Ж. Жукова - Замуж с осложнениями
— Да ты не отвлекайся, — говорю. — Я в тебя и так верю.
Он не улыбается, но лицо его немного светлеет. Я присаживаюсь у стеночки — кормить его в таком режиме совершенно невозможно, придётся подождать.
Минут через десять и правда становится полегче: теперь истерическое вихляние в пространстве продолжается не всё время, а с перерывами в пару минут.
— А, Лиза, ты ещё тут? — замечает меня дорогой супруг. — Что-то нужно?
— На, — говорю, — жуй, пока есть возможность.
— Ой да ладно, я бы перебился, пока…
— А ну быстро.
Перебиться-то он, может, и перебился, но уминает всю палку в три укуса. В чём-то всё-таки мама была права…
Остальные трое поглядывают на капитана с завистью, и я обещаюсь принести ещё еды на всех. Тут у них снова начинается опасный участок, и я уползаю, придерживаясь за стенку.
Копчёность идёт на ура, к тому же теперь меня ещё отдельно ценят как сотрудника, не занятого в управлении кораблём и обороне его непосредственно, и оттого свободно бегающего по кораблю. В итоге приходится всех обносить.
Фотографии муданжских пейзажей в иллюминаторах начинают меняться на вечерние, когда Азамат наконец-то выпадает с мостика.
— Всё, — говорит он счастливо, потирая уставшую шею. — Мы выбрались. Эти сволочи думали, что мы там разобьёмся, преследовать даже не пытались.
— Вот идиоты, — говорю радостно. Оказывается, всё это время я очень-очень боялась, но понимаю это теперь только по чувству облегчения. — Как будто не знают, что ты у меня непобедимый!
Он хохочет, и я заставляю его наклониться, и мы долго и душевно целуемся посреди холла. Он пахнет молоком и мясом, и ему абсолютно всё равно, что на нас смотрит полкоманды. Сегодня можно, заслужил. Моя одежда пропитывается его потом, и я прижимаюсь плотнее, потому что хочу перенять его запах заодно с силой и удачей. Мой отважный рыцарь, муж мой.
Всё-таки приходится разлепиться, жизнь-то не стоит на месте. Мы тащимся мыться, усталые и счастливые, с чувством, что все дела в кои-то веки доведены до конца и ничто не висит над душой. Можно просто получать удовольствие от жизни. Мы оккупируем ванну второй раз за сутки, и я устраиваю Азамату подробный массаж всего тела, чтобы прогнать даже само воспоминание о каких-то неурядицах. Мы много, долго, вдумчиво целуемся, а потом занимаемся любовью, вспенивая воду и нарочно поднимая фонтаны брызг — этакая оргия жизни после спасения.
Наконец мы вытаскиваем свои промокшие насквозь тела на берег, кутаем их в тёплые халаты и перекантовываем в спальню, где позволяем им рухнуть в произвольных положениях на сдвоенную кровать. Сегодня никакой чумной духовник нам не указ.
— Где мы теперь? — спрашиваю я в полусне.
— В кровати, я думаю, — бормочет Азамат не более осмысленно.
— Не-ет! — хохочу я. — В какой галактике?
— А-а, так в Водовороте. Этот туннель выводит почти к самому Мудангу, завтра вечером уже причалим.
— Ого! — просыпаюсь я. — То есть, получается, мы срезали путь?
— Ну да, получилось, как в той сказке… эти кусты — мой дом родной.
Мы снова смеёмся, потому что сейчас всё вызывает только смех. Азамат жмёт что-то на пульте, и из потолка, в который ушла стенка, выдвигается на ножке экран-иллюминатор, в котором видна система со звездой и несколькими планетами. Азамат увеличивает одну из дальних, приближает её к нам. Она вся равномерно синяя, маленькая такая и похожа на стеклянные шарики для аквариумов.
— А где суша? — спрашиваю.
— Сейчас на другой стороне, — говорит Азамат странным ласковым голосом, как будто о маленьком ребёнке. — Днём увидишь.
Я закрываю глаза и жду дня.
Глава 19.
Утром мы оба нервничаем и оба это тщательно скрываем. Не знаю, как у меня, а у Азамата получается плохо. Пялится в иллюминатор пустым взглядом, зубы чистит минут двадцать, наверное, да ещё и личное пространство у него вдруг некстати увеличивается: обниматься мы не хотим, мазаться тоже, и вообще, давай опустим стенку, переодеться надо. Ну, необмазанным он от меня не уходит, и так вчера пропустили, хотя в ванне я, конечно, его всякими гелями полила, но это не то же самое. И всё-таки, как только я заканчиваю втирание, он мгновенно закрывается у себя, не успеваю и глазом моргнуть. Прекрасно. Самое то, что нужно, ага.
Что ж, мне ничего другого не остаётся, как брести на завтрак в гордом одиночестве. К счастью, никто не обращает внимания на мою кислую рожу, поскольку все увлечены мыслью, что вечером уже будем дома. Никто — кроме, конечно, Алтонгирела.
— Дай угадаю, — говорит он с мрачным ехидством, когда я падаю напротив, — закрылся и никого видеть не хочет?
Я даже не отвечаю, только строю рожи. Надо думать, это типичная реакция на стресс. Ладно, кому что. Я на нервах вышиваю, Сашка покупает бытовую технику, Кирилл зачем-то во всех комнатах свет включал и ругался, если я выключала… ну, а Азамату, значит, одному надо побыть.
— Ладно, — отмахивается Алтонгирел, — это максимум до обеда. Потом надо будет собираться, и его всё равно задёргают.
Киваю, в принципе, я так и думала, что долго ему там не просидеть. Набираюсь духу и говорю Алтонгирелу:
— Нам вообще с тобой поболтать бы.
— О чём? — пожимает он плечами.
— О том. Я так понимаю, всё будет сегодня?
Он кивает, чешет подбородок. Потом снова пожимает плечами, даже два раза подряд.
— Ладно, приходи после еды, поболтаем, если тебе это от волнения помогает.
Закатываю глаза — ну почему ему вечно нужно выставить меня ипохондричкой? Его что, в детстве какая-то женщина обидела, что он теперь нас всех так люто ненавидит? Однако после завтрака послушно плетусь за ним.
— Я, собственно, не знаю, о чём с тобой говорить, — сообщает он мне, зайдя в каюту и закрыв за мной дверь. — Азамат тебе нужен, это я понял. Ты ему — тем более, это и джингошу ясно. Девка ты в принципе неплохая, хотя и с закидонами, но совесть есть, ещё бы пользоваться научилась… Именем ему, опять же, подходишь. Плохо, конечно, что ты командовать любишь, а Азамат слишком послушный. Надо тебе посмирнее стать, хотя бы задачу такую перед собой поставить. А дальше уж — что боги решат.
— Это, конечно, прекрасно, — говорю, — что я так завидно выгляжу в твоём описании, но мне как-то интереснее, как будет происходить церемония. Где это будет? Сколько будет народу? Сидя, стоя? Что надо будет делать?
Алтонгирел делает такое лицо, как будто ему вместо старших курсов вуза предложили попреподавать в дебильном интернате.
— Это будет в доме Старейшин в Ахмадхоте. Старейшины будут все, то есть восемнадцать человек. Ещё я, ты и Азамат. Будем сидеть на циновках, и не вздумай вскакивать, это невежливо. А делать надо будет, что Старейшины велят.
