Екатерина Оленева - Красный цветок
Убитая любовь оставила в сердце призрак по себе: не ярость, — сухую, холодную злобу. Сердце, перестав волноваться, забилось спокойными, равномерными толчками.
Ну, что? Хотели вы демона?
Я готова им стать.
Глава 6
Надежда Тьмы
Спасительная пустота не приходила. Стоило прикрыть веки, недавние картины всплывали перед глазами. Я тряслась, не в состоянии унять дрожь.
Постепенно в окружающий мир возвращались объём и краски. Я с ужасом поняла, что светает и скоро придет Миа*рон — сытый, довольный и злорадствующий. Придется говорить с ним… с ними.
Эллоис*Сент — сопляк! Сластолюбивый гад, не умеющий противиться похоти. Как он мог позволить зверю так обойтись с нами?!
Серые складки балдахина заволновались. Возникло помятое лицо Сан*рэно.
— Ты в порядке? — осведомился он. — Не важно выглядишь.
— Горло болит, — хрипло ответила я, переворачиваясь и вперяя взгляд в стену, затянутую выцветшими шпалерами.
— Я бы на твоем месте привел себя в порядок.
— Иди в Бездну.
Минут через пять я все же последовала его совету. К чему показывать врагу, что ты уязвлен, ранен и обессилен?
Вопреки воле тело оставалось легким и словно не моим. В глазах держалась неприятная резь. Начинался жар.
Момент, когда Миа*рон войдет, я почувствовала безошибочно. И повернулась лицом к дверям как раз в тот самый миг, когда она открылась, пропуская врага. На лице оборотня играла та самая улыбка, что представлялась мне всю ночь: довольная, ехидная и удовлетворенная.
— О, ты, ранняя пташка! — пропел елейный голос. — Уже на ногах? Рад, что ты не склонна предаваться бессилию и лишний раз баловать себя сверх меры. Но что я вижу? — с приторно-подчеркнутой, издевательской заботой наклонился он. — Ты так бледна? Или ночью кошмары донимали?
Против воли, я дернулась, как от удара током.
Небрежно опустившись в кресло, он поерзал, устраиваясь поудобней. Губы изогнулись в ненавистной саркастически-злобной ухмылке.
— Помнишь, что такое многоходовка, Огненная?
Я молчала. Не потому, что обычно именно это бесило Миа*рона сильнее всего. Я просто не знала, что сказать.
— Помнишь! — кивнул он, — Даже если не признаешь. Как тебе понравилось зеркало?
Отведя взгляд от зловещей ненавистной фигуры, я скосила глаза на тускло мерцающее стекло.
— Я так и думал! Одной иллюзией меньше, ведьмочка? Не поверишь, но я оказываю тебе своего рода услугу. Чем меньше в жизни иллюзий, тем лучше.
Попытка опустить голову закончилась очередным взрывом боли.
— Мстительная гнусная тварь, — прохрипела я.
Голос не слушался, едва удавалось проговаривать слова.
Лицо Миа*рона неожиданно исказилось. А пристальный тяжкий взгляд понравился мне ещё меньше, чем недавние торжествующие многозначительные улыбки.
— Этот хлыщ тебе так дорог? — задумчиво нахмурил оборотень брови. — Нужно отдать ему должное, — в мальчишке есть изюминка.
— Уж не влюбился ли, часом?
— Ревнуешь? — неожиданно встрепенулся, оживившись, кот.
— Опасаюсь, как бы и мою голову, в свою очередь, не подарили в качестве трофея. Есть у тебя такая дурная привычка.
Тень, метнувшаяся по комнате размытым пятном, материализовалась, захватывая в кольцо жадных рук. Мелькнула мысль, что вот и все. Против воли, я испуганно дернулась.
— Я не трону тебя, Огненная. Как бы не был хорош пацан, он — всего лишь один из Чеар*ре! Не более. Чеар*ре в Эдонии не мало. Литу*эль — одна.
Я чувствовала себя слишком измученной и опустошенной, что бы противостоять подобному бреду. Или разубеждать кого-то.
— Уйди, — попыталась я отвернуться. — Мне плохо.
Но куда мне, при моем весе и росте, сопротивляться горе туго перевитых мышц? Не удалось даже пошевелиться.
— Я хотел, чтобы тебе было плохо. Хотел сделать больно.
— Это должно меня удивить, поразить или возмутить? — безлико поинтересовалась я.
— Да что с тобой?! Ты словно не живая!
— Ты крутой мужик, Миа*рон. Но есть у тебя одна слабость: трепаться любишь. Вам нужно распахнуть Демонические Врата? С радостью выверну мир наизнанку, — если это окажется в моих силах. А теперь — убей, или убирайся. Я не желаю не видеть тебя, не слышать.
— Не за тобой решающее слово!
Отчаяние бывает разным. И по-разному выражается: в криках, гневе, мольбах, проклятиях. В желаниях действовать или замирать, смеяться или плакать. У меня было чувство, что из мира ушло все, что делает его привлекательным или хотя бы мало-мальски интересным.
— Мне всё равно, — устало вздохнула я. — Делай, что хочешь.
— Люблю покорных женщин.
— Ты не любишь женщин, — холодно возразила я. — Ты вообще никого не любишь. Понятие ни имеешь, что такое любовь.
— И что же это такое? Просвети меня, сделай милость?
— Найди иной способ позабавиться.
— У меня сложилось впечатление, что мои развлечения приводят тебя в очень плохое настроение.
— Просто этот способ развлекаться один из самых твоих любимых.
Я с благодарность чувствовала дурноту и накатывающую волнами слабость. Они, подобно любимым гобеленам и занавесям Миа*рона, обещали отделить от всего происходящего.
— Ты опять будешь болеть?! — зарычал зверь. — Женщины! Чуть — что, сразу вам плохо! Бледнеете, краснеете! То вас лихорадка бьет, то озноб студит! С вами совершенно невозможно нормально общаться.
Я хрюкнула в попытке рассмеяться.
— А ты не пробовал для начала удержаться от искушения порезать потенциального собеседника на маленькие ленточки? Это существенно повышает шансы "нормального общения".
Я впервые не испытала никаких эмоций при виде того, как зрачки оборотня вытягиваются черной струной. Ни страха, ни изумления. Только темное торжество. Я больше не боялась Миа*рона. Вместе с любовью к Эллоис*Сенты, страстью к жизни, во мне умер темный ужас, перемешанный с влечением.
Пустота. Ничто.
— Не понимаю, чем ты недоволен? — задумчиво высказалась я. — Ты хотел меня сломать. И у тебя получилось.
— А кто сказал, что я недоволен? — рыкнул собеседник. — Я просто счастлив!
Яростный хлопок дверью красноречиво продемонстрировал степень счастья противника.
Нечто вроде насмешливой радости заискрило в сердце. Но, не успев подняться, погасло.
Через четверть часа в дверь снова постучали. Поскольку ни оборотень, ни его юный любовник ко мне бы сейчас ни сунулись, не стоило большого труда догадаться, кто пожаловал: рыжий родитель.
Окинув меня беглым взглядом с головы до ног, он хмуро процедил через зубы:
