Все темные создания (ЛП) - Гальего Паула

Моя спутница сглатывает, и я готовлюсь услышать её желание.

В последний момент мне приходит в голову, что, возможно, она могла бы пожелать, чтобы я забыл её, забыл её секрет или то, что я к ней чувствую, и меня охватывает паника. Но то, что она произносит, оказывается совсем другим.

— Тогда мы желаем, чтобы ты обрела свой настоящий гребень.

Ламия наклоняет голову и перестаёт плакать.

Я замечаю, что на её коленях вдруг оказывается два гребня.

Новый меньше нашего, его золото темнее, а зубья выглядят старше, и всё же он прекраснее. Я не могу сказать почему.

Ламия берёт его в руки с тёплой, потрясённой улыбкой, прежде чем встать, бросить фальшивый гребень в воду и подойти к нам… нет, к ней.

Существо смотрит ей прямо в глаза, и меня охватывает беспокойство, пока я не замечаю, что в её взгляде светится лишь благодарность.

Ламия осторожно кладёт руку на её щёку и встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать её в лоб.

— Спасибо, дочь Мари.

Её глаза широко раскрываются от этих слов, но она не отвечает. Мы оба наблюдаем, как Ламия разворачивается и молча уходит обратно в пещеру.

Теперь от её присутствия остаётся лишь та призрачная атмосфера, что она оставляет после себя.

— Пойдём, — вдруг говорит она.

— Почему она так тебя назвала? — хочу я узнать.

Она идёт быстро, стараясь как можно скорее уйти отсюда. Низ её мокрой юбки прилипает к ногам, пока она пытается пробираться между камнями и папоротниками.

— Я не знаю, — отвечает она, не оборачиваясь.

— Это та сущность, которой ты являешься? Ты дочь Мари? Как Эгузки и Иларги? Как ведьмы?

Она останавливается на бегу и становится передо мной, сжимая юбку как может, и бросает на меня взгляд, который сильно отличается от тех, что бывали у Лиры.

— Я не какая-то сущность, — бормочет она обиженно. — Я человек, как и ты.

— Мари дала тебе эти способности?

— Конечно, нет, — отвечает она, как будто мои вопросы абсурдны и возмутительно невежливы. — Я уже сказала, что не знаю, почему меня так называют.

Я поднимаю брови.

— Кто ещё так тебя называет?

Ей требуется несколько секунд, чтобы осознать, что она сказала.

Она ругается — тоже не в духе Лиры.

— Тартало назвал меня так, когда я заключала договор, — наконец признаётся она. — Некоторые легенды утверждают, что ведьмы — дочери Мари. Возможно, они чувствуют магию во мне и думают, что я одна из них.

— Но ты ведь не одна из них.

Ветер звучит, как шёпот среди ветвей деревьев.

— Нет, — качает она головой. Не похоже, что она лжёт. — Я не ведьма.

— А кто ты?

Глубокий вздох, и она снова идёт между густыми деревьями, ловко обходя шиповник, который тут и там пробивается сквозь листву, и перепрыгивая через самые большие корни.

— Вчера ты разговаривала со мной намного осторожнее. Кажется, ты быстро забываешь свои обиды, — замечаю я.

Она замирает, всё ещё не поворачиваясь, и кладёт руку на шершавую кору дерева.

— Вопрос не в том, кто я, а в том, во что я могу превращаться. — Я вижу, как она смотрит на свои пальцы на мгновение. — Я могу менять форму по своему желанию.

— Могу предположить, что есть и другие, как ты, и что именно поэтому ты здесь, подменяя будущую невесту наследника.

Она бросает на меня осторожный взгляд через плечо и снова направляется вниз по склону к нашим лошадям.

— Я не могу рассказать тебе больше, ради твоего же блага.

— Какая ещё ложь может мне навредить?

— Я серьёзно, — резко отвечает она. — Ты не должен этого знать. Поверь мне. Так будет лучше.

Я проглатываю ответ, который хочется ей дать, и вместо этого решаю слегка подтолкнуть её к продолжению.

— Ты можешь стать кем угодно?

Она бросает на меня быстрый взгляд, и, не останавливаясь, я замечаю, как что-то меняется в ней. Её кожа темнеет, волосы становятся темнее, руки, придерживающие подол платья, неожиданно грубеют, и когда она наконец поворачивается ко мне, на её лице появляется высокомерная усмешка, которую я хорошо знаю, — моя собственная.

