Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Он дал тебе этот дар?

— Да.

— Ты можешь использовать его снова?

— Кажется, нет.

Он кивает, задумчивый. Магия уже давно перестала течь сквозь мои пальцы, и он, должно быть, тоже это чувствует. Но я не отняла руку, и он не пытался отстраниться.

Я жду немного.

— Кажется, всё, — шепчу.

Арлан выпрямляется, откашливается.

— Спасибо.

Я отступаю на шаг. И ещё один. У меня больше нет повода задерживаться здесь.

— Приходи, если будет болеть, — говорю, пряча дрожащие пальцы за спиной. — Или если захочешь поговорить о поэзии.

Он выглядит удивлённым. Несколько секунд молчит, а потом кивает. Этого мне хватает, чтобы повернуться и уйти.

Я едва ступаю за порог, как слева что-то мелькает — тень — и я вскидываю руку, магия вспыхивает на кончиках пальцев в инстинктивной защите.

Темные волосы, теперь собранные у затылка. Карие глаза, покрасневшие от слёз. Следы слёз под глазами, синие круги — и магия тут же отступает.

— Эдит… — шепчу, прижимая ладонь к груди. — Ты меня напугала.

— Я не хотела мешать, — говорит она и делает шаг вперёд, бросая взгляд за мою спину — в комнату, которую я только что покинула. Потирает руки. — Мне нужно с тобой поговорить.

Я сглатываю.

— Мне нужно готовиться к речи Лиры.

— Я помогу, — предлагает она.

Её рука не дрожит, когда она протягивает её мне. А я колеблюсь. Несколько мгновений смотрю на неё, пока сердце стучит в груди слишком сильно. Потом всё же беру её за руку — и она кладёт её мне на предплечье.

Мы идём бок о бок, молча, до моих покоев. Эдит не произносит ни слова — только обсуждает подготовку, как будто больше ничего и не происходит.

— Для Лиры или для тебя? — спрашивает она, открывая гардероб.

— Для меня, — отвечаю. — Ева скажет речь. У неё это всегда получалось лучше.

Она молча кивает и тут же находит нужное.

Платье — чёрное, изящное и простое. К нему есть корсет, но она прячет его обратно в шкаф и протягивает только платье.

Она помогает мне снять одежду, но не вмешивается, когда я надеваю новое платье. Оно настолько простое, что мне не нужна помощь. Ткань облегает тело, садится плотно, может, даже слишком — без рукавов, без украшений: только чёрный материал, расшитый россыпью блесток, словно звёздами.

Эдит стоит за моей спиной, глядит на меня через зеркало туалетного столика — как и я сама. Потом осторожно спрашивает:

— Хочешь накинуть плащ?

Она смотрит на чёрные браслеты. Я качаю головой.

— Мне они нравятся.

Она подходит ближе, встаёт напротив.

— Если они значат то, что я думаю… тогда и мне тоже, — говорит она, голос чуть дрожит, звучит мягко, совсем не по-королевски. — Я никогда не смогу отплатить тебе за то, что ты сделала.

У меня ком в горле. Но я поднимаю голову и спрашиваю:

— И как ты думаешь, что именно я сделала?

Она немного медлит — но не колеблется.

— Ты вернула моего брата.

— Ты не хочешь знать, как?

— Я видела, как. — Её голос твёрд. Она слегка качает головой. — Своей силой. Своей любовью. С помощью украденных монет… — Улыбается. — Мне этого достаточно.

Мы смотрим друг на друга — и между нами витает правда. Тяжёлая. Тёмная.

— Можно я расчешу тебя? — вдруг спрашивает Эдит.

Я киваю и вновь поворачиваюсь к зеркалу.

Эдит встаёт у меня за спиной, и, прежде чем взять щётку, проводит пальцами по моим волосам.

— Мне нужно задать тебе один вопрос, — говорит она, когда я закрываю глаза. — Но ты не обязана отвечать, если не захочешь.

— Что за вопрос?

Её пальцы замирают, запутанные в медных прядях. Она смотрит на меня через зеркало.

— Цена была высокой?

Я смотрю на браслеты.

— Я бы заплатила больше, — отвечаю.

Грудь Эдит вздымается — она резко вдыхает.

