Александра Плен - Богиня
— Зачем? — еще раз тупо повторила я… — Тебе чего-то не хватало? — и хрипло добавила, — Тогда скажи мне, чего.
— Ты же врач, Люба. Ты же понимаешь, что это просто физиология… Два тела, физическая разрядка… Все просто… — шептал муж, а широкие, сильные ладони нежно гладили мои пальчики, такие знакомые, такие любимые.
— Нет, не просто… — прошептала я.
— Любимая, ты не будешь сейчас принимать никаких поспешных решений? — дрожащим испуганным голосом произнес Алексей, — да, я оступился… Это было в первый и последний раз… Прости меня, — он ткнулся лбом в мои колени, — я люблю только тебя, всегда любил и буду любить.
Мое сердце разрывалось от боли. Я даже почти не слышала, что он мне шептал, я не могла уместить в голове его ответ «Физиология».
— Я не могу сейчас думать, — тихо произнесла я, — я устала, мне нужно поспать. Мне так плохо.
— Конечно, любимая, — засуетился Алексей, подхватил меня на руки и понес в спальню… Сознание уплывало — мозг пытался защитить меня от шока. Я чувствовала дрожащие руки мужа, раздевающие меня, нежные и ласковые, чувствовала легкие прикосновения губ ко лбу и тихое «Спи, родная»… Свет погас и я отключилась.
* * *Утром я позвонила на работу и сказала, что заболела. Я действительно чувствовала себя больной и разбитой. Как будто вчера по мне проехался каток — болели все косточки и мышцы, в голове пульсировала острая игла, тупо ныло в груди сердце. «Последствия шока», — отметила я, вспомнив лекции по медицине. Я застыла и замерла в своем горе, ждала, когда же мой ум, наконец, освободиться от аффекта и начнет думать.
Алексей остался дома, наверное, боялся, чтобы я не сотворила что-то страшное и безрассудное. Принес мне завтрак на подносе, легонько поцеловал в щеку, прошептав «Доброе утро». На его лице было сумасшедшее ожидание, и иногда мелькал страх. Он боялся меня? Моей непредсказуемости?
Но я уже все для себя решила. Еще ранним утром, только проснувшись, только-только увидев краешек голубого неба в окне, я поняла, что не смогу жить с предательством. Поняла, что я слаба и не смогу простить.
Я оделась и вышла в гостиную. Алексей сидел в кресле перед дверью в спальню и держал в руках какой-то медицинский справочник, но явно не читал. Кто-то сказал «Ожидание смерти подобно». Чтобы не мучить ни себя и ни его, я сразу произнесла.
— Я подаю на развод.
— Нет, — прошептал, не веря Алексей, — какой развод?.. Ты что, любимая?
— Я не смогу простить тебя. Извини, — если ему станет легче, я возьму часть вины на себя.
Он не мог поверить… Все же, что ни говори, он был уверен в своей привлекательности, уверен в моей любви, уверен, что я прощу его. Мой ответ стал для него шоком. Он смотрел на меня потрясенно и ошарашено.
— Люба, что ты такое говоришь? Мы любим друг друга, это ошибка, это было один раз, я был пьян, — он пытался до меня достучаться, объяснить свою мужскую позицию, вложить мне в голову свои взгляды на семейную жизнь, верность, принципы. Но это были не мои принципы. А мои говорили мне — уходи.
— Любовь нужно хранить и беречь, Алексей. Настоящая любовь предусматривает некие жертвы с обеих сторон… — я не хотела быть пафосной и нравоучительной, но пришлось — ты, женившись на мне, взял на себя определенные обязательства, я, выйдя за тебя замуж, так же взяла их… Обязательства любить, заботиться, уступать, быть верным. Ты смухлевал.
— Это было один раз, и я попросил прощения, — он до сих пор не мог понять, что он такого сделал ужасного, чтобы так страдать, — я люблю тебя, ты же знаешь. То, что произошло, ничего для меня не значит. Я понимаю, сейчас ты злишься… — я хмыкнула, слово «Злишься» совершенно не отражает моих теперешних чувств. Алексей разговаривал со мной как с тяжело больной, медленно выговаривая слова, разжевывая их смысл, — Хочешь, я поклянусь тебе, что больше никогда тебе не изменю? — я покачала головой… — Чего же ты хочешь?! — вскрикнул он нервно…
— Я хочу уйти, — устало произнесла я.
— Милая, ну почему же ты такая упрямая? — ласково взял меня за руку и начал поглаживать кисть… — Ведь ты любишь меня, я знаю.
Я только усмехнулась. Я не могу объяснить этого. Не могу объяснить, что простив сейчас, я оставляю крохотное темное грязное пятнышко на чистом белоснежном покрывале нашей любви, и это пятнышко постоянно будет мне мешать и раздражать… Даже если я его прикрою чем то другим, спрячу, закрою цветами, вышивкой, украшением, оно там останется, и я буду помнить, что оно там есть. Со временем оно будет расти и шириться, сначала закроет четверть полотна, потом треть, потом половину. Придется затягивать, прятать и приукрашивать больше и изощрённее, придумывать что-то новое, ухищряться, изворачиваться. А потом оно закроет всю площадь, оставив только маленький кусочек яркого света, почти незаметный уже ни для кого. Ни для него, не для меня. «Я не допущу этого» — подумала я. Пусть мне будет больно, но я сохраню это белоснежное чувство в своей душе не запятнанным.
Алексей понял по выражению на моем лице, что я тверда в своем решении.
Таким я его еще не видела, он просто обезумел.
— Я никуда тебя не отпущу! — вскочил он с кресла, схватил и притянул меня к себе, прижав со всей силы, — ты останешься со мной, здесь… Если будет нужно, я возьму отпуск и запру тебя в квартире, пока ты не одумаешься, — дрожащий срывающийся голос мужа бил по натянутым нервам. Его широкие горячие ладони, не переставая гладили мое безвольное тело, сжимая в объятиях, губы лихорадочно покрывали поцелуями лицо, шею, плечи.
— Пожалуйста, — шептал нервно Алексей, — Люба, не уходи, пожалуйста… Одумайся, я люблю тебя.
— Прости меня, — сказала я, уткнувшись ему в грудь, — я не могу остаться.
Короткий болезненный рык раненого зверя потряс меня до основания, пробрало до дрожи, до каждой клеточки моего тела. Тело Алексея содрогнулось, и он впился мне в губы с сумасшедшей силой, я почувствовала, как трещат мои ребра, ощутила соленый вкус его слез, всей кожей почувствовала неконтролируемую дрожь мужчины.
Его руки стали стягивать мою одежду. Треск ткани, я упираюсь ладошками в грудь, пытаясь оттолкнуть, выдавить хриплое «нет» из больного горла. Проще сдвинуть гору. Никогда не думала, что он такой сильный. Безумный вихрь злости, возбуждения, какой-то первобытной страсти охватил Алексея. Он не давал мне сказать ни слова, его губы намертво запечатали мой рот, а руки спеленали крепче канатов. Он утверждал надо мной свое превосходство мужчины, самца, властелина. Сначала я опешила — никогда в мою голову даже мысли не приходило, что муж может меня изнасиловать. Мои слабые потуги отбиться только еще сильнее подогревали его безумие. Жесткий ковер на полу, в голую спину впивается каблук комнатного тапочка. Он не слышит меня. Точнее, не воспринимает умом мои слова «Остановись. Нет, не надо»… Он превратился в голодного зверя, сильного, дикого, свирепого, действующего только на инстинктах. Наброситься, подчинить, пометить, насытиться.
