Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар
— Несомненно, — пробормотал Делоне, и в его тоне я уловила какое-то умолчание. — Значит, о мстительных поползновениях Стрегацца пока не слышно?
— С местью не торопятся. — Уже тише Каспар добавил: — Скажу по секрету, друг мой: не думаю, чтобы Бенедикт де ла Курсель долго оплакивал зятя. Убежден, что он сам давным-давно вырвал бы этой гадюке зубы, если бы не опасался яда.
— И не зря. — Делоне не стал развивать эту мысль — но я поняла, что он имел в виду и, уверена, Каспар Тревальон тоже, — а перевел разговор на другую тему.
Я прислуживала им во время той беседы, но, выполняя свои обязанности, почти все время думала о другом. В подобных случаях мне больше помогало воспитание при Дворе Ночи, чем обучение у Делоне. Полезное умение приобрела я в детстве — любезно улыбаться и ловко подливать вино, даже когда сердце разбито. Наконец граф де Фурсэ ушел, и я воспользовалась возможностью обратиться к Делоне.
— Милорд, — вежливо начала я, — вы говорили, что когда ситуация с Буваром разрешится, я смогу вернуться к служению Наамах.
— Я так говорил? — с легким удивлением переспросил он; несомненно, обещания, данные мне, не представляли для него особой важности, к тому же, как я догадывалась, Делоне не выспался. — Да, припоминаю. Что ж, в свете последних новостей я, пожалуй, разрешу тебе вновь ходить на свидания — однако помни, что без кассилианца ты из дома ни ногой.
— Да, милорд. А вы получали какие-нибудь предложения насчет меня?
— И не одно, — сухо кивнул Делоне: по моим сведениям, предложения поступали потоком. — Ты имеешь в виду кого-то конкретного?
Я вдохнула и набралась смелости произнести вслух:
— У меня есть неоплаченный долг перед лордом Хильдериком д’Эссо.
— Д’Эссо? — изогнул рыжеватые брови Делоне. — Он обращался ко мне еще на прошлой неделе, Федра, но я хотел дать его гневу подостыть, прежде чем вы вновь встретитесь. Д’Эссо уже исчерпал свою полезность, больше мы ничего от него не узнаем, даже если Баркель затеет двойную игру. Но я в этом сомневаюсь. Герцог заключил со мной союз и успешно отомстил, и он достаточно умен, чтобы сейчас на какое-то время залечь на дно.
— Посылайте меня к кому хотите, милорд, — сказала я, именно это и подразумевая, — но как служительница Наамах я в долгу перед Хильдериком д’Эссо за тот ущерб, который нанесла ему в своем служении.
— Неплохо, — с любопытством посмотрел на меня Делоне. — Что ж, не стану тебе препятствовать. Передам тебе на рассмотрение другие предложения и подпишу договор с д’Эссо. — Он встал, погладил меня по голове и спросил с беспокойством в голосе: — Ты точно уверена?
— Да, милорд, — прошептала я и поскорее убежала, чтобы не захлебнуться слезами.
О том свидании предпочту не распространяться. Гнев д’Эссо действительно еще не остыл, чему я только обрадовалась, поскольку его ярость нашла во мне горячий отклик. Прежде я никогда не пользовалась своим искусством, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, но в тот день я именно так и поступила. В том что происходило между нами, не было ни капли игры и ни грана обходительности: ограниченный только буквой подписанного договора, гневный д’Эссо поприветствовал меня резкой пощечиной, сбившей меня с ног. Я почувствовала вкус крови во рту и красная пелена Стрелы Кушиэля обволокла меня блаженным облегчением.
Я делала все, что приказывал лорд, и даже больше.
Когда он привязал меня к пыточному кресту, шероховатое дерево приласкало мою кожу как любовник. При первом же обжигающем поцелуе плети я закричала, беспомощно трепеща от наслаждения, а д’Эссо выругался и принялся яростно полосовать меня. В какой-то момент боль даже затмила удовольствие, и я разрыдалась от непереносимого сочетания того и другого, приправленного чувством вины и горькой обидой. Разрядка, на которую я так надеялась, о которой умоляла, не избавила меня от ощущения, что меня предали.
Закончив, д’Эссо повел себя нежно — чего я совсем не ожидала.
— Больше никогда, Федра, — прошептал он, ласково поглаживая меня и вытирая губкой кровь с рубцов, рассекавших мою спину. — Обещай, что больше никогда меня так не предашь.
— Нет, милорд, — пообещала я, захмелевшая от боли и очищения. Где-то в уголке сознания я даже понадеялась, что Делоне прав, и нам больше ничего не понадобится выведать у Хильдерика д’Эссо. — Больше никогда.
Он что-то неразборчиво пробормотал и продолжил промокать мои раны, время от времени отжимая губку. Теплая вода струилась по коже, тело переполняла блаженная усталость, и я возрадовалась, что после всех пертурбаций по-прежнему желанна для самого первого из моих поклонников. Да, скорее всего, я и его немного любила — служа Наамах, я никак не могла удержаться хотя бы от капельки любви к каждому из моих гостей. Никогда не говорила об этом Делоне, но, думаю, он и сам догадывался.
Не представляю, как я выглядела, когда наконец вышла в приемную д’Эссо. Помню, что слегка припадала на правую ногу, но, наверное, в глаза бросалось что-то похуже легкой хромоты, поскольку Жослен потрясенно выпучил глаза и вскочил на ноги.
— Во имя Элуа! — выдохнул он. — Федра…
От боли или от слабости, а может, от того, что никак не ожидала услышать из его уст мое имя, произнесенное с такой тревогой и сочувствием, мои колени подогнулись. Жослен в два шага преодолел разделявшее нас расстояние, бесцеремонно подхватил меня на руки и поспешил к двери.
— Жослен! — От раздражения разум прояснился. — Жослен, поставь меня. Я сама пойду.
Кассилианец упрямо покачал головой.
— Не когда я за тобой присматриваю! — Он кивнул лакею. — Открой дверь!
Когда мы вышли во двор, я обрадовалась, что свидание проходило в городском доме д’Эссо, а не в его дворцовых покоях — никто, кроме ошарашенного кучера, не видел, как Жослен Веррей нес меня к экипажу Делоне. Никто не видел, как моя сангровая накидка струилась по его рукам, по серому рубищу и по стальным наручам. Я пыталась не обращать внимания на силу этих рук и на твердость груди, к которой они меня прижимали.
— Идиот! — прошипела я, когда Жослен бережно устроил меня на сиденье. — С тобой или без тебя, именно в этом мое служение!
Жослен приказал кучеру ехать домой и сел напротив, сложив руки на груди и сердито глядя на меня.
— Если именно в этом твое служение, хотел бы я знать, в чем же мой грех, за который я приговорен смотреть на такое безобразие и не иметь права вмешаться!
— Я тебя в соглядатаи не приглашала. — Я невольно скривилась, когда экипаж тронулся с места и мою исхлестанную спину вжало в спинку сидения.
— И эта дурочка называет идиотом меня, — пробурчал Жослен.
