебе о твоих родителях?

Я стараюсь, чтобы голос не дрожал. — Вкратце. — Хочешь что-нибудь узнать?

Я поворачиваюсь к ней. Сначала думаю покачать головой, заверить, что нет; но потом понимаю, что действительно хочу знать. — Какими они были?

Странно ждать ответа из этих уст, но я жду.

— Люк был воином, но мог бы стать ученым. Он был таким любознательным… Одаренным воображением, оптимистичным, решительным. Его сводили с ума тайны. Много лет мы почти не видели его в Илуне, потому что он постоянно путешествовал, исследуя мир. У него везде были друзья. Куда бы он ни пошел, его любили. — Она замолкает на несколько секунд и устремляет взгляд в сад. — А Адара… она была бесстрашной, смелой и доброй. Такой, какой и ожидали бы видеть королеву. — Её лицо и голос мрачнеют одновременно. — Слишком доброй для своего же блага.

Она больше ничего не говорит, и я понимаю, что на данный момент это всё. Тем не менее, она предлагает: — Есть еще вопросы, которые ты хочешь мне задать?

Трудно совместить образ королевы Морганы с кем-то, кто знает мое прошлое, мои истоки. Но ведь это не просто образ королевы, верно? Она была ею последние два десятилетия: пока шли сожжения ведьм, казни, пока…

— Спрашивай, — настаивает она, заметив мой взгляд.

— Ты знала о наклонностях Эриса, — говорю я осторожно. — Это не вопрос, Одетт, — замечает она. — Как ты могла? Как ты могла спать спокойно, зная, что Эрис творил с другими женщинами? Он был твоим сыном.

Моргана отводит взгляд, словно и вправду опечалена. — Я не уделяла ему много внимания, когда прибыла ко двору, — признает она. — А когда я распознала эту… тьму в нем и попыталась её обуздать, было уже поздно.

— Ты могла бы сделать что угодно. — Убить его? — спрашивает она, и я сглатываю. — Если все эти годы Орден был в безопасности, то это благодаря мне, благодаря строгости, совершенству, которого я требовала от всех Воронов. Я тоже должна была быть идеальной. Мне тоже приходилось приносить жертвы.

Я смотрю на неё в упор. Два десятилетия в этой маске. Два десятилетия среди людей, которые вырезали её народ, тех самых, кого она хотела стереть с лица земли. У меня пересыхает в горле, и следующее, что слетит с моих губ, не должно быть ложью.

— Должно быть, это было ужасно. Мне даже не приходится притворяться, понижая голос, чувствуя ком в горле.

— В конечном счете оно того стоит, — уверяет она и улыбается с приветливостью.

Её улыбки мало чем отличаются от улыбок Агаты, Кайи… Она кажется такой нормальной, такой здравомыслящей и рациональной… И всё же она хочет уничтожить всё, хочет устроить резню собственного народа, потому что готова на это, если начало с чистого листа даст ей шанс сделать всё правильно, по-своему.

Интересно, что было бы со мной, если бы она рассказала мне всё это с самого начала, если бы я не встретила Кириана и Нириду, если бы не научилась любить Еву, если бы меня не отвели посмотреть, как Волки заполняют небо фонариками, олицетворяющими надежду…

Холодок бежит по спине.

— Ешь, — предлагает она. — Пирожные восхитительны.

***

Несколько часов спустя я накидываю плащ на плечи и выхожу в сады. Сегодня я снова создала костюм-двойку: широкие брюки, сидящие на талии чуть выше пупка, позволяющие мне свободно двигаться по лесу, и блуза, скрывающая браслеты Гауэко, но не следы моего пакта с лжекоролевой.

Я прогуливаюсь по окрестностям, осознавая, что на меня устремлены взгляды; не только Воронов, следящих за мной, но и любопытных дворян, которые видят во мне, дворянке из Ареамина, интересную новинку. Я гуляю, удаляясь от дворца ровно настолько, чтобы убедиться, что за мной никто не следует, и только тогда ступаю на тропу, которую хорошо знаю.

Оставляю позади клумбы, на которых сейчас нет цветов, конюшни и Фонтан Слез Мари, у которого Кириан поцеловал меня впервые. У меня вырывается улыбка. Он сказал бы, что это я его поцеловала.

Я вхожу в тот самый лес, от которого у меня когда-то бежали мурашки, обхожу корни, скользкие камни и наконец нахожу мост, который искала. Забытый и одинокий.

Я обнаруживаю покрытые мхом ступени, и, поднимаясь, почти чувствую мягкое давление пальцев Кириана, когда он положил руку мне на спину. Вид этого моста днем сильно отличается от того, каким я помнила его ночью. Возможно, думаю я, это было первое место, где я почувствовала что-то похожее на магию. Здесь я впервые увидела гауарги, и тогда же начала думать, что, возможно, есть что-то прекрасное во всех этих запретных вещах, которые нас учили ненавидеть и бояться.