Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

― А кто говорил о верховой езде?

― Это традиционное занятие для лошадей, если только ты не планируешь научить ее танцевать вальс?

Я закатываю глаза.

― Во-первых, единорог ― это он, а не она. Во-вторых, он не лошадь. На то, чтобы оседлать спокойную лошадь, могут уйти месяцы, так сколько, по-твоему, пройдет времени, прежде чем злобное создание фей позволит мне сесть себе на спину? ― Я качаю головой. ― Первые несколько занятий нужны только для того, чтобы он привык к моему присутствию.

Я беру верхнюю книгу из своей стопки «Гонка Солнца и Луны и другие сказки фей».

― Я хочу, чтобы остальные книги отнесли в мою комнату. Если я хочу добиться прогресса с этим существом, мне нужно узнать о нем все, что можно.

Я готовлюсь спорить, ведь грамотность редко поощряется среди благородных женщин, но Райан лишь пожимает плечами.

― Договорились. А теперь надень мой плащ. Там холодно.

Мы проходим через нижний уровень холодильных хранилищ, заполненных картофелем, спускаемся по лестнице, затем по извилистому коридору, перекрытому железными решетчатыми воротами. Райан отпирает их и ведет меня в заброшенный туннель, в котором царит кромешная тьма. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем мы наконец видим впереди свет, исходящий от развалин бывшей конюшни.

Ненавижу это место! ― Раздается у меня в голове рокочущий голос зверя, и в это же время он бьет массивным копытом по железным воротам. ― Воняет железом. Воняет человеком. На сене блохи, люди. БЛОХИ!

Невезучий Золотой Страж садится на стул в углу, как можно дальше от стойла единорога. Я говорю ― невезучий, потому что он должен знать, скольких его предшественников убил единорог ― и что те, кто выжил, погибли от клинка Райана, чтобы сохранить в тайне существование этого зверя.

Я сжимаю книгу в кожаном переплете перед собой как щит, осмеливаясь шагнуть ближе.

И снова здравствуй, друг, ― говорю я единорогу.

Его дикие глаза закатываются, сверкая белками, а массивная голова поворачивается ко мне. С тех пор как я впервые заговорила с ним чуть больше недели назад, он стал спокойнее. Или, по крайней мере, стал более последовательным в своих жалобах. Могу только представить, какое это было облегчение ― услышать добрый, внятный голос после года заточения здесь, внизу.

Фея вернулась, ― говорит он, глядя на меня с настороженным презрением.

Я не пытаюсь его поправить. Единственными людьми, которые когда-либо общались с ним, были древние Бессмертные тысячу лет назад, поэтому он считает, что я, должно быть, одна из них.

Верно, ― говорю я ему. ― Я пришла навестить тебя. И принесла угощение.

Я забираю табуретку у Золотого Стража, который с радостью отходит в сторону. Когда я лезу в сумку и достаю горсть клубники ― любимое лакомство Мист, ― он фыркает.

Не интересно.

Я подтаскиваю табурет поближе к кабинке, осторожно оставляя расстояние в добрых пять шагов. Затем открываю книгу.

― «Гонка Солнца и Луны», ― читаю я. ― В эпоху второго возвращения Бессмертных близнецы Самар, бог дня, и Фрасия, богиня ночи, ― оказались в большом противоречии друг с другом. В течение целого года они вели жестокую войну за обладание небом. Солнечные стрелы Самара без конца испепеляли землю, иссушая озера и ручьи. Фрасия в ответ устроила вечную ночь, от которой засохли посевы, а люди бросились в бегство…

― Что, во имя богов, ты делаешь? ― шипит Райан, его рот приоткрывается от изумления.

Большим пальцем я отмечаю страницу в книге.

― Единорогу нужно привыкнуть к звуку моего голоса. К моему настоящему голосу, я имею в виду, а также к мысленному, который я использую для общения с ним.

― Ты будешь читать ему гребаные сказки на ночь?

Я откидываюсь на спинку стула, проводя пальцем по обложке книги.

― Ты бы предпочел, чтобы я читала вслух список всех азартных игроков, которых ты втянул в долги, начиная с Чарлина Дэрроу?

