Александра Плен - Богиня
— Прощай, Алексей…
— Нет, Люба, я не прощаюсь с тобой… Ты поймешь рано или поздно… А я буду ждать.
* * *Я вырывала из сердца свою любовь к Алексею с мясом, с жилами, с кровью. Рвались связи, за шесть лет превратившиеся в крепкие толстые канаты. Сердце сочилось сукровицей и болью, но я знала, что если прощу — дальше будет только хуже. Через пять лет, через десять — это произойдет опять, и будет еще больнее, еще тягостнее. Я буду и дальше прощать — ведь если начала так поступать — не свернуть с проторенной колеи. Поэтому нечего на нее и вставать.
В итоге я уволилась. Последний кавалер Марины был агентом по недвижимости, и она свела меня с ним. Паша пообещал мне продать квартиру, как можно дороже и быстрее.
Я же собрав нехитрый багаж, поехала в Москву. Там легче всего будет затеряться. Потому что, Алексей в последнем разговоре сказал, что все-равно меня найдет и вернет… Он даст мне время, возможно год, возможно два, но потом, когда я сравню его с другими мужчинами и пойму, что наша с ним любовь была самой лучшей — он будет меня ждать.
Я больше не вернулась. Я не знаю, что с ним случилось, с моим вторым мужем. Я вычеркнула его из памяти, но не из сердца. В сердце по-прежнему жила любовь, она всегда там живет. Пусть уже другая, трансформировавшаяся в нежное воспоминание, идеальное чувство, я не предала ее, не запятнала и не согласилась на суррогат.
* * *Я опять с головой погрузилась в работу. В Москве я быстро нашла место, у меня был приличный стаж и хорошая трудовая биография. Я была согласная на ночные смены и переработку. На все, только чтобы не думать и не вспоминать.
Я никогда не считала себя идеалом. Иногда в моей голове проносились совсем уже недостойные непрошеные мысли. Иногда я костерила Алексей самыми последними ругательствами, за то, что предал, за то, что изменил, разрушил мое абсолютное доверие к нему. Но настоящего зла не было в моем сердце. Я была не способна на него. Я простила его и отпустила на все четыре стороны.
Паша продал мою квартиру и перевел деньги в банк на карту. Я планировала купить жилье в Москве, и мне почти хватило на однушку в спальном районе. Небольшой кредит — и я москвичка. Марина частенько приезжала в гости, порывалась рассказать об Алексее, я сразу ее обрывала — не хотела бередить рану. Я училась жить одна, училась выживать в этом мире одиноких мужчин и женщин. В этом большом холодном чужом городе вечно спешащих прохожих, которым не для кого нет никакого дела. И это хорошо. Это то, что мне нужно было тогда.
Я полюбила свое одиночество. В нем была своя, какая то изначальная прелесть. Оно в некотором роде очищает, отметает налипшую за день шелуху из чужих неприятных взглядов, колкостей и недовольных пациентов. Оно приводит в порядок мысли и чувства, раскладывает по полочкам, собирает воедино и вот опять я — это я… Застывшая тишина квартиры, медленно движущиеся стрелки часов, издалека доносится звук глухо бьющегося сердца большого города. Как муха в янтаре я замирала в своем настоящем наедине с собой. И была счастлива по-своему.
* * *Я работала в районной клинической больнице, сначала палатной медсестрой, потом операционной. Зарабатывала вполне прилично, чтобы сделать ремонт в квартирке, а потом и полностью обставить ее мебелью и техникой.
С Сергеем мы познакомились, когда он уже проходил реабилитацию после операции. Эндопротезирование тазобедренного сустава неприятная вещь. Сначала инвалидное кресло. Потом костыли, трость и прием лекарств всю оставшуюся жизнь. И ему еще очень повезло. Серьезная, плохо залеченная травма, полученная в результате падения на горном спуске, трансформировалась в деформирующий артроз и разрушение хрящевой ткани, потом опухоль, дикие непереносимые боли. Как всегда, мужчины терпят до последнего, и привезли Сергея к нам уже на каталке, неспособного передвигаться.
Как-то раз, делая с ним лечебную гимнастику, мое лицо оказалось в такой опасной близости от его, что я почувствовала горячее дыхание пациента на своих губах. Мужчина резко втянул воздух, я, инстинктивно отшатнувшись, обернулась и уткнулась в его напряженный взгляд. Кожа покрылась мурашками. Такое случилось впервые. Я никогда не смешивала работу и личную жизнь. Были в моей практике влюбленные больные, и очень настойчивые в своих ухаживаниях, которые не понимали слова «нет», были и приглашения в ресторан, и сразу в «кровать». Двусмысленные шуточки и достаточно откровенные заявления. Я всегда оставалась корректна и холодна. И никогда не переходила эту грань.
Я не успела ничего понять за долю секунды, как Сергей сильно притянул меня к себе и прижался к моим губам. Мы стояли перед станком, нас разделяла деревянная перекладина, а его рука крепко сжимала мой затылок, не давая отклониться. Этот отчаянный безрассудный поцелуй взбудоражил во мне все, так тщательно спрятанные внутри чувства и желания. Я задыхалась, горела как в огне, его мужской запах, смешанный с больничным антисептиком, ароматом чистой одежды, лосьона для бритья и какого-то смелого, бешеного отчаяния заставил подняться всем волоскам на моей коже. Я всхлипнула и резко оттолкнула его.
— Да что вы… себе позволяете! — воскликнула я дрожащим голосом.
— Как долго я этого хотел, — хрипло простонал мужчина, — это стоит всего… всех мучений и боли.
Я смотрела на него и как будто увидела в первый раз. Впервые я разглядела сквозь больничную одежду не пациента, а человека. Привлекательного молодого мужчину, стройного и худощавого. Он тяжело возбужденно дышал и так же пристально и напряженно смотрел на меня.
— Я не жалею, что произошло… Наконец, я пробился через твою броню и хладнокровие, Любовь Николаевна, — немного иронично произнес он… — Что теперь? Ты опять предпочтешь не замечать меня, как делала последние две недели?
Я нахмурилась… Действительно, я возила его на ЛФК уже почти две недели. И только сейчас заметила, что он мужчина… Опасный мужчина.
— Я не позволю тебе опять смотреть сквозь меня, — нервно вздохнул он и качнулся в мою сторону, тяжело опираясь на костыль. Я вздрогнула и пулей вылетела из кабинета.
Но что-то все-таки произошло за эти десять минут. Что-то серьезное, рискованное, угрожающее моей спокойной тихой жизни. Я уже не могла равнодушно делать ему уколы и заниматься физкультурой. Я вздрагивала от его касаний (а он, как будто специально постоянно дотрагивался до меня, обнимал за плечи, задевал бедро, цеплял кисть руки, пристально смотрел в глаза, ловя мой бегающий взгляд), я стала думать о нем после работы, что со мной никогда не случалось. Его лицо всплывало перед моими глазами, когда я ложилась в постель. В итоге, я попросила себе замену. А сама перевелась в другую смену.
