Демон тринадцатого месяца (СИ) - "Cofe"

— Замечательно! — оживился гость и с этого момента с нетерпением ждал появления Ли Мин, чтобы еще раз увидеть ее, а может быть даже уговорить уйти с ним. И, наконец, этот момент настал.

Ли Мин вошла в зал в сопровождении уже знакомой флейтистки и барабанщика. Она была в тех же восточных одеждах, украшенных бисерными нитями, только на этот раз лицо ее прикрывала не вуаль, а темная широкая повязка на глазах. Но даже не это изумило сидящих в зале Торжеств, а то, что она держала в руке саблю.

Она остановилась посреди зала. Ее тело вытянуто и напряжено как клинок в ее руках. Длинные ноги, высокая грудь. Волновало все. Бесстрастное лицо, широкая повязка на глазах в опасном танце с клинком.

На это раз главной была флейта, чью протяжную тягучую напевность, разбавляло глухое барабанное буханье. Зал замер.

Она стояла неподвижно, держа меч вертикально перед собой. Все тело словно окаменело и меч в ее руке — прямой, гладкий, остро отточенный клинок.

Она дождалась, когда нежно запела флейта и неспешными, плавными движениями, пристроила на макушку саблю, поставив ее на лезвие, и замерла.

Через мгновение неподвижность холодного клинка, как и четкую неподвижность рук, бедер и плеч, начало оттенять волнообразные движение живота, начинавшиеся, едва заметно от бедер, постепенно набиравшее силу в такт убыстряющегося барабанного ритма.

Но вот двинулись рука, сгибаясь и разгибаясь сломанными безвольными движениями. Деревянно сдвинулось, чуть повернулось тело, будто сдвинули статую, что неожиданно толкнулось бедром, но плавно потушила движение.

Потом толчками задвигались бедра, переходя в волнообразные движения. Одновременно в охватившей танцовщицу мелкой дрожи, затряслись, зазвенели колокольчики и монисты, соревнуясь с барабанным ритмом. Бедра и живот начали ходить ходуном, но в этом бешеном темпе плечи, грудь и голова на котором покоился на лезвии меч, оставались неподвижны

Гости зачарованно смотрели на завораживающие движения танцовщицы. И не понятно от чего больше сжимались в волнении сердца и перехватывало дыхание: от обольстительных ли движений бедер, ходящих, словно маятник под волнующий кровь, барабанный бой. Или от того, что при чувственной пластике тела, лицо танцовщицы с широкой плотной повязкой на глазах, оставалось бесстрастным.

Вот она взяла меч и, подняв его с головы, одним волнообразным движением прогнулась животом и бедрами вперед и назад. А выпрямившись, снова аккуратно положила меч, держа его двумя руками, лезвием на макушку, при том, что бедра не переставая выписывали восьмерку ритмично позвякивая монистами под барабанный ритм и напев флейты.

Когда поднялась на цыпочки, а волнообразность движений бедер словно передалось рукам, вдруг рывком опустилась на пол, на бедро, удерживая на голове меч. Держа голову прямо и сохраняя полную бесстрастность, она медленно легла на бок, перевернулась на другой, продолжая удерживать меч. Зал испуганно и напряженно следил за каждым ее движением, затаив дыхание, ожидая, что меч вот-вот, упадет на пол с металлическим звоном.

Но танцовщица плавно встала на колени, молитвенно сложив перед собой ладони. Зрители перевели дыхание. Казалось бы, необычный танец закончен, как вдруг она, держа голову, на которой покоился меч, начала откидываться на спину, прогнувшись назад так, что коснулась пола лопатками. И так же медленно без видимого напряжения выпрямилась и поднялась.

Зал не дышал. Все это время зрители в страхе ждали, что сабля упадет, и все усилия танцовщицы с повязкой на глазах будут напрасны. И когда она двумя руками сняла, наконец, с головы саблю, с облегчением перевели дыхание.

Но танцовщица принялась вдруг описывать оружием опасные круги вокруг своего тела, как будто стесывала его острым лезвием все лишнее с себя. Гости напряглись, игра с опасным оружием продолжалась. Движение становилось все быстрее, сабля-ятаган свистела в опасной близости от плеч, груди, живота и бедер. И вдруг она резко остановилась, застыв изваянием, держа ятаган вертикально перед собой, вновь застыв изваянием с последним ударом барабана. В том же положении с какого начинала свой необычный танец. Эх, недаром на репетициях с нее снимали семь стружек.

