Варрэн-Лин: Сердце Стаи (СИ) - Ариманта Юна

— Кое в чем ты права, — осторожно произнес варрэн. — С тех пор, как мы попали сюда, мы вчетвером очень сблизились. Мы оказались во враждебном мире, у нас не осталось никого, кроме друг друга. И за полгода у нас четверых сложилась определенная иерархия, определенные взаимоотношения, модели поведения по отношению друг к другу. И вдруг ты. Варрэн-Лин, которая выбрала всех четверых.

— Ты тоже нисколько не сомневаешься в том, что я именно та, которая нужна вам? — воспользовавшись паузой вставила Динка.

— Я начал догадываться об этом гораздо раньше всех остальных, — улыбнулся Хоегард. — А сейчас я в этом абсолютно уверен. Тебе еще предстоит многому научиться, прежде чем ты станешь такой Варрэн-Лин, какие живут в нашем мире. Но в том, что ты именно наша женщина, нет никаких сомнений.

Динка прерывисто вздохнула.

— И теперь нам надо полностью перестроить сложившиеся отношения с учетом нового члена нашей команды. Причем не просто еще одного варрэна, а женщины, к которой мы все неравнодушны, — продолжал он свою мысль. — Скажи, легко ли перестроить покосившуюся землянку в высокий и светлый терем?

— Нет смысла перестраивать землянку, — ответила Динка, не совсем понимая, к чему этот вопрос.

— Вот и я о том же, — согласился Хоегард. — Проще снести землянку, сровнять ее с землей. Чтобы с самого основания выстроить прочный и красивый теремок. Сейчас мы этим и занимаемся. Рушим наши прежние соглашения и отношения, чтобы на их месте возвести что-то новое. Новую команду, в которой Варрэн-Лин будет центром силы для нас всех.

Динка озадаченно кивнула. Теперь становилось немного понятнее.

— А разрушать что-то — это всегда трудно, неприятно, временами больно. Но это не навсегда, поверь! Это временное состояние, которое мы переживем, чтобы затем отстроить заново. Еще лучше прежнего.

Динка снова благодарно кивнула. Теперь на душе было гораздо легче.

— А мне что делать? Как мне вести себя, чтобы никому не было больно? — с волнением в голосе спросила она.

Хоегард пожал плечами.

— Что бы ты ни делала, все равно кому-нибудь да будет больно. Поэтому просто будь собой и делай так, как велит тебе сердце. А эту боль мы переживем. Тебе уже говорили, что мы очень живучие, — улыбнулся он.

Тут со стороны костра его окликнули, и варрэн поднялся с песка, потрепав Динку напоследок по макушке и взъерошив ей распущенные волосы. А Динка осталась сидеть, чертя на песке буквы, которые сегодня узнала, и обдумывая его слова.

Значит, все-таки не подстилка. А человек… Нет. Существо, имеющее право голоса. Не человек. Свыкнуться с этим знанием было невероятно трудно. К тому же, в самой себе Динка никаких изменений не замечала. Разве что перестала бояться близости с мужчинами и научилась получать от этого удовольствие не меньшее, чем они. Но разве не так происходит с каждой женщиной, когда она познает радости плотской любви?

«Нет, не с каждой», — ответила она сама себе. В деревне она знала молодых женщин, которые воспринимали замужество как неприятный, но необходимый этап своей жизни. В деревне одинокой женщине было не выжить. А про себя Динка знала, что она способна выжить самостоятельно, но она совсем этого не хотела. Снова остаться одной.

Даже лишенная привычных удобств: теплой постели, сытной еды, жаркой бани — Динка чувствовала себя счастливой только от того, что варрэны рядом. Что они разговаривают с ней, прикасаются к ней, и от каждого взгляда любого из них заходится сердце от радостного волнения. Неужели это и есть любовь?

О любви Динка знала до обидного мало. В ее семье любви не было. Ливей и Агнесс были женаты много лет, вели супружескую жизнь за занавеской, но Динка ни разу не видела, чтобы они смотрели друг на друга с нежностью, испытывали желание прикоснуться друг к другу или поцеловаться. Скорее их союз был выгодной сделкой для обоих. Ливей купил себе хозяйку в дом, а Агнесс — статус замужней женщины. Родителей Динка помнила слабо, но что-то подсказывало ей, что и между ними любви не было.

