Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ)
Одна из дверей в конце коридора не была заперта, видимо, именно через нее пришел сверху, из дома, Богдан Галактионович. Лука поспешила туда. Что-то подсказывало, надо торопиться, иначе огонь окончательно отрежет путь наружу!
Дверь вывела на лестницу, лестница — в запертый гараж, где стоял очень знакомый Луке лимузин. Сейчас все чувства девушки были обострены, и потому она сразу узнала его. Сначала вспомнила, как выбирался из него Выдра, прибывший на похороны Эммы, а затем… Да, она видела автомобиль раньше — скрытый от глаз посторонних под мороком другой машины! Девушка, с несчастной судьбы которой у Луки проявился дар Видящей, садилась в него, отправляясь навстречу своей погибели! В тот, единственный раз, Богдан Галактионович нарушил правила конспирации, по которым жертвы к нему доставлял Костя Медведев — почувствовал себя плохо, испугался близкого конца. Ему срочно потребовалась душа для поддержания баланса — и он ее получил, подсадив красотку в машину!
Серая металлическая дверь, ведущая в дом, была почти не видна в туманном смоге. Лука нажала ручку, и в лицо пахнуло жаром. Здание занималось по краям, подгорало, как пирог в духовке. За окнами, плавящимися от высокой температуры, пламя стояло стеной — неправильной, слишком ровной для обычного огня. Спускаясь вниз, хозяин наколдовал защитный барьер от нежелательных гостей, а когда погиб, тот, не сдерживаемый его волей, принялся пожирать все оказавшееся вблизи. И в первую очередь сам дом, бывший в эпицентре пожара.
Балки перекрытий уже дымились. Оглушительно стреляла черепица. Дом ходил ходуном, будто пытался сбросить с себя огненного зверя. Лука медленно шла вперед, крепко держа тело Вольдемара, и повинуясь ведущему ее дару Видящей.
И вдруг…
Надо было срочно покидать здание, в котором грозила обвалиться крыша…
Надо было спешить к ждущим снаружи и переживающим за ее судьбу друзьям — Муне, Виту и Димычу, приехавшему вместе с группой захвата…
Надо было спешить, но Луку просто потянуло толкнуться в одну из закрытых дверей. Комната внутри была задымлена так сильно, что оберегающей сфере неоткуда оказалось взять воздуха для вдоха, и девушка начала задыхаться. Несмотря на удушье, сквозь черную гарь, сквозь серо-седые клубы вонючего дыма она умудрилась увидеть ЭТО. Оно стояло на письменном столе, накрытое стеклянным колпаком и похожее на обуглившийся сжатый кулачок, внутри которого тлел жар. Жар настолько мощный, что пламя снаружи и внутри дома не шло с ним ни в какое сравнение! Спотыкаясь, Лука добралась до стола и упала на колени. Протянула дрожащую руку, сбила крышку. Звона разбившегося стекла слышно не было — так гудело пламя.
Положив Вольдемара на колени, Лука взяла в руку величайшее из чудес света. Он существует — цветок папоротника, открывающий клады, исполняющий любое желание! И Анфиса действительно нашла его тогда, много лет назад, гуляя в купальскую ночь вместе с любимым… которому не было дела ни до кого, кроме себя! Богдан Выдра вернулся позже на это место, чтобы украсть нераспустившийся бутон, надеясь попользоваться его силой. Вот только тот, не захотев отдать ее, так и застыл между временем и вечностью, в мгновении до цветения!
«О чем жалеть, иллюминация? Коли не пошел цветок в руки, значит, не судьба! Вещи такой силы от начала времен свою волю имеют, и не нам, людям, ее оспаривать!»
Лука смотрела на бутон, а внутренний метроном отсчитывал каждый хрипящий вздох. Лишь одно желание мог исполнить волшебный артефакт, но какое выбрать? Предел всех мечтаний — узнать о настоящих родителях! И больше не мучить себя вопросом, а ее ли, Луку, выкинула младенцем на помойку нерадивая мать?! Она уже готова была произнести его, рука по привычке погладила Вольдемара… Шелковистая шерсть была холодной. Равнодушный, о многом говорящий холод! Все можно исправить в этой жизни — простить, отпустить, забыть и вспомнить. Лишь одно не дано исправить человеку — смерть!
Лука прижала бутон к сердцу и зашептала, давясь дымом: «Если ты можешь, прошу тебя, пусть выздоровеет Алуся Бабошкина, сестра Яра, пусть выздоровеет и проживет долгую и счастливую жизнь рядом с теми, кто ее любит! Мне ничего не надо — пусть выздоровеет Алуся, смешной эльф с огромными глазами, пусть смеется и плачет, сердится и любит, пусть живет!»
Бутон толкнулся в ладонях, затрепыхался, словно сердце — раскрывался. Испускал ярчайшие лучи, пронизавшие дым, разворачивая лепесток за лепестком. Его цвет был не красным, не малиновым и не багровым — ало-огненным, слепящим, горячим. Надежды цвет.
Спустя мгновение цветок почернел, осыпался тонкой пылью и исчез. Лука ошарашенно смотрела на пустые ладони. Сработало? Или нет? Закашлялась, схватилась за горло. Пламя выглянуло из дверей, а затем голодным зверем впрыгнуло в комнату…
Ей не выбраться из этого ада!
У нее нет сил… и воздуха тоже нет!
Перед глазами темнеет… Лука видит стоящего в темноте Яра, и понимает, что будет любить его даже после предательства! Как Анфиса Павловна любила всю жизнь своего Богдана, хотя тот не стоил даже ее волоса! Ведь любви нет дела ни до чести, ни до совести, ни до добра, ни до зла. Она просто существует, как существует вселенная.
Нет. Она — и есть вселенная!
* * *Знакомый круглый зал с каменными креслами тонет в сумраке, разбавляемом светом нескольких факелов и свечей. На засохшей виноградной лозе покачиваются подвески из разноцветного стекла — странное существо, постоянно меняющее форму тела, всю, кроме «смешных» металлических крыльев, трогает их длинной лапой и любуется отблесками, падающими на пол. Балуется. Сегодня их, меняющихся, здесь много. Полупрозрачные
и туманные, сияющие и полные тьмы, словно грозовые облака, они провожают взглядом инопланетянских глаз Луку: босую, в длинном белом платье, держащую на руках чью-то душу и идущую в центр помещения, озираясь с изумлением.
Пустует лишь одно кресло. Сидящие в остальных женщины смотрят на Луку, и она ощущает их безмолвную поддержку — они смотрят на нее, как на свою.
— Ты прошла испытание души, и мы приветствуем тебя, сестра! — говорит Мирела и смеется.
Ее красивое гладкое лицо разбивается морщинками, как зеркало — трещинами.
И остальные повторяют неровным хором:
— Мы приветствуем тебя, сестра! Здравствуй, сестра!
Стражи, задрав хвосты, отступают к креслам, освобождая центр зала. На пустующее кресло запрыгивает Морок, укладывается, поджав под себя лапы и сложив крылья — хранитель для хранителя. Его кошки усаживаются внизу. С кресла рядом грациозно поднимается призрак — светящаяся тень Альберран, указывает на Луку, манит к себе. Лука подходит и видит… сиамского котенка, играющего на сидении с подвеской.
