Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Эту надпись я даже не тружусь прочесть, поскольку и так знаю, что там написано. Но после букв есть кнопка, также скрытая от глаз, которую я нажимаю, заставляя толстую цементную дверь распахнуться с легким порывом ветра. Мы поспешно заходим внутрь, прежде чем дверь так же быстро захлопывается за нами. Каждые год-два новичок-заложник не успевает сделать это достаточно быстро, и получается кровавое месиво, которое мне приходится убирать, – и каждый раз очень жалко очередного бедолагу.

Как только мы оказываемся внутри, созданные богом тайные комнаты, из которых состоит наше логово, немедленно освещаются светом синего неугасающего огня. Говорят, сам Гермес даровал Ордену этот огонь, чтобы тот освещал логова по всему миру.

Бун снова включает телефон.

– У тебя есть здесь сигнал? – спрашиваю я.

– Я спер у Феликса пароль от вайфая. – Он кладет телефон на пол, и мы оба останавливаемся, чтобы снять сапоги.

Закончив, я убираю свои сапоги и фонарик на полку, открытую для всех заложников на входе и выходе. Бун все еще ковыряется, а я разглядываю его склоненную голову. Он не был обязан помогать мне прятаться от Шанса.

Бун смотрит в телефон:

– Похоже, Гермес сделал выбор.

Я сглатываю и спрашиваю:

– Вор?

Бун щурится на экран и качает головой.

– Зэй Аридам?

Я делаю паузу.

– Где я раньше слышала это имя?

Бун переворачивает телефон, чтобы показать мне, и, естественно, имя проезжает на фоне картинки, а я наконец соображаю, почему оно мне знакомо. На прошлом Тигле, сто лет назад, человек по имени Матиас Аридам был выбором Зевса. Он так и не вернулся. Вообще, тогда не вернулся ни один смертный. Но и семьи получили благословения сверх меры.

Аридам. Та семья получила благословение и переехала подальше от всех, кто был с ними знаком. Совпадение? Не думаю.

– Вот все и выбрали, – говорит Бун. – Надеюсь, в итоге все смертные вернутся домой.

Он сейчас явно в меньшинстве, поскольку мы все еще наслаждаемся результатами кучи благословений, потому что из последнего Тигля никто не вернулся. Я не говорю этого вслух.

– Готова? – Бун поднимается на ноги.

Я глубоко вздыхаю:

– Конечно. Почему нет?

Мой желудок падает в яму, когда я вижу, что Бун собирается ответить на мой совершенно риторический вопрос, но из динамиков телефона раздаются шокированные вопли, и мы оба переводим взгляд вниз.

– Какого…

Мы таращимся на экран.

– Милосердные преисподние, – бормочу я.

Перед входом в храм Зевса воздвиглась огромная клубящаяся колонна красного пламени, выбрасывающая в небеса столб черного дыма. Только один бог оформляет свой выход именно так.

Аид.

Держу пари, он и правда осматривал храм тогда именно для этого. Ну конечно, мне так повезло. В тот единственный раз в моей жизни, когда я решила подойти к этому месту, я наткнулась на него.

– Что он-то задумал? – бормочу я, игнорируя брошенный на меня вопросительный взгляд Буна.

– Приветствую, живущие смертные. – Голос Аида не гремит. Он течет. Желудок сводит от острого узнавания этого характерного, непостижимо текучего голоса.

– Как вы все знаете, недавно я потерял любимую – мою милую Персефону.

Я плотно зажмуриваюсь.

Персефона. Его мрачно и страстно любимая царица – Персефона.

Его мертвая царица.

Я вздрагиваю.

– В ее честь… я тоже выберу себе поборника, – объявляет он.

Твою мать. Аид не участвует в Тигле. Фактически он даже не входит в число главных олимпийцев. Здесь, в Верхнем мире, бродят слухи, что это потому, что он и так царь мира Нижнего и остальные в пантеоне не хотят давать ему еще больше власти, так что ему не позволено становиться еще и царем богов Олимпа.

Волна ропота от толпы вокруг храма становится достаточно громкой, чтобы ее было слышно в прямом эфире.

