Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ)
Огонь с крайних тел перекинулся на соседние, с ревом пополз в темные коридоры, освещая стены, источающие влагу, похожую на гной, белесые пятна мха… И вдруг исчез.
Метнувшийся к яме Яр едва успел выхватить Луку из воздуха. Из плеча девушки торчала тяжелая рукоять кинжала.
— Я же приказал тебе не колдовать, сука! — раздался голос Кости Медведева от входа.
Гаранин опустился на одно колено и осторожно уложил Луку на камни. Она смотрела на него глазами, полными слез, однако в глубине диковатых, расширенных, совершенно ведьминских зрачков бился бешеный огонек непокорности.
Яр, наклонившись, коснулся губами ее лба и выпрямился.
— Еще раз назовешь мою женщину сукой — и станешь пылью, — чуть повернув голову, сказал он и тихо добавил: — Отец, кинжал ведьмаческий…
— Понял, — коротко ответил тот, подходя и опускаясь на колени рядом с Лукой.
Яр, наоборот, поднялся. Развернулся к охраннику, что стоял у входа в пещеру, поигрывая мечом, будто сошедшим со страниц рыцарских романов.
— Я же сказал, ты труп — Гаранин, и сучка твоя — тоже! Но сначала я ее… — глумливо ухмыляясь, сообщил тот.
Договорить Медведев не смог — Яр рванулся вперед, ушел из-под удара клинка и впечатал противника в стену. Ведьмаки сцепились, молча, с ненавистью. Со стороны казалось, что они не двигаются, а стоят, чуть покачиваясь, как два гризли в танце.
— Лука, посмотри на меня, — приказал Борис Сергеевич, и она перевела на него туманящийся болью взгляд. — Сейчас я вытащу кинжал, а ты зажми рану. Давай, на счет три: раз, два…
Она не закричала и не упала в обморок, хотя боль была подобна вспышке молнии, выжигающей плоть. Потому что увидела, как подбирается со спины к Гаранину-старшему — вкрадчиво, беззвучно, неумолимо, — черная смерть в лохмотьях теней. Вместо того чтобы утихомирить боль, усилила ее и, не сдержав крика, «отдала» личу. Тот боли не ощутил — нечем было ощущать! — но под гнетом чужой воли застыл и задергался, как припадочный. Борис сориентировался мгновенно: извернувшись, упал на спину, снизу полоснул зачарованным против нежити ведьмаческим кинжалом по лохмотьям. Они, вспыхнув, исчезли, а лич издал леденящий душу вопль и шарахнулся в сторону. Гаранин-старший пружинисто вскочил на ноги. Лука смотрела на него во все глаза — куда девалась слабость? Он прыгнул вперед, вытягивая руку. С пальцев, сложенных особенным образом, сорвался светящийся знак, ударил в лича, заставив того снова припасть к земле. И опять лезвие кинжала отсекло от него часть. От вспыхивающих лохмотьев исходил черный дымок — то развеивался прах поглощенных личом жизней. Борис бил тварь огненными знаками, не давая подняться, и отрезал куски темноты, делая ее слабее.
В стороне от них его сын и Костя Медведев бились не на жизнь, а на смерть, то сцепляя объятия, то отшвыривая друг друга в стены, на груды костей и пепла, оставшиеся после магического напалма, вызванного Лукой. Охранник был тяжелее и сильнее, Яр — быстрее и маневреннее. Но если Гаранин сосредоточился на бое, отринув эмоции и сделавшись еще больше похожим на отца, то Косте драка доставляла удовольствие, как человеку, деловито поглощающему суп перед вкусным десертом. Он то и дело бросал похотливые взгляды на Луку и явно был совершенно уверен в том, что позабавится с девушкой после того, как выпотрошит противника у нее на глазах. Предстоящая сцена приводила его в состояние эйфории.
Медведев любил использовать свое превосходство над людьми с самого детства, едва почувствовал, что не такой, как они. Однако, став старше, понял — сила не синоним избранности, синоним избранности — власть.
Именно ее дал ему хозяин, приблизив к себе и объяснив, что лишь истинно сильные духом могут решать за других — жить тем или умереть. С того самого момента Костя наслаждался жизнью, ощущая власть на подушечках пальцев, сжимающих чужое горло, на кончике пули, буравящей плоть, или на острие ножа! Девки в ассортименте, которыми щедро делился хозяин после того, как забирал от них нужное, не давали такого удовольствия, как отнятие жизни, ведь именно в эти моменты Костя ощущал себя равным богу.
Лежа на камнях, холодивших спину, Лука отчетливо осознавала не только происходящее вокруг, но и прошлое и будущее.
Видела, как отдалялся от семьи Борис Гаранин, уверенный в собственной непогрешимости, не замечая метущуюся душу жены и одиночество сына, ждущего от отца не только муштры и тренировок, но и ласки, и разговоров по душам…
Стояла рядом с Костей Медведевым в тот момент, когда он впервые убил человека — забил насмерть какого-то бродягу и, разглядывая тело, смеялся, ощущая, как звенят нервы…
Наблюдала, как в камере предварительного заключения Найджел Паршонков дрожащими пальцами затягивает петлю, сделанную из простыни, на собственной шее…
Как вытягивается в страшной неподвижности тело Алуси Бабошкиной на больничной кровати, и кардиомонитор на одной ноте поет осанну вечной жизни…
Как по коридору идет…
Медведев неожиданно грязно выругался и упал на колени. Из его груди торчал его же собственный меч.
— Я… тебя… — прошипел он, падая лицом вниз.
Яр ногой перевернул тело, вытащил меч, метнул отцу и отряхнул ладони со словами:
— Покойся с миром, тварь!
Борис выхватил клинок из воздуха, лишь чуть изменив его траекторию — и тот рассек остаток тьмы по диагонали. Красные уголья в глубине ее вспыхнули, горестный вой разбился на отголоски, разлетевшиеся по подземным коридорам. Холм загудел колоколом. Снаружи с деревьев с криками поднялись птицы, закружили в небе черной воронкой.
Лука чувствовала, как теряет силы — вместе с истекающей и не останавливающейся кровью, вместе с переполнившими сознание видениями. Знала только, что Яр в опасности, что секунды уходят, а отец и сын зря с улыбкой смотрят друг на друга, и первый говорит второму:
— Хорошая работа!
А второй отвечает:
— Спасибо… пап.
Она с трудом поднялась на ноги, зажимая полой куртки рану. Мелькнуло сожаление — куртка-то новая совсем… была! Кровью замажется, не отмоешь!
Яр, заметив ее движение, потянулся к ней, словно парус на ветру, но неожиданно выросшая сзади фигура со всей силы опустила ему на голову сцепленные в замок руки. Ведьмак упал на колени, а над его макушкой заклубилось туманное облако.
— Никто не шевелится, особенно вы, Борис Сергеевич! — раздался голос, который Лука слышала уже и в подвале, и здесь — в пещере. — Для чего вы устроили это Ледовое побоище, мои дорогие? Я все равно добьюсь своего! Артефакт Висенте дает своему владельцу возможность жить вечно — неужели вы думали, что меня остановят два ведьмака или менты, которые сейчас пытаются взять дом штурмом?
