Дарья Кузнецова - Во имя Чести (СИ)
В эйфорическом состоянии любви ко всему миру и к своей семье я пребывала недолго, ровно до утра. И это ещё моё счастье, что маме надо было идти укладывать Ромку, и она не высказала мне всех восторгов в связи с предстоящим замужеством с вечера, когда я донесла до неё эту радостную весть. А утром, когда я, зевающая и пока довольная, в сопровождении своего невозмутимо-спокойного дорийца спустилась к завтраку, меня взяли в оборот.
Услышав план действий на сегодня, я с ужасом поняла, что для того, чтобы всё это успеть, нам придётся научиться телепортации. И даже в том случае, если у нас это получится, в один день мы точно не уложимся. В неделю — минимум; это если без перерыва на сон.
— Мам, а ты уверена, что это всё необходимо? — робко проблеяла я, пытаясь вклиниться в её радостное щебетание на третьем десятке магазинов свадебной моды. Такое впечатление, что к этому светлому событию она готовилась всю мою жизнь начиная с рождения. Потому что, по моему скромному мнению, найти столько информации за несколько часов просто невозможно.
— Разумеется! — праведно возмутилась она. — Ты одета? Вот и отлично. Дим, когда Ванька проснётся, передай, что я взяла его драндулет. Всё, не скучайте без нас, мальчики! — чмокнув на прощание оставленного на попечение мужчин Ромку и откровенно потешающегося отца, мама на буксире выволокла меня из дома.
— Погоди, ма, а когда ты успела научиться водить аэробайк? — сообразила я, что именно царапнуло меня в её прощальной фразе.
— Да что там учиться? Сел и поехал! — беспечно отмахнулась она. — Да не бледней ты, шучу, у меня даже права есть. Так меня твой отец и пустит за руль без уверенности в том, что я не убью транспортное средство и себя с ним заодно, — со смесью веселья и нежности сообщила она.
— И после этого ты мне гравидоску запрещала?! — возмутилась я.
— Кхм, — смущённо хмыкнула она, открывая запрятанный под навесом шкаф и вручая мне потёртый подшлемник-«балаклаву» и шлем со встроенным генератором силового поля, заменявший всю защиту целиком. — Примерь, Ванькин должен подойти, у вас обоих головы большие и умные. А я, честно говоря, недавно научилась. Сидела дома, скучно было, вот и… упросила Димку поучить. Кто же знал, что это окажется так увлекательно и совсем не страшно.
— Мои шаблоны трещат по швам, — со вздохом призналась я, натягивая «балаклаву» и поправляя под ней волосы, чтобы в глаза не лезли. Благо, догадалась заплести их в тугие косы. Тяжёлый чёрный Ванькин шлем плотно обхватил голову, подстраиваясь под её форму и приглушая звуки.
— Бывает, — весело улыбнулась мама, натягивая собственную защиту жизнерадостного зелёного цвета.
Блестящий вороной аэробайк, воплощение традиций и законов дозвуковой аэродинамики и предмет лютой зависти всех окрестных мальчишек, плавно поднялся в воздух и скользнул к горизонту. После такого введения я морально была готова к чему угодно, но оказалось, что я не настолько уж плохо знаю маму. Во всяком случае, водила она не как Ванечка, а по-женски аккуратно, хотя и без типично женских «изюминок», из-за которых в массовом сознании наших мужчин «баба за рулём — к несчастью». В общем, чувствовалась папина дрессировка.
А потом наступил мой личный Апокалипсис, потому что прогулка на аэробайке стала последним счастливым событием дня.
Я перемерила нарядов столько, сколько не сменила, наверное, за всю свою жизнь с рождения, если считать даже испорченные в детстве подгузники. Поначалу ещё пыталась высказывать собственные возражения и замечания, но очень быстро поняла, что они не решают ни-че-го. Мы были здесь ради процесса, и именно процесс выбора платья так нравился маме. Так что я приняла соломоново решение терпеть и верить, что рано или поздно ей это надоест.
Но часа через два к нам присоединилась тётя Вера, и я поняла, что это было только начало.
Меня вертели из стороны в сторону, прикладывали какие-то украшения, обували в какие-то туфли, прикладывали причёски и варианты макияжа. Я не сопротивлялась, с тоской понимая ощущения детских кукол и бесконечно им сочувствуя. Как хорошо, что в детстве я всё больше играла в солдатиков и роботов, и ни во что их не переодевала: совесть моя оказалась чиста.
В итоге домой мы вернулись уже в темноте, с кучей каких-то кулёчков (к слову, не имеющих ко мне никакого отношения) и в очень разном настроении. Мама лучилась энергией и рвалась действовать и планировать украшения дома к празднику и составлять список продуктов, а я чувствовала себя несвежим покойником, по недоразумению поднятым из уютной могилки. Сочувственно улыбающийся Инг принял мою тушку с рук на руки и уволок для реанимационных мероприятий. Тщательно отмоченная в горячей ванне, я отключилась минут через пять осторожного бережного массажа, и что дальше происходило с моей бренной оболочкой до утра, не имела ни малейшего представления. Но проснулась в охапке дорийца более-менее отдохнувшей и морально готовой к новому дню.
Этот ночной кошмар, повторяясь, преследовал меня целых две недели. К его концу я бы, наверное, согласилась на что угодно в любом формате, лишь бы меня оставили в покое, однако в этом самом конце меня поджидал сюрприз.
Пройдя через все круги предсвадебной подготовки, я умудрилась выжить, остаться в своём уме, в привычном теле и, что самое удивительное, оказалась счастливой обладательницей наряда, который не вызывал у меня нареканий и при этом чудесным образом не являлся комплектом формы. Более того, меня не перекрасили, не изменили мою любимую причёску (на которую, к слову, при создании давали пожизненную гарантию: волосы росли исключительно нужного цвета и в нужных местах), да и вообще из зеркала на меня на контрольной примерке смотрела я. Немного облагороженная, но — точно я.
Простое и изящное платье греческого силуэта из строгого белого шифона и переливчато-радужной органзы, аккуратная фата, скромный минимум серебристо-жемчужных украшений, удобные босоножки на невысоком каблуке. Ну, и на кружевное бельё я согласилась без возражений: надо же, чёрт побери, хоть немного побаловать моего дорийца! За самоотверженность и героизм, что связался с нашей семейкой.
— Ого, — раздался от входа папин возглас. Наш отец семейства стоял в дверном проёме, привалившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, и с интересом разглядывал стоящую на низкой табуреточке меня и почти бесцельно суетящуюся вокруг маму. — Лесь, а у нас получилась красивая дочь!
— Ты только заметил? — возмущённо фыркнула матушка.
— Ну, она умело это скрывает. В смысле, не то, что она красивая, а то, что она дочь, — рассмеялся он.