Андреа Кремер - Кровая Роза
Рука сомкнулась на моем запястье. Эдна смотрела на меня:
— Могу ли я? — она указала на Рена.
Я кивнула. Она опустилась на колени рядом с ним, растягиваясь вдоль тела огромного серого волка. Она обняла Рена, зарывшись лицом в его шерсть.
Она скрывала свою боль от нас, но я видела, как дрожат ее плечи. В эту минуту мне захотелось вернуть ей брата, с которым она провела так мало времени.
Шей стоял в стороне от нас. Тристан обнял сына за плечи, в то время как Сара все еще сжимала его руку. Я встретила взгляд Шея, наполненный его собственным горем. И вопросом.
Этот вопрос звучал и в моем сердце тоже.
Изменила ли смерть Рена то, что я испытывала к Шею?
Встретившись с его серо-зелеными глазами, я нашла ответ.
Обстоятельствам и горю не изменить любовь. Она просто есть и все. Такая же свободная и яростная, как волк внутри меня.
Моя любовь к Рену была настоящей. Нас объединяла судьба, история. Смерть Рена навсегда оставила шрамы на моем сердце. Но я — Воин, и эти шрамы не так уж и отличаются от шрамов, полученных в бою.
Во многих ситуациях у меня был выбор: идти за своим сердцем или отказаться от Шея, оставив свою страсть к жизни, что, как я думала, и было мне уготовано судьбой. Каждое мое решение приближало меня к нему и отдаляло от мира, который я знала.
Эти решения привели нас сюда. А теперь я стояла на руинах своей упорядоченной жизни и смотрела на парня, который изменил все.
И я знала, что по-прежнему люблю его.
Когда Эдна опустилась на колени рядом с моей стаей возле тела Рена, я пошла к Шею. Он протянул ко мне руки, и я упала в его объятия.
— Ты не умрешь, — я заставила себя улыбнуться. — Так я тебе сказала.
— Я знаю, — ответил он. — Что будет теперь?
— Мы будем жить, — я притянуло его лицо и нежно коснулась губ.
Его пальцы скользили по следам от слез на моих щеках.
— Я люблю тебя, Калла.
— Сара!
Я посмотрела вверх и увидела, как Аника бежит к нам, точнее к матери Шея. Стрелка обняла Сару Доран. Две женщины прильнули друг к другу, смеясь и рыдая. Когда они, наконец, отстранились, Тристан улыбнулся Анике такой же озорной изгибающейся улыбкой, как у Шея.
— Я тоже скучал по тебе, Аника, — сказал он. Она обняла его, и когда Тристан сделал шаг назад, он посмотрел на железный компас, висящий на ее шее. — Вижу, тебя повысили.
Аника засмеялась, поворачиваясь к Шею.
— Как тебе удалось добраться до них?
— Я не знаю, ответил Шей. — Когда я толкнул Боско в Разлом, он исчез, а я остался стоять перед своими родителями.
— Стоять где? — спросила я.
Шей взглянул на своих родителей.
— Для меня это было похоже на темную, пустую комнату.
— Ты шагнул в забвение. Это ни там, ни здесь, — пояснила Сара. — Ты открыл нашу тюрьму.
Аника кивнула, ее лицо торжествовало, когда она обратилась к Шею.
— Ты привел их.
Он нахмурился.
— Что это значит?
— Боско заточил нас в пустоте между Землей и Преисподней, — ответил Тристан. — Мы были дверьми между мирами. Когда ты изгнал Боско, ты смог достучаться до нас и вывести в этот мир.
Шей замер. Я взяла его руку и переплела наши пальцы.
— Вам было больно? — спросила Аника, и ее взгляд переместился на Тристана и Сару.
— Нет, ответила Сара. — Наши мучения не были физическими. Нам было больно смотреть на людей, которых мы любим и знать, что ничего не сможем сделать, чтобы защитить их. Особенно нашего сына.
— Вы могли видеть меня? — удивился Шей. — Картина была как двухстороннее зеркало?
— Нет, — Сара улыбнулась. — Как сон наяву.
— Течение времени не было четким, — добавил Тристан. — И мы не могли знать, происходит ли то, что мы видим по-настоящему, или же это очередная пытка, которую придумал Боско.
— Калла! Брин! — Ансель, размахивая руками, бежал к нам. Брин закричала от радости, открывая свои объятия. Но огромный серебристо-коричневый волк уже мчался к моему брату. Отец сменил форму, отрывая Анселя от земли, когда он подбежал и сжал моего брата у себя на груди.
— Папа! — Ансель обнял отца в ответ.
Брин и я побежали им навстречу. Мой отец стиснул нас в своих объятиях. Мы вчетвером стояли вместе, со слезами и со смехом прижимаясь друг к другу.
Ансель отстранился от нас, когда увидел Шея.
— Эй! Ты сделал это!
Но Шей нахмурился.
— Что случилось? — спросила я.
Его плечи напряглись.
— Аника говорит, что это еще не конец.
29
Как только новости об окончании битвы распространились, Ищейки начали собираться вокруг нас. Некоторые стояли группами, тихо разговаривая и со страхом смотря на разрушенную библиотеку. Другие быстро перешли в активное восстановление, собирая груды книг, разбросанные по полу, и ставили их на полки. Остальные возложили на себя погребальный долг, унося останки Падших, которые теперь вернулись к своему естественному виду.
— Что ты имел в виду, говоря о том, что еще не все кончено? — мою кожу покалывало.
Аника прошла мимо нас.
— Пойдемте со мной.
Мы проследовали за ней к тому, что осталось от стены библиотеки. Каменный камин, одинокий и строгий, казался нетронутым силой, которая разрушила большую часть здания.
Я наклонилась к Брин и шепнула:
— Досталось другим.
Растущее беспокойство разливалось по моим венам.
— Я не понимаю, — Шей выглядел растерянным. — Боско ушел. Он изгнан. Со своими монстрами. И Разлом исчез.
— Не исчез, — уточнила Аника. — Закрылся.
— И его снова можно открыть? — спросила я.
Она кивнула мне, но заговорила с Шеем.
— Ты должен запечатать его.
Его глаза расширились.
— Как?
— Разлом не может быть разрушен, но Элементы Креста служат замком, который способен закрыть его от нашего мира.
Я немного расслабилась, когда Брин присоединилась к нам, приведя мою стаю, а также Коннора, Эдну и Итана с собой. Аника взглянула на Воинов, а затем перевела свой взгляд на Ищеек. Итан опустил глаза, ерзая, а Коннор нервно провел рукой по своим волосам.
— Что происходит?
Эдна встретила мой вопросительный взгляд, не дрогнув, но печаль в ее глазах была новой, не имеющей никакого отношения к смерти брата. От этой печали моя шерсть встала дыбом.
— А что, если кто-то откроет его? — спросил Шей.
— Ты — единственный, кто может достать мечи, — Аника посмотрела на скрещенные мечи, нарисованный на ее ожерелье. — Никто другой не сможет открыть его.
— Так что не смей переходить на темную сторону, — сказал Коннор. — Ладно?
