Кейт Тирнан - Вечная жизнь
очень важно остановиться и в полной мере оценить прелесть отдельных моментов бытия, ведь это действительно делает нашу жизнь намного богаче. Хи-хи-хи.
Нелл устроила целое представление, закрывая за собой дверь, всем своим видом давая понять, что вот ее-то отпустили, а меня попросили остаться для разговора с учителем.
Когда дверь, наконец, закрылась, я повернулась к Анне.
— Я не портила ее дурацкий камень, — твердо сообщила я, скрестив руки на груди. Мне очень хотелось верить в то, что я не совсем темная, но я смертельно боялась, что Анна сейчас скажет — нет, это не так, тебе здесь не место, ты должна уйти.
Но она сказала:
— Скажи, как ты думаешь, Нелл могла наложить темное заклятие на твою дверь?
Я так поразилась, что мне потребовалась целая минута на то, чтобы обдумать ее вопрос.
— Не знаю, — очень медленно ответила я. — Не думаю, что у нее хватило бы сил на такое заклинание, но, если честно, я не знаю, как к этому относиться. Раньше я не думала, что она настолько меня ненавидит, но теперь... Нет, не знаю.
— Почему она тебя ненавидит? — спросила Анна, глядя на меня добрыми, серьезными глазами.
— Честное слово... я не знаю, — нехотя выдавила я. — Может быть, это все из-за Рейна? Она с ума по нему сходит, а он даже не замечает. Но ведь между мной и Рейном никогда ничего не может быть, ведь он дьявол, верно? Так что если Нелл бесится из-за Рейна, то она дура. Хотя, в последнее время она ведет себя так, будто у нее на лбу написано: «Ненавижу Настасью».
— Хмм, — Анна откинула с лица прядь темных волос и снова посмотрела на меня.
— Но я не портила ее камень, — снова повторила я. — И не воздействовала на него никакой древней магией.
— Я знаю, — кивнула Анна. — Это сделала сама Нелл. Ее камень отказался привязываться к ней.
У меня отпала челюсть.
— Что... Значит, это было саморазрушение?
— Да. И это очень странно, потому что Нелл выбрала правильный камень. Очень любопытно... Скажи, как ты ощущала свою силу? На что это было похоже?
Мне не хотелось ни хвастаться, ни фонтанировать своими восторгами, поэтому я постаралась быть сдержанной.
— Это было здорово. Не знаю, как там на самом деле, но мне моя магия не показалась ни темной, ни страшной, и мне совсем не хотелось от нее спрятаться. Я слышала слова, которые пела, и помню, что они были очень сильными... И красивыми.
Вам тоже кажется, что моя «сдержанность» подозрительно похожа на хвастовство и восторги?
— Так оно и было. Твое заклинание было невероятно сильным. И невероятно красивым. И оно твое, по праву наследования.
Анна снова посмотрела на меня, словно пыталась запомнить мое лицо. Разволновавшись, я поспешно сунула лунный камень в карман и пошла за своей курткой. Снаружи резко стемнело, ночь черной мантией укутала мир, и редкие снежинки начали сыпаться на землю.
— Как ты чувствуешь свой камень?
Я опустила глаза, пытаясь справиться с дурацкой двойной молнией пуховика. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь расстегивает куртку снизу вверх? Никто и никогда! Так зачем тогда это придумано? Подняв голову, я заглянула в ясные глаза Анны и не смогла придумать никакого саркастического ответа.
— Я его люблю, — выпалила я, сгорая от стыда за то, что не сумела спрятать свои чувства. — Люблю. Он мой. Это... это...
—Он часть тебя, — спокойно закончила Анна.
— Да, — пробурчала я, оставив попытки справиться с молнией.
— Он идеально тебе подходит, — заверила Анна, надевая свою куртку. — С ним ты сможешь творить очень интересную магию. Мне не терпится взглянуть, что у тебя получится.
Я промолчала, не зная, что на это ответить.
— Ты помнишь, как выучила слова своей песни? — спросила Анна, закрывая за нами дверь. Мы вместе пошли по коридору. Было уже поздно, у меня слипались глаза, и все чувства иссякли.
— Нет, — честно призналась я, поплотнее запахивая незастегнутую куртку, чтобы не замерзнуть.
Тьма окружила нас, сообщая нашей прогулке особую интимность. Неожиданно правда сама слетела у меня с языка. Весьма нехарактерный для меня порыв, надо признаться.
— В тот момент мне казалось, будто слова просто приходят ко мне, как будто вырастают из земли, понимаете? У меня было такое ощущение, будто я стала проводником чего-то, что все время существовало, и вот теперь просто выходит наружу через меня. Наверное, я очень путано объясняю...
— Нет, — возразила Анна. — Я понимаю, о чем ты говоришь.
— А потом, как раз перед тем, как у Нелл взорвался камень, я вспомнила свою мать и то, что она часто пела эту песню, когда что-нибудь делала. Не знаю, что это значило.
До сих пор я никогда по доброй воле не заговаривала о своей семье, поэтому ожидала града вопросов.
Но Анна, как обычно, не стала делать то, чего я от нее ожидала.
— Я сразу узнала эту силу, милая, — серьезно сказала она. — Она очень древняя и очень могучая. Ты единственная наследница этой магической линии. Это очень сильный и очень грозный дар.
Глаза Анны сверкали в темноте, а я затаила дыхание в ожидании мучительной процедуры дальнейшей очистки луковицы, с целью добраться до еще более мучительной сердцевины.
Я была не готова. Пока не готова.
Анна потерла заставшие руки и подула на пальцы.
— Ты ведь понимаешь, что Рейн никакой не дьявол, правда? — с еле заметной улыбкой спросила она.
— Нет, не понимаю, и понимать не желаю, — отрезала я.
Анна рассмеялась.
— Но мы не верим в существование дьявола, Настасья. Мы верим в существование зла, с которым вынуждены сражаться каждый день. Но дьявол? Нет, это уже слишком.
— Ладно, — легко согласилась я. — Пусть не дьявол, пусть агент мирового зла.
Анна взяла мои руки в свои.
— Я понимаю твои чувства, дорогая, — она больше не улыбалась, голос ее звучал очень серьезно. Искренне понимаю. Но ты тоже должна понять, что Рейн всего лишь мужчина, пусть и бессмертный. То, кем он был и каким он был, во многом определялось культурой, его воспитавшей. Скажи честно, разве он был единственным захватчиком, когда-либо нападавшим на замок твоего отца?
— Он был единственным, кому это удалось, — резко ответила я. Мое сердце обливалось кровью. Я не хотела об этом говорить.
— Разве его дружина была единственным войском, предававшем огню и мечу мирные деревни? — все так же тихо продолжала Анна. — Люди воевали, убивали и порабощали друг друга на протяжении всей истории человечества. В наши дни люди понимают, осознают и осуждают это. Но в те времена война была частью жизни, такой же, как пахота на лошадях или смерть семи из десяти детей.
Я посмотрела на нее.
— Вы его оправдываете? — холодно спросила я.