Брови Райана хмурятся. Он подходит и берет у меня книгу, перелистывая страницы, пока не находит иллюстрацию бессмертной Солены, скачущей верхом на единороге.

Он читает подпись.

― Когда я смогла оседлать зверя, я стала управлять им, и мы двигались как единое целое. Видишь, певчая птичка? Все, что тебе нужно сделать, написано в древних текстах. Солена приручила единорога, оседлав его, а не читая ему.

Я сжимаю переносицу, скрывая нетерпение.

― Сколько солдат погибло, пытаясь оседлать его?

Райан смотрит в потолок и бормочет:

― Ни один не прожил достаточно долго, чтобы попытаться.

― Именно. ― Я выхватываю у него книгу. ― Это необходимо. Я знаю, что делаю. Ты должен мне доверять. — Я кладу ладонь на книгу. ― Моя мама…

Мой голос ломается на этом слове. Я использовала его так редко, что оно звучит как чужое на моих губах.

Прочистив горло, я пробую снова.

― Перед тем, как умереть, мама научила меня трем вещам: читать, разводить огонь и ездить на лошадях. Она сказала, что это все, что нужно девушке в этой жизни. Она никогда не рассказывала о своем прошлом до брака с моим отцом, но, как я понимаю, ее учили женским занятиям ― шитью, готовке, танцам, ― и она хотела для меня другой жизни.

― К счастью для тебя, ― ровно произносит Райан, ― мне плевать, умеет ли моя жена штопать носки. Я бы предпочел, чтобы ты приручила единорога. В этом мы с твоей матерью единодушны.

Странные волны удовольствия охватывают меня от его замечания. Я продолжаю:

― Она тренировала лошадей. Я видела, как она делала это десятки раз, с неоседланными годовалыми жеребятами, старыми меринами и даже дикими жеребцами, пойманными на южных равнинах. Нужно время, чтобы завоевать доверие лошади.

Он проводит пальцем по линии челюсти, и проходит минута, прежде чем он говорит более размеренно:

― Я могу быть терпеливым человеком, певчая птичка, но мой отец не разделяет эту добродетель. Если он обнаружит, что ты читаешь чудовищу сказки, вместо того чтобы подчинить его себе, он примет меры, чтобы ускорить обучение. Он уже сомневается в масштабах твоих способностей.

Не знаю, что это могут быть за меры, но предостерегающего тона Райана достаточно, чтобы меня пробрало до костей. К лучшему или худшему, но мы с Райаном теперь партнеры. Он знает своего отца лучше, чем я, поэтому я должна доверять ему в этом вопросе.

― Сколько времени это займет? ― Он складывает руки, его лицо напряжено, но его раздражение, похоже, направлено не на меня.

― Шесть месяцев.

― У нас нет шести месяцев. У нас нет даже трех месяцев. Я отдал приказ переоборудовать старый армейский барак в тренировочную конюшню. Он сделан из камня, так что зверь не сможет ничего поджечь. Мои строители сконструировали особую крышу, которая не пропускает солнечный свет до тех пор, пока мы сами не откроем ее. К Мидтэйну ты должна уверенно управлять единорогом и его огнем.

Я вздыхаю.

― Это невозможно…

Райан опускает руку.

― Король Йоруун умирает. Бессмертные пробуждаются, если верить слухам. Их звери уже бродят по нашему миру. За то время, что ты просишь, чтобы приручить этого монстра, волканцы могут сжечь Астаньон дотла. Все, что нужно королю Рашийону, ― это найти и пробудить одного бога, поклясться служить ему, и Волкания станет владеть топором Вэйла, или стрелами Артейна, или жгучим солнечным светом Самара. Оборона нашего королевства слаба. Старый Корос больше полагается на моих наемников, охраняющих границы, чем на собственную королевскую армию, которая плохо обучена и не надежна. Если Астаньон хочет защитить себя, ему нужно оружие, способное соперничать с самими богами.

Наши головы поворачиваются к единорогу, который стучит копытом и фыркает.

Ты не можешь начать историю и не закончить ее, фея! ― Ругается он.

Мне хочется покачать головой на слова этого неуступчивого создания ― видимо, единороги и лошади не так уж сильно отличаются друг от друга, когда дело доходит до упрямства.