— Одетт…

— Он не потребовал жертвы, — признаюсь. Потому что чувствую: именно ей я хочу это рассказать. Потому что Эдит поймёт. — Думаю, он только подарил мне…

Я знаю, как это звучит. Знаю, о чём она сейчас думает.

Сделки — это всегда опасно. Они всегда требуют чего-то взамен. Но в её глазах ещё тлеет боль — настоящая, тяжёлая, которая не исчезает даже после того, как Кириан вернулся. И я знаю: она понимает.

Она кивает. Снова начинает расчёсывать мои волосы.

— Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, что угодно… я в вечном долгу перед тобой.

Глава 5

Кириан

Солнце прогревает мраморный пол тронного зала. Солдат больше нет. Ни дворян, ни капитанов. Нирида умудрилась очистить помещение за удивительно короткое время.

Полагаю, случай того требовал.

Именно она рассказала мне, какое письмо получила Одетт… нет, какое письмо получила Лира. А сама в это время лечила юного Арлана.

Стулья расставлены полукругом; все — помпезные, вычурные, в стиле Львов: резное дерево с излишними узорами, бархатные подушки, ножки, стилизованные под когти… Зал большой, никто не оказывается в выгодной позиции — все на равных. Капитаны усаживаются. Камиль тоже здесь, с самыми могущественными из своих ведьм. Приходят дворяне, сражавшиеся изнутри, и воины, возглавлявшие сопротивление. За стульями — приглашённые: лейтенанты, храбрые солдаты, правая рука командиров, другие ведьмы и Ильан, командир Камиль.

Он мог бы сесть рядом с ней, но остаётся стоять позади Дочери Мари, всегда настороженный, всегда охраняющий. Прямой, как меч, ладонь — на рукояти, лицо — спокойное, решительное. Он сам — угроза и обещание смерти для любого, кто подойдёт слишком близко.

Все успели переодеться. Ни следа от ран, крови, грязи. По крайней мере, на одежде.

Глаза — другое дело.

Нирида сидит в центре. Все согласны, не обсуждая, что командир, собравшая нас вместе, должна сидеть именно здесь. Это её место. Бесспорно.

Я сажусь рядом. С этой позиции видно всех — и пустой трон тоже.

Лира появляется одновременно с Одетт. Возможно, поэтому на последнюю никто не обращает особого внимания. Королева — теперь это Ева — идёт к трону уверенной походкой, опускается на него и, наклонившись вперёд, упирает руки в подлокотники, глядя на всех свысока, как ястреб.

Одетт проходит сквозь собравшихся почти незаметно… пока не подходит к ведьмам. Камиль, сидящая в конце ряда, замечает её и не сводит глаз, пока Одетт не усаживается рядом. Кайя, соргина, уже не столь сдержанна — едва Одетт оказывается рядом, склоняется к ней и что-то шепчет на ухо.

Даже с этого расстояния видно — она устала. Она переоделась: на ней простое платье без корсета, мягкая ткань облегает бёдра так плотно, что всего несколько часов назад такое наряд посчитали бы скандальным. Слишком много открытого тела. Слишком откровенные линии.

Без рукавов. Она даже не попыталась прикрыть руки. А на руках — линии, из-за которых ведьмы, должно быть, задают себе множество вопросов.

Волосы спадают волнами на чёрную ткань, обтягивающую грудь, — в этом контрасте живёт и огонь, и тьма.

Арлан стоит рядом с троном своей сестры — того, что по праву должен принадлежать ему, — но держится на почтительном расстоянии. Словно боится приблизиться.

Лиру это, похоже, не волнует.

— Капитаны, воины, эренитцы, — начинает Ева, с тем же тоном и ритмом, что использует Одетт, когда играет Королеву Королев. — Я велела созвать вас так скоро, потому что получила известие от нашего соседа из Илуна.

По залу пробегает приглушённый гул: все понимают, что это значит.

— Король Эгеон с севера Земли Волков хочет аудиенции. Он желает встретиться со мной, чтобы узнать, будет ли война.

— Конечно будет, — заявляет Нирида, неофициально, но уверенно. — И победа будет за Волками.

Раздаются выкрики, чей-то вой, топот по плитам.

— Я знаю, каково ваше мнение, командир. Оно совпадает с моим. Но я хочу услышать других. Мне нужны цифры, обещания, уверенность — чтобы предъявить их Эгеону, когда я попрошу его поставить свои тёмные армии на нашу сторону.