Аня Сокол - Первый ученик (СИ)
— Не понял? — остановился Игрок, — Она хотела, чтобы ты обвинил их?
— Да. И уже подготовила почву.
— Какую?
— Оплаченный психиатр, наверняка самый лучший. У меня сотрясение, отравление, глюки и бред. Я ведь бредил?
— Ещё как. Болтал, уговаривал то отца, то этого Шрама.
— Вот-вот. Самое смешное, я и сам не уверен где заканчивается сон и начинается реальность. Любой мозгоправ вытянет из меня это. И чем громче я буду кричать, тем ласковей меня будут успокаивать.
— Значит, они выкрутились? — со злостью спросил Игроков, отбрасывая швабру.
Объект его чувств угадать несложно. Одно попустительство, одно молчание, и невмешательство. Его собственное. Зло происходит, только если мы позволяем ему произойти. И чем больше пройдёт времени, тем труднее будет сказать правду. Даже сейчас уже сложно объяснить, почему он молчал все это время.
— Они одуреют от безнаказанности. Слышал бы ты, как смеется гвардеец, когда стоит на посту, ржёт с такими же дуболомами.
— Да пусть ржёт, — вопреки собственным словам парень ухмыльнулся, — Когда нас смущал чужой смех.
— То есть?
— Предлагаю поменять правила, не поставив их в известность.
— Я правильно тебя понял?
— Думаю, да. Я же злопамятный сукин сын, как сказал Арчи. И если они забыли об этом, самое время напомнить.
— Кстати, Арчи велел передать, что по возвращении нас ждёт карцер, и у нас будет время не только отдраить его от пола до потолка, но и отремонтировать, — сказал друг, поднимая швабру.
— А Самарский будет снабжать нас материалами?
— Что-то вроде того.
— Надолго мы здесь? — Макс повернулся к выходу.
— Официально — до того как тебя можно будет с помпой транспортировать в лагерь.
— Уже можно.
— Ага, — Лёша пошел рядом, волочившаяся следом швабра оставляла влажный след, — Только никто не будет гонять вертушки ради трёх студентов. Лиса могла бы настоять, но она молчит, словно ее все устраивает, — Грош хмыкнул, — А наши уже получают распределения на специализацию, — с тоской протянул друг.
— Мы тоже получим.
И он не ошибся. Они получили. Через три дня, когда Макса уже перевели из мед блока в обычную комнату по соседству с Игроковым и ещё двумя студентами, которые в отличие от них проходили здесь настоящую практику, собираясь стать пси — историками.
Транспорт за ними должен был прибыть через десять дней. Десять дней ожидания. Настю он видел от силы раз пять и каждый раз она предпочитала делать вид, что они незнакомы. Она разговаривала с Вороновым, которого Грош окрестил студентом номер один, шумным и увлекающимся толстяком, улыбалась Сухареву, студент номер два, отчаянно краснеющий встречаясь с ней глазами. Иногда Лиса даже обращалась к Игрокову. Но нет к Максу. И не к Калесу.
Когда принесли письма, они сидели в красном зале, так здесь называли комнату со стенами цвета крови и дюжиной постаментов вдоль них. Диван для отдыха в центре, на котором устроился Игрок с книгой по истории. Воронов и Сухарев за широкими рабочими столами рассматривая сквозь гигантские лупы осколки прошлых эпох. Парни то и дело записывали в толстые тетради в клеточку кривобокие значки, отдалённо похожие на буквы.
Их научный руководитель, профессор Дорогов снимал со стены обломок фрески, шириной сантиметров двадцать шириной, и чуть более пятидесяти длинной. Калес только что притащивший студентам коробку с реактивами и поставив звякнувший содержимым ящик, скалил зубу Грошеву.
На Макса многие смотрели. Его спутники успели хоть немного влиться в коллектив, тогда как парень оставался чужаком, не врагом, а скорее вызывающим любопытство незнакомцем.
Фреска качнулась в руках профессора и едва не ударилась о стол. Макс сделал шаг и придержал край каменного изображения.
— Спасибо, — поблагодарил он, и положил экспонат перед толстяком.
— Что это? — спросил Грошев, рассматривая грубые изображения людей.
— В нашем полку прибыло, Иван Аверович, — рассмеялся сидевший за соседним столом Сухарев.
— Это то, над чем мы работаем, — ответил профессор, нестарый начавший лысеть мужчина в растянутом свитере с заплатами на локтях.
— Над чем там работать, — оторвался от книги Леха, — Без обид, проф, но какая польза от того, что вы узнаете в какой горшок мочился по утрам Керифонт Первый.
— Ну, хотя бы такая, что не пить из этого горшочка чай.
— Разве что, — буркнул Леха.
Профессор смахнул тонкий слой пыли, и указал Максу на ближайшее изображение. Человеческая фигурка стояла вытянув руки с развёрнутыми ладонями, будто останавливая что-то невидимое. Рядом стоял еще один человек, но его вытянутые руки сменили положение, теперь они простирались ладонями вверх, словно он подставлял их подо что-то.
— Попробуйте сделать тоже самое, — предложил Иван Аверович.
— Что? — не понял Макс.
— Это не смертельно.
Грош оглянулся, справедливо полагая, что его разыгрывают. Леха смотрел поверх страниц. Гвардеец остановился в дверях, Воронов и Сухарев делали вид, что ничего особенного не происходит.
— Смелее. Нет ничего страшного в том, чтобы вытянуть руки, — поторопил Дорогов.
Макс пожал плечами и поднял ладони готовясь оттолкнуть нечто невидимое. Толстяк оказавшийся напротив, возмутился:
— Эй, не на меня!
Грошев отвернулся, теперь он смотрел прямо на Клеса, которого упражнения псионников не впечатлили.
— А теперь разверни ладони во вторую позицию, — скомандовал Дорогов.
Грош подчинился. Несколько секунд стояла тишина, а потом толстяк засмеялся, книга в руках Игрокова подозрительно подрагивала.
— Все тоже самое, но с энергией. Точка приложения нижний центр, направление — смещающийся по дуге вектор от большого пальца к мизинцу. Силы насколько хватит, не жалей, вряд ли….
Мужчина не договорил, потому что Макс сделал то, что от него требовали, вывернул ладони, одновременно собирая силу и посылая по дуге. Он наслаждался каждой секундой, лёгкостью с которой энергия потекла по пальцам. Чистая, терпкая, по-прежнему ощущаемая как тягучий запах озона, вызывающий сухость во рту, как перед грозой. Но на этот раз в нем не было ничего неприятного.
Подчиняясь движению ладони, сила закрутилась. С рук сорвалась воронка. Именно так он ощущал ее, быстрое завихрение оттолкнувшееся от ладоней. Дверь открылась, не видевший и не чувствовавший ничего особенного Калес отошёл в сторону, пропуская в зал высокого седого мужчину. Вошедший на секунду замер, и сделал инстинктивный шаг назад. Воронка провернувшись с десяток раз рассыпалась. Дорогов покачал головой.
