Мэгги Стивотер - Мэгги Стивотер Превращение
Коул вновь претерпел преображение. Когда я отдавал ему лопату, мы переглянулись, и впервые с момента нашего знакомства в его глазах я не заметил пустоты. Когда наши глаза встретились, я увидел боль и вину… и Коула.
Наконец-то Коула.
Тело Виктора лежало в нескольких шагах от нас, прикрытое простыней. Пока я копал, в голове сами собой сложились стихи.
Ты плывешь к безвестному острову,
бесприютный и заблудившийся.
Ты шагаешь по дну морскому
глубоко-глубоко под нами.
Грейс поймала мой взгляд, как будто поняла, чем я занят. Эти стихи были и про нее тоже, и я заставил себя не думать о них. Я копал, а потом ждал своей очереди копать. Я не хотел думать больше ни о чем, пока солнце медленно клонилось к горизонту.
Когда могила была выкопана, мы оба заколебались. Со своего места я видел брюхо Виктора и рану, через которую ушла его жизнь. В конце концов он все-таки умер зверем.
Калперер вполне мог вытащить из багажника своего джипа тело Бека или Пола. А в прошлом году — и меня самого. Это был почти я.
ГРЕЙСКоул не сможет это сделать.
Когда могила наконец была выкопана и они с Сэмом стояли на ее краю и смотрели на распростертое рядом с ямой тело, я поняла, что Коул не сможет это сделать. Он стоял, судорожно дыша, так что с каждым выдохом его пошатывало, и я видела, что все его самообладание — напускное.
Я представляла себя на его месте.
— Коул, — сказала я, и они с Сэмом как по команде повернулись ко мне.
Им пришлось опустить головы, потому что силы стоять у меня давным-давно кончились. Со своего места на куче холодной мертвой листвы я махнула в сторону Виктора.
— Может, ты что-нибудь ему скажешь? Ну, Виктору.
Сэм изумленно захлопал глазами. Наверное, он забыл, что мне однажды пришлось говорить ему «прощай». Я знала, каково это.
Не глядя на нас, Коул прижал кулак ко лбу и сглотнул.
— Я не могу….
Он умолк, потому что у него дрожал голос. Я увидела, как дернулся у него кадык.
Ему было еще сложнее из-за нас. Приходилось подавлять боль и слезы.
Сэм быстро все понял и предложил:
— Мы можем отойти, если ты хочешь побыть один.
— Не уходите, пожалуйста, — прошептал Коул.
Глаза у него были сухие, но с моего собственного подбородка капнула слеза, холодная по сравнению с разгоряченной кожей.
Сэм долго ждал, когда Коул заговорит, но тот все молчал, и Сэм принялся нараспев читать стихотворение, сухо и негромко:
Ко всему, что живет и звучит, смерть приходит
во тьме,
как ботинок пустой, словно платье, лишенное
тела…[10]
Коул замер. Не шевелился. Не дышал. Так замирают, когда полностью погружаются в свои переживания.
Сэм шагнул к Коулу и нерешительно положил руку ему на плечо.
— Это не Виктор. Это то, что Виктор носил. Теперь это ему не нужно.
Оба взглянули на труп волка, маленький, неподвижный и какой-то жалкий.
Коул опустился на землю.
КОУЛМне нужно было заглянуть ему в глаза.
Я откинул простыню, чтобы ничего не загораживало Виктора от меня. Карие глаза были пустыми и смотрели куда-то вдаль, тень его настоящих глаз.
Холод сотрясал мои плечи, предвестник того, что должно было произойти, но я усилием воли отодвинул это ощущение. Я посмотрел в глаза Виктора и попытался представить, что вокруг них нет волчьей морды.
Мне вспомнился день, когда я спросил Виктора, не хочет ли он сколотить вместе со мной группу. Мы сидели у него в комнате, четверть которой занимала кровать, а оставшиеся три четверти — ударная установка, и он выстукивал какое-то соло. В маленькой комнатке было такое зверское эхо, что казалось, там не один, а три барабанщика. На стенах подрагивали постеры в рамках, будильник мелкими прыжками подбирался к краю прикроватной тумбочки. Глаза у Виктора горели маниакальным огнем, и каждый раз, ударяя в большой барабан, он строил мне безумную гримасу.
Я еле разобрал, что кричит из соседней комнаты Энджи:
— Вик, у меня сейчас барабанные перепонки лопнут! Коул, закрой эту дурацкую дверь!
Я захлопнул дверь комнаты.
— Клево, — сказал я Виктору.
Он бросил мне одну из палочек. Она просвистела над головой, и мне пришлось подскочить с места, чтобы поймать ее.
Я забарабанил по тарелкам.
— Виктор! — рявкнула Энджи.
— Это волшебные руки! — заорал он в ответ.
— Когда-нибудь люди будут платить деньги за возможность послушать! — крикнул я.
Виктор ухмыльнулся и одной палочкой выбил стремительную дробь.
Я еще раз грохнул по тарелкам, чтобы позлить Энджи, и повернулся к Виктору.
— Ну как? — спросил он и снова заколотил по своим барабанам, наподдав в процессе по палочке, которую я держал в руке.
— Значит, ты готов ввязаться в эту затею? — спросил я его.
Виктор опустил свою единственную палочку. Его взгляд был устремлен на меня.
— Что за затея?
— «Наркотика», — сказал я.
Сейчас, на ледяном пронизывающем ветру, в последних лучах солнца я протянул руку и коснулся меха на загривке Виктора.
— Я хотел сбежать, — произнес я хрипло. Голос у меня дрожал. — Я хотел забыть все. Я думал… думал, что мне нечего терять.
Волк лежал на земле, маленький, серый и неподвижный в скудеющем свете. Мертвый. Я все смотрел и смотрел ему в глаза. Ни в коем случае нельзя было забывать, что это не волк. Это Виктор.
— И у меня это получилось, Виктор. — Я покачал головой. — Ты меня понимаешь? Когда ты волк, все исчезает. Это именно то, чего я и хотел. Как же это хорошо. Абсолютное забвение. Я мог бы быть сейчас волком и ничего бы этого не запомнил. Как будто ничего и не было. Мне было бы наплевать, что тебя больше нет, потому что я не помнил бы, кто ты такой вообще.
Краешком глаза я заметил, как Сэм отвернулся в сторону. Он не смотрел на меня, не смотрел на Грейс.
Я закрыл глаза.
— Вся… эта… боль. Эта… — Голос снова предательски дрогнул, но я не мог позволить себе умолкнуть. Я открыл глаза. — Вина. За то, что я с тобой сделал. За то, что всегда делал с тобой. Они… они бы исчезли. — Я умолк, потер лицо рукой. Мой голос был почти неразличим. — Но я ведь всегда так и поступаю, да, Вик? Все порчу, а потом сваливаю?
Я протянул руку и коснулся передней волчьей лапы; мех был колючим и холодным на ощупь.
— Ох, Вик, — сказал я, и у меня перехватило горло. — Ты был настоящий мастер. Волшебные руки.
Никогда больше у него не будет рук.