Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения
— Ты как всегда говоришь загадками, Шигила, и никогда ничего не объясняешь, — проворчал служитель, которому было очень жаль расставаться со столь щедрым пожертвованием. Он, придерживая Шигилу под локоть, провел ее вперед. — Твои способности проснулись в этот раз не вовремя. Мало того, что прошло только три года, так ещё и дело к ночи. Вряд ли кто ещё придет сегодня в храм. А если ты будешь так швыряться деньгами, то не заработаешь сегодня не только на еду, но и на светильник Защитнице. Ты так спешила навстречу этой поклоннице Небесного Воина?
— Ты слышишь, слепец? Это не я слепа, это вы все слепы! Немедленно сделай так, как я тебе сказала! — в тихом голосе прорицательницы зазвенел металл, — Может быть, ради этого дня я и прожила жизнь? Я уверена, даже если я не вылечу ни одного человека и больше ничего не предскажу, Защитница все равно примет меня. А эта девушка еще очень нескоро узнает о том, что поклонники Небесного Воина есть на Тальконе. И никогда не суди о людях по их одежде! А ты ещё встретишься с этими людьми, запомни! — и замолчала, опускаясь на колени перед изваянием.
Служитель, все еще удивляясь, стоял, прислонясь плечом к ближайшей колонне и комкал в кулаке деньги. Он смотрел, насколько исступленно молится сегодня Шигила, держа ладони у лба и ритмично касаясь груди острым подбородком. Он абсолютно ничего не понимал.
Аллант, уже тронув машину с места, первым нарушил молчание.
— Ничего себе, сходили в Храм, называется!
— Ты можешь объяснить, что это было?
— Это была Шигила. Самая загадочная женщина города, а может быть и всей планеты. Ее считают прорицательницей и колдуньей. Она лечит людей и раз в пять лет предсказывает здесь, в Храме. Она может поговорить с сотней людей или ограничится одним человеком. Когда как. Обычно она берет такую плату, которую ей предлагают. Это может быть жалкая монетка или даже кусок лепешки или драгоценности. Ей все равно, лишь бы плата была посильной и искренней. Но она говорит только с теми, с кем сама захочет, и ничем: ни слезами, ни деньгами, ни силой её нельзя заставить ни лечить, ни гадать. Она, наверное, единственный человек, который не подчиняется даже Императору Тальконы. Когда-то моя мать хотела узнать свою судьбу. Три раза она просила Шигилу, трижды через пять лет. Бесполезно! А её предсказания всегда сбываются, хотя она и говорит загадками. Её слышит лишь тот человек, с которым она говорит. Это, наверное, потому, что нельзя никому рассказывать, что именно она предсказала. А иначе начинает сбываться все самое плохое. Люди годами караулят этот день, когда Шигила предсказывает, мечтают, чтоб она им погадала.
— А нам она сама набилась, — Голос Надежды был немного раздраженным. — И зачем ей это было нужно, чтоб мы знали, что нас ждет?
— И она еще так попрощалась с тобой…! Я, честно, не ожидал. — Аллант удивленно глянул на девушку и спросил весьма озабоченно — Она предсказала тебе хорошее?
— Ты же сам сказал — нельзя говорить. По крайней мере, о прошлом рассказала точно, а что будет — посмотрим. Сплошные загадки. Я не всё поняла, но, похоже, это не жесткая конструкция, она предусматривает лабильность. — Надежда задумалась, потирая пальцами лоб, и уже через минуту попросила совсем другим голосом: поехали куда-нибудь поужинаем. Я с утра ничего не ела.
— И ты молчала! — возмутился Аллант, рывком прибавляя скорость.
После ужина Аллант повез девушку в парк аттракционов, оставил её на скамье у пестро разукрашенных ворот, за которыми бушевал разноцветный шумный мир, и вскоре вернулся, держа целый веер пестрых жетончиков.
— Пойдем, — протянул ей руку, — поверь, я выбрал самые лучшие аттракционы!
Так, как в этот вечер, Надежда не веселилась уже давно. Аллант и в самом деле выбрал такое, что дух перехватывало, даже у них, джанеров, и они вместе с другими туристами визжали и орали, никого не стесняясь. Хохотали, глядя друг на друга, грызли мелкие, круглые, соленые орешки и, под конец, осторожно целовались, стоя на медленно вращающейся спирали, что поднимала маленькие кабинки вверх над шумом и весёлой музыкой парка. Сверху открывалась обширная панорама, позволяющая видеть всё вокруг и оставаться только вдвоем.
