Кресли Коул - Поцелуй короля-демона
— Почти. Она все еще напоминает мне об этом, когда чувствует себя плохо. Я воспринимаю это как признак супружества, — произнес Кадеон, выпятив грудь.
— Чувствует себя плохо? Ты же сказал мне, что она бессмертная?
— Ага, но она испытывает кое-что, потому что, ну, чувствует это… А, проклятье, Ридстром, я обрюхатил ее.
— Ты скоро станешь отцом?
Боги помогите миру.
Я скоро стану дядей?
— Я сделал Холли ребенка, кажется, при первом же выстреле. Никс называет меня Точный выстрел и Налетчик на матку.
— Никс не была бы Никс без своих метких замечаний.
Месяц назад Ридстрому было бы нелегко смириться даже с мыслью, что его брат сделает ребенка Сосуду. Теперь он же был уверен: женщина родит воина окончательного добра.
— Вот почему сегодня вечером я предоставлен сам себе — Никс и Холли отправились покупать детские мечи или что-то в этом роде. — Кадеон почесал затылок. — Я надеюсь, что они шутили, но с Валькириями разве можно знать что-то наверняка?
— Что ты чувствуешь по поводу малыша?
— Сначала я был счастлив, потому что думал, что Холли придется простить меня, ведь я заполучил тайного союзника внутри нее, который поможет мне, — сказал Кадеон, все еще оставаясь в душе немного наемником. — Тогда я погорячился. Холли говорит, что я свожу ее с ума, и я представил, что будет, если вокруг станут бегать несколько Кадеонов.
— У меня есть личный опыт общения с одним. И мне его хватило.
В комнате возникла неловкая тишина. Ридстром пробормотал:
— Убедитесь, что панели целы, — и сделал глоток.
— Что?
Ридстром покачал головой:
— Ничего.
— Нет, скажи мне.
— Когда ты был маленьким и твои рожки росли, они настолько сильно чесались, что ты терся ими об стены. Нилсон и я смеялись, когда находили новые борозды три фута высотой вдоль стен всего главного зала. Мы никому не позволили заделать их. — Губы Ридстрома растянулись в улыбке, тут он заметил выражение лица Кадеона: — Почему ты так смотришь на меня?
— Ты говоришь обо мне. И это звучит так… словно ты меня любишь.
Что, черт возьми, Ридстром теряет?
— Меня почти сломало то, что я должен был отослать тебя.
Кадеон нахмурился.
— Тогда почему ты не навещал меня?
Это что, обида?
— Я использовал все возможности, какие только мог. По крайней мере, раз в неделю вначале. — Увидев во взгляде Кадеона недоверие, он добавил: — Я следил за тобой, удостоверялся, что у тебя есть все необходимое. Я не показывался тебе, потому что Зоя и Миа сказали, что я буду мешать тебе строить отношения с твоей новой семьей.
— Как насчет того, чтобы не отсылать меня вообще?
— После того, как Нилсон и наш отец были убиты? Потому что они нарушили обычай? Когда ты был маленький, я все еще не мог до конца осознать, что я — король. Я только что потерял своего старшего брата, который был моим лучшим другом. И моего отца. Получается, что и ты должен был находиться под угрозой? Я не мог вынести даже мысли об этом. Я безумно хотел забрать тебя, сестер и начать все сначала, повернуться спиной к войнам и убийствам.
Кадеон открыл рот в изумлении:
— Ты что, хотел отказаться от короны?
— Если бы была достойная замена — да. Спустя несколько лет у меня отобрал королевство порочный убийца. Я спрашивал себя, достаточно ли упорно боролся, или отпустил корону слишком легко. Чувство вины постоянно мучило меня… мучает до сих пор.
— Но корона была для тебя всем. Именно поэтому ты ненавидел меня все эти годы.
— Я никогда не ненавидел тебя. И корона не имела никого отношения к тому, почему я был строг с тобой. — Кадеон вскинул брови и Ридстром поправился: — Хорошо, имела, но небольшое. Но я был сердит в основном из-за того, какую жизнь ты вел. Ты был эгоистичен и ни о чем не беспокоился. — Ридстром знал, что Кадеон не захочет обсуждать это. — Сабина сказала мне, что тебя бы убили, если бы ты отправился в Торнин. У Оморта было пятьсот воинов, ожидающих тебя.
— Сабина сказала тебе это?
— Она хотела хоть отчасти смягчить вражду между нами.
— Неплохо для столь злой сучки.
— Выбирай свои слова тщательно, брат, эта женщина скоро станет твоей королевой.
Как только Ридстром уже решил, что они поссорятся, Кадеон вскинул ладони вверх.
— Да. Ты прав. Извини. Но не стоит забывать, что она одна из причин, по которой я отказался от Холли. Я думал, что, заполучив меч, смог бы освободить тебя. Меня грызла изнутри мысль, что ты сидишь в темнице. Никс сказала, что чародейка будет… использовать тебя.
Чародейка это и делала.
Кивнув на опустевшую бутылку, Кадеон сказал:
— Ты прикончил ее, чего я никогда не ожидал увидеть, — ты готов рассказать, что случилось?
Ридстром вздохнул. И рассказал Кадеону почти все, за исключением ложной клятвы, закончив:
— У меня нет успехов с ней, как я надеялся. Я только и получил, что еще два дня.
— Слушай, я знаю, что я — последний человек, от которого ты хочешь получить совет, то ты не можешь вызвать чувство. Ты не можешь заставить ее полюбить себя.
— А что сделал бы ты?
— Ну, знаешь ли, сделай какую-нибудь приятную чушь для нее. Купи ей вещи. Подумай о том, что ей нравится и что сделает ее счастливой, и сделай это. Она придет в твои объятия. А если нет, ты можешь спилить свои рожки ради нее. Цыпочки тащатся от этого.
Пристальный взгляд Ридстрома устремился на голову брата. Конечно же, Кадеон постригся.
— Зачем, черт возьми, ты сделал это?
— Холли хотела нормальной жизни, и я постарался дать ей нормальную жизнь. Она с тех пор ругала меня и запретила мне даже касаться моих «твердых, очень сексуальных рожков» снова. Затем обрисовала в общих чертах то, что собирается сделать с ними, как только они опять отрастут. Боги, брат, эта женщина зажгла мой фитиль, — тут он нахмурился: — Подожди-ка. Ты сказал, что Сабина скоро станет моей королевой. Кто же, черт возьми, она сейчас?
Обманутая.
Начиналась буря не только снаружи дома, но и внутри него.
Ридстром решился признаться Сабине в своей клятве-обмане. С тяжелым сердцем он поднимался в их комнату, оставив Кадеона допивать свой напиток.
Хотя он много трудился, чтобы завоевать ее доверие, Ридстром собирался разрушить все одним ударом. У него не было выбора. Каждый раз, когда она называла его «муж», ему словно нож вонзался в грудь.
Он сел рядом с ней на кровать.
— Сабина, есть что-то, в чем я должен признаться тебе.
Она не ответила и не повернулась к нему, но ее тонкие плечи напряглись, сообщив ему, что она проснулась.