И смертный, которого он выберет. Быть избранным богом смерти… фу. Мне в целом плевать, чем боги заставляют заниматься тех, кого выбрали в поборники, – но этому конкретному смертному будет просто полный атас.

Аид дарит толпе ленивую улыбку:

– И мой выбор…

Внезапно густой черный дым закручивается у моих ног, наполняет помещение, и мгновенное ужасное понимание начинает прогрызать дыру у меня в животе. Я вскидываю голову, чтобы уставиться на Буна, который пялится на меня в ответ, и глаза его расширяются от ужаса.

– Лайра?

О боги.

– Да вы издеваетесь, чтоб…

Дым полностью скрывает меня, и перед глазами чернеет. Всего на секунду. Как будто я медленно моргнула, а когда зрение возвращается, то я уже не в логове и не смотрю на все это на крошечном экране.

Вместо этого я стою у входа в храм Зевса в рассеивающемся облаке черного дыма, пахнущего пламенем и серой, а рядом со мной стоит Аид.

Этот ублюдок вытащил меня сюда в самый неподходящий момент, посреди фразы, и мои губы завершают то, что я уже начала говорить:

– …меня.

Эти два слова падают в шокированную тишину, которая царит над храмом и всем Сан-Франциско. Возможно, над всем миром, мать его.

Аид улыбается мне хитро и крайне довольно, как будто я ничем не могла порадовать его больше, чем этими идиотски непристойными словами. Потом он берет меня за руку, поднимает ее и поворачивается к толпе.

– Лайра Керес!

Часть 2. Добродетель Смерти

«Мне конец. Конец. Конец по полной программе».

– Не делай этого, – шепчу я, втягивая голову в плечи и надеясь, что никто не прочтет по губам и не услышит, как я фактически умоляю Аида меня отпустить. Мы все еще стоим перед толпой, ожидая незнамо чего.

– Уже все сделано. – Ни уступчивости. Ни жалости.

Он наконец-то сообразил, как меня наказать. Наверняка дело в этом. Как же мне не везет с мелочными богами и этим клятым храмом.

– Улыбнись, звезда моя, – приказывает Аид мягко, но настойчиво. – Весь мир рассматривает тебя перед тем, как я тебя заберу.

И тут вдруг вспышка, путающая восприятие, а вслед за ней немедленный удар грома, от которого у меня звенит в ушах… и рядом с нами встает кто-то еще.

Зевс.

Нынешний царь богов, жадный до власти. Мне нравится считать его нарциссичным карапузом.

Как и в случае с Аидом, с этим богом невозможно ошибиться: бледные кудри, как будто вставшие дыбом, формируя ореол надо лбом, странным образом не заставляют его светлую кожу казаться выцветшей. На вид ему нет и тридцати… А Аид выглядит еще младше, несмотря на то что старший из них. Видимо, не врет народ про хорошие гены и физкультуру. Но Зевс слишком миловидный, на мой вкус, хоть и говорят, что на его коже остались шрамы от Анаксианских войн. Что-то насчет Гефеста и вулкана.

Он одет в безупречный костюм-тройку, сплошь белый, только галстук зеленый – и кажется, что у него с шеи свисает водоросль.

Надменным взглядом – глаза настолько голубые, что в них почти больно смотреть, – он окидывает Аида с головы до ног.

Если бы я не так старалась не обделаться от ужаса из-за собственного положения, меня бы позабавила комическая смесь раздражения и ярости, искажающая ангельские черты Зевса. Выходит, красота, даже богоподобная, оборачивается уродством из-за гадких мыслей.

Толпы, усеявшие склон горы, мост и предместья города, взрываются воплями при его появлении.

– Тигель тебе не интересен, брат, – говорит Зевс с улыбкой, и голос его грохотом отдается по всему мысу, когда он начинает заигрывать со своей аудиторией.

– И все же мы оба знаем, что тебе меня не остановить, – с какой-то рассеянной задумчивостью отвечает Аид, и его слышим только мы. А потом произносит голосом, что тоже скатывается со склона холма: – Мой брат не станет бояться толики конкуренции, ведь верно?