— С практикой, тренировкой и энергией — да. Кем угодно, — отвечает она моим голосом.

— Хватит, — говорю я, не в силах сдержать дрожь. — Прекрати это.

— Почему? Тебе же было интересно, разве нет?

Она разворачивается вокруг себя.

Её тело меньше моего. Формы те же, но структура более миниатюрная. Рост тоже не изменился. Возможно, она не может этого сделать. Вот почему я чувствовал, что она чуть выше…

— Это отвратительно, — говорю я. — Остановись, пожалуйста.

Она хмурится. Хмурится настолько, что её взгляд становится тёмным. И я не понимаю, что она хочет сделать, пока не осознаю — это моё собственное выражение лица.

Мне хочется её убить.

— У меня есть кое-что ещё, — говорит она насмешливо и вдруг кривится в ухмылке, немного жестокой и вызывающей. — В следующий раз, когда я поцелую тебя…

Я не даю ей договорить. Шагнув вперёд, я хватаю её за подбородок.

— Какая же ты дерзкая и бесстыжая тварь.

Она меняется у меня на глазах. Очертания шеи, подбородок, скулы, нос — и взгляд, в котором я вдруг вижу нечто ужасно опасное для меня.

Я отпускаю её и отступаю, и, кажется, только тогда она наконец делает вдох.

— Как ты сам видел, я могу копировать любую форму, но не могу изменить свою фигуру. Поэтому плечи были уже, а волосы длиннее. Я также не могу повторить шрамы.

— У тебя есть все шрамы, которые когда-то были у неё, — замечаю я.

Она задерживается на пару секунд, подбирая слова.

— Потому что я тоже получила эти раны.

Судя по её тону, я решаю, что сегодня не стоит углубляться в этот разговор. Вероятно, она и сама не готова сказать мне больше.

— Покажи мне, как ты выглядишь на самом деле, — прошу я, когда мы подходим к лошадям.

— Нет, — отвечает она без колебаний.

— Почему?

Она взбирается в седло и слегка подтягивает мокрую юбку, которая, должно быть, её охлаждает.

— Ты думаешь это игра?

— Ещё пять секунд назад трудно было бы в это поверить.

Она фыркает, убирая с лица непослушную прядь, и подгоняет лошадь, отправляясь по пути в Сир. Я спешу вскочить на своего коня и обгоняю её, чтобы возглавить процесс, ведь вряд ли она знает дорогу.

— Я не видела себя уже десять лет, — признаётся она, глядя прямо перед собой.

— Что ты имеешь в виду?

Её взгляд теряется где-то среди деревьев, в низких ветвях, которые слегка качает ветер.

— Ровно то, что сказала. Я не видела свою настоящую форму уже целое десятилетие.

Значит, это правда, что всё это время она была Лирой. У меня возникает множество вопросов, но её откровенность останавливает меня от дальнейших расспросов.

По крайней мере, на сегодня.

Мы прибываем в Сир после очередного молчаливого путешествия, которое ни один из нас не решается прервать вопросами.

Когда мы подходим к первой таверне у входа в деревню, готовой принять путешественников, я замечаю странную атмосферу. Лишь пара мужчин сидят за стойкой, пьют в одиночестве. Бармен рассеянно протирает стеклянные кружки, а ещё один парень подметает углы, которые и так выглядят чистыми.

В глубине зала, у окна, нас ждёт Нирида.

— Вы справились? — спрашивает она, как только мы подходим.

— Ламия не может разорвать договор, — отвечаю я, усаживаясь напротив Нириды.

Нирида тяжело вздыхает и запрокидывает голову.

— Мы найдём другой способ, — говорит она, поняв, что ни один из нас не собирается ничего добавлять.

Она смотрит на нас поочередно. Прежде чем она сможет понять, что мы что-то скрываем, моя спутница по проклятию кивает.

— Да, что-нибудь придумаем.

Я ни на секунду ей не верю, но звучит она убедительно.

Ламия была моей последней картой, когда она считала, что уже проиграла всё. Не думаю, что теперь у неё хватит сил продолжать бороться, когда всё выглядит ещё мрачнее.

Но сейчас не время беспокоиться об этом.

— Почему мы здесь собрались?