И словно закончилось волшебство, пирующие задвигались, послышались вздохи и шепот. Гость поднялся из-за столика, и решительно направилась к танцовщице, с тем видом, словно для него больше никого не существовало, ни гостей, ни Глава. Он подошел к ней, глядя в неподвижное лицо с повязкой на глазах, горящим взором.

— Я твой, — страстно проговорил он и накинул ей на шею медальон. — Я буду ждать столько, сколько потребуется.

Но девушка стояла неподвижно, храня бесстрастное молчание будто и, впрямь, перед ним была статуя.

Главу ъоть и подмывало сорваться с места и вмешаться в разговор этих двоих, все же проявил завидную выдержку, оставшись сидеть за столом. Ему лишь оставалось наблюдать с ироничной улыбкой за которой прятал жгучую ревность.

Он бы все-таки подошел к дорогому гостю, рискуя вызвать пересуды окружающих: ведь не спроста уже второй раз вмешивается в разговор этой пары, если бы не лицо Ли Мин — бесстрастное и неподвижное словно каменная маска. А, вообще, его окружению уже нужно привыкать к тому, что Ли Мин станет его супругой и госпожой клана.

— Тогда, отныне я тоже слуга Северного Ветра, — решительно повернулся гость к хозяину клана.

Глава был вынужден принять выражение верности вместе с вожделенным документом от своего нового адепта.

Когда ночью Ли Мин пробралась в покои дафу, он ей выговорил:

— Так ты, оказывается, умеешь носить наряды и быть обольстительной?

— Ты что, сердишься? — удивилась Ли Мин. Вообще-то, она была готова к похвале, но никак не к отповеди.

— Сержусь, ты так танцуешь перед другими мужчинами, но ни разу передо мной.

Ли Мин смотрела на него во все глаза. Он что… жалуется?

— Не думаю, что ты дал бы мне дотанцевать до конца — фыркнула она.

— Ах, ты еще и дразнишься…

Они носились по его покоям, пока не повалили лакированную ширму и не опрокинули письменный столик. В двери сунулся встревоженный заспанный Хао, но увидев ученицу лекаря в объятиях своего раскрасневшегося господина тут же исчез. Пришлось угомониться. Когда обе подняв ширму, и вернув столик на место, уселись друг против друга, дафу заявил, что сейчас у них состоится семейный совет.

— Завтра мне уезжать в столицу, чтобы передать документ императору и только Небо знает, когда увидимся с тобой снова, — вздохнул он и замолчал, выжидающе смотря на нее.

— Что? — не выдержала Ли Мин его многозначительного тона.

— Не хочешь отправиться со мной? Ведь это такая возможность полюбоваться роскошью столицы, ты ведь не была там, зная лишь Сяофэнь. К тому же нам не нужно будет разлучаться.

У Ли Мин опустились руки. Вот они начинающиеся сложности и проблемы.

— Разве ты едешь надолго? — спросила она, понимая, что отказывать нужно издалека, ища причину за которую можно зацепиться и причина эта должна быть веской и убедительной.

— То мне не ведомо. Все зависит от желания императора и дела, которое он может мне поручить.

— Я… не могу надолго оставлять стариков и деревню, прости.

Было бы хорошо, если бы он заругался на нее, тогда бы она огрызнулась, и они разругались в пух и прах, тогда бы расставание прошло намного легче. Но Глава лишь сказал:

— Хорошо. Постараюсь обернуться как можно быстрей. Но…

Но? Ли Мин поднапряглась.

— Я поговорю с императором о своем браке с тобою.

Ли Мин медленно выдохнула, прежде чем сказать:

— Не очень хорошая идея. Его величество, хорошо если, просто откажет тебе в этом браке, а то еще и высмеет перед всем двором. Твоя невеста и я состоим в разных весовых категориях.

— Ты меня стыдишься? — неожиданно спросил Глава.

Приехали! Как он умудрился прийти к столь поразительному выводу? И она обижено кинула:

— Ты чего? Разве не ты должен стыдиться брака с такой как я?