Они прощались у дверей отеля и очень долго не могли расстаться и оборвать деликатную нежность объятий и ласковую ненасытность поцелуев. Наконец Надежда высвободилась из его рук и сделала шаг к дверям.
— Всё, хватит.
Аллант поймал её за руку, коснулся кончиками пальцев её щеки рядом с губами и осторожно провел вниз, к подбородку:
— Ведь мы увидимся завтра? — спросил он, явно желая получить утвердительный ответ.
— У меня завтра, а точнее уже сегодня, должна состояться очень важная встреча. Разве что вечером, перед отлетом.
— Перед каким отлетом? — ужаснулся Аллант.
— Я здесь ненадолго. Мне нужно возвращаться на Накасту. Может быть, они уже набрали экипаж, пока я сюда летала.
Охранник, успевший, видимо, выспаться, потому что его правая щека выглядела помятой, несказанно обрадовался, получив своего подопечного назад целым и невредимым.
3
Как Надежда и предполагала, дальше ворот дворца её не пустили. Ворота, закрытые кованой узорной решеткой, состояли из трёх арок: большой в центре для транспорта и двух маленьких по бокам для пешеходов. Решетка была тщательно сохраняемой бутафорией. Вход охраняла не она и не Императорские гвардейцы в голубой с зелёными лампасами форме с холодным оружием наголо, чем-то средним между легким мечом и рапирой. Главной охраной служило защитное силовое поле. Знакомые зеленоватые проблески появлялись и за решёткой и над глухой каменной оградой.
Начальник караула в довольно грубой форме заявил, что на приём к Императору нужно записываться заранее, за две недели вперёд в определённые дни. Что нужно ещё проверить, можно ли допускать во дворец неизвестно кого. И неважно, служит кто в Патруле Контроля или нет. Да ещё и пригрозил, что если девушка не перестанет настаивать на встрече, он прикажет стрелять, благо излучатели висели на животе у каждого из четверых гвардейцев, стоящих у ворот в почётном карауле. Наверное, он ждал, что Надежда попятится и, извиняясь, пойдет прочь, под насмешливые взгляды около полутора десятков людей, терпеливо ждущих своей очереди метрах в пятнадцати от ворот. Она терпеливо выслушала всё до конца, достала из нагрудного кармана голубой перстень и подала начальнику караула.
— Я требую передать перстень Его Мудрости Императору Заланду. Сейчас! Я уйду только после того, как получу ответ. — И демонстративно уселась на дорожку перед воротами, скрестив ноги и положа руки на колени.
Видимо, перстень и в самом деле имел влияние на жителей Тальконы. По крайней мере, спесь с начальника караула слетела мгновенно. В голосе появились мягкость и почтение.
— Я прошу Вас пройти в караульное помещение. Там вам будет удобнее подождать ответа.
— Мне и здесь неплохо! — С ощутимой дерзостью ответила Надежда и отвернулась.
Ждать пришлось недолго. Из ворот быстрым легким шагом вышел высокий статный мужчина, лет около пятидесяти, с зачесанными назад чуть пробитыми сединой волнистыми волосами в форме гвардейца, но сшитой из более дорогой ткани с золотистыми аксельбантами. За ним, забегая сбоку, что-то на ходу объясняя, и одновременно пытаясь заглянуть в лицо, трусил начальник караула, красный и потный.
Надежда с невозмутимым выражением лица смотрела на подошедших снизу вверх.
— Я Баток Найс начальник охраны дворца, — спокойно, с достоинством представился он, — предъявите, пожалуйста, Ваши документы.
Он внимательно изучил уверенно протянутое удостоверение, вернул его и чуть склонил голову:
— Его Мудрость Император Тальконы соизволил принять Вас прямо сейчас. Прошу следовать за мной.
Девушка спокойно поднялась, отряхнула пыль с одежды и пошла следом за начальником охраны, почти чувствуя на затылке дыхание двух гвардейцев, шагающих по пятам. Было любопытно. Она знала царей, королей и Императоров только по многочисленным сказкам отца и его же рисункам на детских информблоках.