Татьяна Шульгина - Повстанец (СИ)
Конечно, лучше всего жилось тем, кто родился с хорошими физическими данными и был более всего пригоден для репродукции. При хороших внешних данных такой экземпляр был уже ценен сам по себе. Одно из брачных агентств брало его из семьи или приюта, где тот достигал мужского совершеннолетия, и давало образование за свой счет. Мужчину учили всему необходимому. Конечно, в первую очередь это было базовое образование, науки, искусство, ведение домашнего хозяйства, этикет, умение вести беседу, педагогика, поскольку именно на мужчину ложилась забота о малолетних детях. Затем агентство продавало мужчину за соответствующую его уровню цену. Самому мужчине ничего не нужно было делать, только ждать, когда женщина, располагающая средствами и возможностью завести детей, купит его, чтобы этих самых детей зачать. От наложников и просто любовников детей рожать было запрещено, другое дело муж.
Мой оказался тоже довольно неплох. Я, конечно, попыталась представить его без бороды и с приличной прической, но не получалось. Даже цвет глаз невозможно было рассмотреть, потому что он постоянно смотрел то в тарелку, то на свои ноги, а если и поднимал взгляд на меня, то их скрывали длинные волосы, которые сколько ни расчесывай, все равно падали на глаза. Он был неплохо сложен, но слишком худой, как на мой вкус. Не широкоплечий, хотя при таком росте будь он широкоплечий, затмевал бы солнечный свет. У него были красивые руки с длинными тонкими пальцами, как у музыкантов, правильная форма ногтей, без дефектов. Физически его можно было бы назвать идеальным представителем своего вида, но вот интеллектуально… Я сомневалась, что он блещет умом или хотя бы хорошо воспитан. Хороших манер, во всяком случае, я еще не наблюдала.
– Где ты учился? – спросила я после долгой паузы, пока он утолял голод. Я надеялась, что со временем он сбавит темп, но он ел как в последний раз, полностью набивая рот и быстро прожевывая. Меня начало мутить от его вида.
– В школе, – ответил он с полным ртом, но я поняла.
– В твоем файле значится школа для мальчиков в Истбридже? Ты оттуда родом? – продолжала я ничего не значащую беседу, попивая свой кофе и стараясь не замечать, что часть еды уже лежит на столе.
– Да, – кивнул он, отпив из чашки. Теперь на белоснежном мраморе появилось еще и пятно кофе. Неандерталец, честное слово.
– Кто была твоя мать? – это был обычный вопрос, как о погоде, только более личный, но его он почему-то разозлил.
– Я рос в приюте, – буркнул он, выскабливая остатки завтрака из всех закоулков подноса.
– Но ты должен знать, кто она, – продолжала я дружелюбно, хотя терпение мое имело границы. – Пусть у нее родился мальчик, это еще не повод отказываться от ребенка.
– Если у тебя родится мальчик, ты его себе оставишь? – спросил он с вызовом, подняв глаза на меня. Злобный, горящий ненавистью взгляд. Я даже поежилась, никак не ожидая такой бурной реакции.
– Ну, я еще не думала о детях, – начала я. Он оскалился. Хотя, наверное, пытался улыбаться. Просто дикий зверь.
– Отдашь его в приличный приют, и забудешь об этом неприятном факте, – произнес он холодно. – Такая как ты может позволить себе сколько угодно попыток, прежде чем получится долгожданная девочка, наследница и продолжательница рода.
Я замерла на миг, полностью лишившись дара речи. Так со мной даже Синди не разговаривала, а она была самой ужасной хамкой среди всех моих знакомых. Он продолжал ехидно улыбаться, наблюдая за мной. Ему, видимо, нравилось дразнить меня.
– Во-первых, смени тон, – начала я невозмутимо. – Ты разговариваешь не со своими сожителями из трущоб. Я воспитанная женщина и не привыкла к таким манерам, вернее к полному их отсутствию.
Он опустил голову, только лишь услышал мой повелительный тон. Сложил руки на коленях и молча слушал.
– Во-вторых, что и как делать, я буду решать сама, потому что я – женщина, – продолжала я, глядя на него сурово, пусть он и не видел этого. – Твоя задача в этом доме не учить меня морали и этике, а прибирать, готовить и развлекать меня. За это я заплатила пятьдесят тысяч долларов. И, в-третьих, постарайся впредь быть аккуратней, я люблю чистоту.
Я поднялась из-за стола. Он начал вытирать со стола руками.
– Оставь! – воскликнула я, брезгливо поморщившись. – Потом уберешь.
Это уже было выше моих сил. Он вытер руки о свой пиджак, но глаз не поднимал. Еще и неряха ко всем достоинствам.
– Ты все уяснил? – спросила я, с ужасом представив, что теперь весь мой идеальный быт навсегда разрушен. Придется мириться с крошками и объедками по всей квартире, грязными дверными ручками и пятнами на коврах. Страшных историй о совместной жизни с этими представителями фауны я наслушалась достаточно, а теперь могла с легкостью в них поверить.
– Да, мисс, мадам, – ответил он. – То есть, госпожа.
– Можешь звать меня по имени, – его невнятное бормотание ужасно раздражало. – Наоми или Номи. Так меня зовут подруги.
– Хорошо, – он кивнул, опять запустив руки в карманы и глядя в пол.
– А тебя как зовут? – я решила дать ему еще шанс и смягчила тон, о чем тут же и пожалела, услышав его ответ.
– У вас есть мои данные, разве там не написано?
Я сложила руки на груди, испепеляя наглеца взглядом.
– Я задала тебе вопрос, – процедила я сквозь зубы. – Отвечай.
– Z 25 38, – ответил он.
– Ты мне грубишь?! – я толкнула его в плечо, желая, чтобы он все же посмотрел на меня. – Хочешь в свою дыру вернуться?! Я быстро это организую.
Он не отвечал, продолжая отворачиваться, но по сжатым губам и напряженной позе я поняла, что он вряд ли боится меня, скорее сдерживает свой собственный гнев.
– Отвечай! – я теряла терпение. Чтобы общаться с такими субъектами, нужно специальные курсы проходить.
– Это единственное мое имя уже больше пяти лет, – ответил он. Я поняла, что не ошиблась в своих догадках, голос выдавал его. Никакого раскаяния или страха.
– Да, в твоем досье оно и значится, – произнесла я, сама теперь не зная, как с ним разговаривать. – Но разве друзья называют тебя так?
– Какие друзья? – спросил он хмыкнув.
– Все, убирайся с глаз моих! – я указала на комнату. – Там все есть, можешь привести себя в порядок.
Он проследил за моей рукой и поплелся в открытую дверь его спальни. Ни имени, ни «спасибо» я не услышала.
Когда за ним закрылась дверь, я бессильно опустилась на стул, назвала номер подруги и попросила перевести звонок на мой мобильный. Теперь можно было забыть о громкой связи, в доме лишняя пара ушей. Через несколько секунд в наушнике пискнул сигнал, и я услышала взволнованный голос подруги. Маленькое устройство, похожее по дизайну на замысловатую сережку, всегда было со мной. Утром я надевала его даже раньше, чем открывала глаза. Президент корпорации всегда должна быть на связи.