О любви пели девушки на свадьбах. Но песни эти были грустные, и любовь по этим песням выходила какая-то болезненная, мучительная, быстротечная. Еще о любви пел заезжий менестрель после нескольких кружек пива. Он пел о несчастной любви, когда возлюбленные не могут быть вместе и переживают от этого. Послушаешь и думаешь: а нужна ли она вообще такая любовь, которая причиняет лишь страдания?

Тогда как же назвать то чувство, такое большое и теплое, заполняющее все ее существо? Может это и есть сила, о которой все время говорят варрэны и которую она никак не может в себе ощутить?

Насидевшись в одиночестве и проголодавшись, Динка оглянулась на костер, прикидывая, чем там можно поживиться. Тошнота прошла, и теперь желудок настойчиво требовал еды.

У костра сидел Шторос и что-то жевал. Хоегард ушел на разведку, Тирсвад играл с ножами, а Дайм сидел на месте дозорного и опять что-то строгал.

Динка подошла к Шторосу и выхватила у него из рук палочку с поджаренным мясом и хлебом.

— Эй! — возмутился варрэн, но отбирать обратно не стал, а нанизал себе новую палочку и укрепил ее у огня.

Динка уселась рядом с ним, ожидая очередной колкости. Но он почему-то молчал, глядя на огонь.

— Ты говорил, что Тирсвад младше вас всех, — проговорила она, чтобы как-то начать разговор.

— Угу.

— А как это определить? По внешнему виду вы выглядите так, как будто все одного возраста примерно, — ей действительно очень хотелось узнать о них побольше.

— У варрэнов внешний вид не так сильно зависит от возраста, как у людей. Только совсем новорожденные и очень старые варрэны отличаются внешне. Остальные все примерно одинаково выглядят, — проговорил он. — К тому же, попав в ваш мир, мы изменились внешне почти до неузнаваемости, подстраиваясь под вашу действительность.

— Сложно это, наверное, — понимающе кивнула Динка. — Рыжая грива — это то немногое, что осталось здесь от твоей настоящей внешности?

Варрэн кивнул.

— А как тогда вы определяете возраст друг друга, если не по внешности? — продолжала она расспрашивать, удовлетворяя свое любопытство.

— По длине рогов, обычно, — пожал он плечами. — Чем длиннее, тем старше. Смотри…

Он склонил к ней голову так, чтобы рога оказались у нее на уровне груди.

— Видишь на рогах кольца?

Динка осторожно обхватила витой рог руками и с любопытством провела по нему кончиками пальцев. Несмотря на уже довольно близкие отношения, ей все еще не удавалось рассмотреть рога как следует. Варрэны обычно не предлагали, а самой ей просить было неудобно.

— Каждое кольцо — это шегард. Шегарды появляются на рогах через равные промежутки времени. В нашем мире, где нет солнца, отмеряющего дни и ночи, мы определяем время по шегардам.

Динка с интересом ощупывала шершавые утолщения на рогах Штороса, охватывающие каждый рог одинаковыми кольцами. У Штороса она насчитала их девятнадцать с половинкой у самого основания, отходящего прямо от черепа и сросшегося с кожей головы.

— Тогда… — Динка озадаченно припоминала форму и длину рогов каждого из них. — Получается, ты старше всех?

— Ага. Удивлена? — усмехнулся Шторос, высвобождая рог из Динкиных рук и выпрямляясь.

— Ну да. Я бы подумала, что старше всех Дайм, — задумчиво проговорила она. У Дайма рога были мощные, круто извитые кольцом, но не настолько длинные, как у Штороса или Хоегарда.

— Потому что он Вожак? — усмехнулся Шторос.

— Нет, потому что он самый серьезный и рассудительный, — покачала головой Динка.

— Особенности характера, — философски заметил Шторос. — Поэтому Вожак Дайм, а не я.

— А ты… — Динка запнулась, пытаясь подобрать слова.

— Что я? — варрэн наклонил голову, заглядывая Динке в глаза. Но Динка потупилась, смущенная заинтересованным взглядом его зеленых глаз.

— Я хотела сказать тебе… — она снова осеклась.

— Ну говори уже! — фыркнул он, обхватывая ее шею сгибом локтя и притягивая ее голову к своей. — Опять меня хочешь?