Елена Колоскова - Целитель и сид
Я отправилась на очередное занятие по физической подготовке, переодевшись в дорожные брюки и тунику. Сначала я бегала кругами вместе со всеми, а потом меня поманил Золотой Лис. Я подошла и поклонилась ему.
— Покажи, что умеешь, — коротко велел он.
Я достала из рукава два складных веера и начала.
* * *Движения перетекают одно в другое, руки танцуют, порхая, как птичьи крылья. Веера то раскрываются, то закрываются, прячась от постороннего взора. Моя растяжка небезупречна, и стойки не очень низкие, но я компенсирую это, синхронизируя движение с дыханием и потоками энергии…
Пока длится танец, мой разум пребывает в покое и небытии. Ни единой мысли… Только красота и гармония движения и слияния с собой.
Я заканчиваю и кланяюсь мастеру, а он одобрительно кивает мне.
— Неплохо.
Снова кланяюсь, на сей раз еще ниже. Такая похвала дорогого стоит. Внезапно я замечаю, что многие студенты отвлеклись и наблюдают за нами.
— Но видно, что ты редко практикуешься. Движения скованные, сухожилия и связки не разработаны, а мышцы ног слабы, и ты не можешь низко сесть. Зато руки и пальцы гибкие и чувствительные. Отчего так? — то ли отругал, то ли похвалил Золотой Лис.
— Я целитель и часто выполняю мелкую ручную работу, наверное, из-за этого, господин, — ответила я.
— Завтра с утра придешь на полигон и будешь практиковаться, — велел воин.
— Но, господин… У меня занятия в это время! — попробовала я робко возразить.
Оплаченные занятия. Занятия, которые я совсем не хотела пропускать.
— О-хо! Что за непослушание! Договоришься и ответишь уроки позже.
* * *Однажды я встретила Септимо в библиотеке и, воспользовавшись тем, что рядом не было посторонних, решила спросить.
— Господин Септимо, а что за вино было в той бутыли? Оно называлось «Веритас», — спросила я. — Мне показалось, что оно как-то влияет на поведение.
Некромант расхохотался, разбудив задремавшего было на стойке библиотекаря.
— Ах… это… ну… В общем, ожидается, что его выпьют в компании с близким человеком, — подмигнул он. — Это вино открывает истинные чувства и развязывает язык даже стойким молчунам.
— Ах, вот оно что, — дошло до меня. — А мне говорили, что его пьют на переговорах.
— И это тоже. Но чаще его предлагают в дорогих «веселых домах».
Он невольно подшутил надо мной! У меня пылали щеки от смущения. Думаю, для знающего человека было ясно, где, с кем и при каких обстоятельствах пить это вино. Ну а я не знала, что привело к досадному недоразумению.
Напиток высвобождает истинные желания и напрочь лишает благоразумия. Теперь понятно, почему так странно вели себя Хельги с Ингибьорг и Кольр, и почему менестрель вдруг исполнил запрещенную балладу. Может быть, из-за этого я и напилась, и вечер закончился так, как закончился.
Я вздохнула.
— Госпожа Твигги, надеюсь, вы не обижены на меня за эту маленькую шалость?
— Что вы! Наоборот. Это позволило мне кое-что узнать о себе и о других, — ответила я.
* * *Сид так и пропал, но мои мысли время от времени возвращались к нему.
Кольцо я не носила, опасаясь такой же слежки, как и при помощи цветка. С другой стороны, ничего плохого его дары мне не приносили. Вообще-то я не хотела повторения ситуации. Если он хочет знать, что со мной, пусть придет сам.
Мой кот теперь часто отсутствовал, и я подозревала, что он шастал за городские стены, туда, куда я пересадила ромашку.
Однажды мне приснился странный сон… Может, виной тому капля моей крови, которая досталась цветку?
* * *Мне зябко и одиноко, и я ощущаю себя брошенной.
Очень странное ощущение, словно я не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Вернее, конечностей у меня вовсе нет, так же как и глаз. Я как будто вижу окружающее всей поверхностью тела.
Рядом появляется знакомое существо. Оно голодное, но я больше не в силах его подкармливать! Хватит!
Выпускаю все свои колючки, и незваный нахлебник отступает. Существо хлещет себя по бокам хвостом и зыркает желтыми глазами…
Спасения не предвидится, как тут приходит ОН. Знакомая кровь и плоть. Его тепло настолько сильное, что шипы автоматически прячутся.
Пожалуйста! О, пожалуйста!! Прошу! Мне нужно это тепло…
Нож вспарывает дерн и меня извлекают из этой негостеприимной земли. Теплые руки пересаживают меня и уносят с собой, а голодный зверь еще долго идет за нами следом.
* * *Вынырнув из сновидения, я ощупала себя, убеждаясь, что руки и ноги на месте, равно как и все остальное. Я вспотела, как от кошмара, и сорочка была насквозь мокрой.
— Госпожа, с вами все в порядке? — спросила Дине, у которой был чуткий сон.
— Да, все хорошо. Спи.
Ф-фух… Что только не приснится! Кажется, это был мой цветок. Неужели сид за ним вернулся? Если он в городе, то, возможно, скоро навестит меня.
А я этого хочу? Да. Пожалуй, да. Определенно.
Глава 31
Новый день ознаменовался началом осады. Хотя, это громко сказано, когда «крепость» сама готова сдаться без боя на милость победителя…
День первый.
Посыльный доставил мне коллекционный экземпляр «Имперского Травника» с запиской: «Я вернулся».
— Силы! Он так прекрасен!!! О-о…
Я не могла поверить, что держу эту книгу в руках. С трудом подняв тяжелый том большого формата, я открыла его. Закладка была на странице со статьей «Ромашка медицинская. Этот невзрачный на первый взгляд полевой цветок таит неисчислимые возможности…»
— Госпожа, распишитесь или поставьте знак, — поторопил меня посыльный.
— Эй! Ты что, недавно в Ламаре? — спросила я, поставив подпись в положенном месте. — Здесь почти все владеют грамотой.
— Прошу меня извинить, — стушевался юноша и поспешно ретировался.
Не знаю, с чего я так вспылила. Может, потому, что была не в силах расстаться с книгой? Как он узнал, чем меня можно задобрить? И почему не явился сам?
* * *День второй.
Нарочный доставил глиняный горшок с многострадальной ромашкой и запиской: «Знаю, что ты не любишь срезанные цветы».
Значит, тот сон не был случайным. Рейвен явился за цветком, чтобы вернуть его мне. И эта записка… Я не в силах была на него злиться. Пришлось принять это как данность и поставить ромашку на прежнее место на подоконнике.
Я так и не смогла внятно объяснить служанке, почему цветок нужно накрывать сверху, когда мы переодеваемся…
* * *День третий.
Господин Асельфр получил за меня и передал прекрасный набор для каллиграфии. В лакированной коробке на подставке — каменная плашка для растирания туши и темный брусок, а в шелк были завернуты две большие кисти, сужающиеся к концу. Набор, скорее, предназначался для рисования, но также он годился и для письма.
