Карина Демина - Невеста
— Я отправил ищеек. Всех, кого мог отправить.
Сколько? Сотни две? Три? А городов на землях Лозы втрое больше. И Оден мог быть в каждом. Но сколько он протянет? Виттар говорил с каждым, кто вышел из Холмов, пусть даже они были слишком безумны, чтобы вести беседы.
Но он должен был спросить о брате.
— Его будут искать. Я обещал награду, — Стальной Король говорил, зная, что слова его будут слабым утешением. Виттар видел.
Месяц под Холмами, чтобы утратить силы.
Два — чтобы лишиться разума.
Три — и то, что оставалось, милосерднее было убить.
А четыре с половиной? И не месяца, но года? Во что превратился его брат? Кем бы он ни стал, но вряд ли Оден сумеет выжить. Виттар закрыл глаза и услышал звонкий девичий смех королевы.
— Дочь? Оставь себе. У меня их еще четыре. А вот тот, из-за кого я войну проиграла, один.
Оден. Неразменная монета, выкупившая ее собственную жизнь. Не будь его, и Холмы бы вскрыли. Совет желал этого. Требовал. Грозил Королю мятежом, но все же подчинился.
А эта тварь вновь обманула.
— Я не буду тебя отговаривать, — Король налил еще вина. — Если ты захочешь сам заняться поисками.
Пойти за Перевал? И дальше что? Рыскать по городам, надеясь не то на случай, не то на чудо? Узнать, что опоздал? И поддавшись гневу, вырезать какое-нибудь безымянное поселение, где ненависть к детям Камня и Железа толкнула к убийству?
Месть не принесет облегчения.
А гнев — пользы.
— Однако… я бы предпочел, чтобы ты остался.
Это еще не приказ, просьба.
— Почему?
— Слухи, — повернувшись к Виттару, Стальной Король заглянул в глаза. — Многие говорят, что ты не способен справиться с собой.
И называют Бешеным.
— Что еще?
— Что меняя обличье ты теряешь разум. Контроль. Что ты уже на грани, если не за ней. Что война окончена, но ты продолжаешь воевать… и вот-вот созреешь для того, чтобы повести за собой дикую охоту.
— И многие пойдут?
До Виттара доходили… странные разговоры. О землях за перевалом. О людях, которые слишком верны прежней хозяйке. И тех, в ком осталась кровь Туманной Королевы.
О том, что Король чересчур мягок.
Он слишком многих пощадил, не понимая, что зло необходимо выкорчевать с корнем. И есть те, кто не боится замарать рук.
— Боюсь, что многие… прости, Виттар, но твой брат и вправду был бы удобнее мертвым.
Это тоже говорили, сначала намеками, потом — открыто, в лицо, требуя не выполнять очередные просьбы Королевы Мэб. И если бы она попросила о чем-то несовместимом с честью дома…
…но Королева знала, где остановиться.
— Сейчас он — красивый символ. А символ легко станет знаменем для тех, кто хочет мести. Здесь нет ни твоей, ни его вины, но… я не думаю, что тебе стоит отправляться за Перевал.
— Опасаешься, что я не сумею себя остановить?
— Я опасаюсь, — взгляд Стального Короля не получается выдержать долго, да и дерзость это — смотреть ему в глаза. И кто другой за дерзость поплатился бы. — Я опасаюсь, что скажут, будто ты не сдержался. Этого будет достаточно.
Он мог бы добавить, что Оден обречен. И был обречен изначально. Что четыре с половиной года в руках Королевы — это больше, чем можно выдержать, не лишившись разума, и если вдруг случится чудо и Одена удастся найти, то вряд ли он выживет.
А если выживет — останется калекой. И не Оденом вовсе, но искореженной оболочкой, заставлять жить которую — жестоко.
Так стоит ли ради этого рисковать таким хрупким миром?
— Я хотел бы попробовать свой вариант поиска, — Виттар поднял взгляд на человека, которого безмерно уважал. — Я не уйду надолго. И не поведу большую стаю. И не трону ни человека, ни альва, ни кого бы то ни было, если он не попытается причинить вред мне или моим людям.
— Слухи? — Король усмехнулся.
— Только слухи.
— Хорошо.
— Я вернусь. И к первой проблеме тоже. Я подготовлю список малых домов, которые достойны внимания. И имеют девушек подходящего возраста. Полторы дюжины хватит?
— Вполне, — сказал Стальной Король. — Не спеши. У тебя есть еще время. И полная свобода.
Ложь. Ни у кого нет ни времени, ни свободы. Слишком многое поставлено на карту.
Оден.
Великие дома. Перевал и земли по ту его сторону. Война пропитала их ненавистью, словно черной земляной кровью. Достаточно искры, чтобы начался новый пожар.
Дом Виттара, старый, пропыленный и почти мертвый, как мертв был сам род Красного Золота, встретил хозяина торжественной тишиной. И вновь она не принесла успокоения.
Собственные шаги звучали громко, грозно даже.
И Виттар, подымаясь по лестнице, считал ступени. Мраморные перила ластились к ладоням… Пустота и ничего кроме пустоты. Пыли. Плесени. И старых портретов, с которых из-под слоя грязи на Виттара смотрели предки. Смотрели, казалось, с презрением. Как он, последняя капля металла в иссохшем русле древней жилы, посмеет привести сюда жену из низших?
Позабыл о гордости? Чести?
Обо всем, о чем стоило помнить?
Его брат никогда не поступил бы подобным образом.
Перед дверью из красного мореного дуба Виттар остановился. Руки дрожали. Всего-то надо — толкнуть, услышать знакомый скрип: за четыре года он так и не нашел времени смазать петли. Кивнуть слуге. Принять свечу. Поднести к родовому гобелену и…
…свет пламени отразился на металлической нити.
Живое железо не умело лгать.
Оден был еще жив.
Глава 4
Бытовые вопросы
Огонь горел. Вода в котелке кипела. Каша варилась. Пес спал. А я пыталась понять, зачем с ним связалась. Жалко стало? Пора бы усвоить, Эйо, что жалость никого еще до добра не доводила. Возможно, раньше, до войны, в ней был какой-то смысл, но тебе ли не знать, насколько все изменилось.
Вот что с ним делать?
Сидеть, гладить по головке и рассказывать сказки о том, как все наладится чудесным образом?
Сопли вытирать?
И водить за ручку, пока видеть не начнет. А если начнет, то где гарантия, что, увидев твое личико, заглянув в глаза, он просто-напросто не свернет тебе шею? Он меня человеком считает… скорее всего считает человеком.
Но я-то альва. Наполовину.
Отражение в яме показало, что указанная половина за день не исчезла. Узкое лицо с чрезмерно длинным по человеческим меркам носом. Резко очерченные губы. Характерный разрез глаз. И единственной уступкой маминой крови — пара родинок на левой щеке.
Бабушка вечно пыталась их запудрить. И волосы уговаривала перекрасить, мол, светловолосых альв не бывает. Ей казалось, краска и пудра мигом все проблемы решат. Хорошо, что бабушка не дожила до войны. А лицо… какое бы ни было, но на рабском рынке за меня дадут неплохую цену, особенно с учетом некоторых нюансов. А может ну его? Пойти, продаться… попаду в хороший дом, буду жить на всем готовом дорогой игрушкой, редкой птичкой, которая особо бережного обращения требует. И ни забот, ни хлопот…
