Ирэна Зайцева - Объятия страсти (СИ)
С губ ее сорвалась горькая усмешка, глаза устремились в никуда, чтобы через несколько минут снова вернуться к его лицу. Столько лет ненависти, столько лет вражды. Результат — две искореженные души, а может даже больше, не находящие покоя. Что за сестра она была, не сумевшая разглядеть правды, увидеть ее в глазах родных людей, не ставшая поддержкой, топившая…
— Потерять отца было слишком больно, но… ненавидеть тебя — невыносимо. Столько лет, изо дня в день, не находить оправданий достаточно весомых, чтобы отпустить свою горечь…
— Чего ты от меня требуешь? — вскричал Эрик, теряя видимость спокойствия. — Я должен был плевать на твои чувства к отцу и рассказать правду? И ты бы мне поверила?
Женщина вздрогнула, отступая на шаг, и наткнулась на Шорма, сосредоточенно взиравшего на них, но не предпринимавшего никаких попыток вмешаться.
— Ты забываешь, Кайла, — Эрик подступал ближе, сокращая между ними расстояние, — что я старше вас всех, моей прямой обязанностью было оберегать вас, защищать от всего. Я видел, что значил для вас отец! Почти божество после смерти матери, разве я мог разрушить ваши иллюзии?
— Но ведь он был им… в самом начале? — в голосе ее слышалась мольба, отвергнуть которую он был не в силах.
— Был, — прошептал он, останавливаясь рядом, — был в самом начале, но он стал меняться, а мы не заметили этих перемен. Мы не виноваты, просто он так и не смог смириться с потерей матери, хоть и старался держаться ради нас. Ты ведь знаешь — не будь нас, он последовал бы за ней в тот же месяц. Я хотел оставить вам хотя бы воспоминания о нем, не хотел очернять в ваших глазах. Отец погиб, но я…
— Ты предпочел окунуть в грязь себя! — вскинула голову Кайла.
Вечная ненависть ради того, чтобы оставить ей воспоминания об отце, светлые, чистые, незамутненные жестокостью истины, которая никого не жалеет.
— Нет, Кайла, я просто не стал говорить тебе о Слэре, решил уберечь от этого, — разочарованно сверкнул он глазами, отворачиваясь и отходя к Сандре. — Твоя слепая любовь оправдывала все поступки отца. Превратился в темного — не страшно, открыл туннель — это правильно, так и должно быть. Даже тут ты нашла оправдание!
Неподвижная фигурка съежилась под градом обвинений, не в силах противостоять им. Горечь заполняла ее изнутри, не давая дышать. Нашла. Она нашла ему оправдание. Но виновата ли в том, что слишком сильно любила отца, ставшего для нее всем после смерти матери, не ушедшего вслед, как она того боялась, нашедшего в себе силы остаться с ними, бороться до конца. Он так и не смог стать для нее злодеем, готовым предать собственное дитя, у Кайлы слишком хорошо получалось закрывать глаза на все проявления сумасшествия, медленно, но от того не менее неотвратимо накрывающего его своим пологом тьмы, будоража рассудок, заставляя терять себя. Для нее он остался человеком, сопротивляющимся тьме до последнего. Слишком тяжело было для нее, женщины, которая всю жизнь жила со знанием о темных, но никогда вблизи с ними не сталкивалась, представить все коварство и мерзость, что несли они с собой. Легче было возненавидеть Эрика, найти в нем виновного, обеляя отца.
Никогда Кайла не сталкивалась со злом, что несли в себе темные. Даже похищение Эрика не стало для нее показателем. Глаза на истинное положение вещей стали открываться только со смертью Кевина. Только тогда, столь тесно соприкоснувшись с ужасами, что несли в себе, она осознала, что темные неуправляемы в том сумасшествии, что владеет их сущностями.
Осознание широкой волной накрывало ее, проникало внутрь, обжигая душу. Раскаяние было лишь малой частью того, что она испытывала в эти минуты. Эрик никогда не простит ей…
— Туннель. Для чего ты его открывал? — хрипло выдохнула она, ощущая на плечах ладони мужа.
— Ты начала спрашивать, — скривился в ехидном оскале мужчина, не оборачиваясь, лишь чуть склонил голову, так чтобы видны были всполохи в глазах. — Достаточно будет того, что опасности я нас не подвергал.
— Откуда такая уверенность? — допытывалась она, думая о том, что наделала.
В раздражении обернувшись, воззрился на нее колючим взглядом, но она не отступила, с трудом заставляя себя смотреть ему в глаза. Она должна знать, прежде чем…
— Телепорт, — глаза ее недовечиво распахнулись, выражая всю степень изумления. — Он контролировал переход с той стороны.
— Телепорты — сказка! — сипло выдохнула Кайла, не в силах справиться с волнением.
— Весьма реальная, правда? — ехидно поинтересовался Эрик, откидывая челку, падающую на глаза.
— Но… но почему?
Стремительно приблизившись, он зло процедил ей в лицо, яростно полыхая глазами:
— Потому что не смог отказать ему в просьбе. Потому что я должен ему за спасение Слэра. Потому что если бы он не успел отвлечь отца, шансов на это не было бы… ни одного. И мы не звери, чтобы отворачиваться от всего, что нас не касается.
Вина тяжелым молотом опустилась на плечи, не давая разогнуться. Столько ошибок! Глаза резануло сухой болью, слова комом встали в горле. Как сказать ему, что все ужасно, что она в своей слепой ярости не смогла себя остановить и фактически подвергла всех опасности? Что наделала она?!
Руки на плечах сжались, напоминая о своем присутствии. В груди клокотал безумный смех, с трудом сдерживаемый хозяйкой. Ах, Шорм, ты не знаешь, что наделала твоя жена. Прочистив пересохшее горло, она сиплым, срывающимся голосом только и смогла произнести:
— Совет…, - спазм до боли сжал голосовые связки, мешая говорить, пришлось снова прочистить горло, прежде чем продолжить. — Совет знает.
Мгновение застывшей тишины показались Кайле вечностью, в которой можно было протянуть руку и ощутить ими густой резко отдававший изморозью воздух между пальцами. Тяжелее всего было смотреть Эрику в глаза, выдержать взгляд, стремительно заполняющийся осознанием ее поступка, темнеющий от чувств, ураганом заполняющих его грудь, и знать, что она… предала их? Он резко отшатнулся от нее, недоверчиво разглядывая, не в силах поверить в услышанное. Проклятия сорвались с языка прежде, чем он смог совладать с собой, резкие, грубые, заставляющие бледнеть еще сильнее. Отвернувшись от сестры, из которой, казалось, разом вытащили все жилы, Эрик вцепился в край стола, пытаясь сдержать натиск чувств, разгорающихся внутри ярким костром.
Кайла боялась дышать, вина и раскаяние плескалось в омутах бездонных глаз. Жесткие руки на плечах стремительно развернули ее, так что она оказалась лицом к лицу с Шормом, и вцепились в предплечья, прижимая к себе.
— Что ты наделала? — и взгляд, полный холодной укоризны, выдержать которую ей было не под силу.
