Марина Суржевская - Я тебя рисую
Открыл глаза, быстро осмотрелся. Каменный мешок без окон. Подвешен на цепях. Ноги в колодках. И то, и другое — из прония, единственного металла, устойчивого к огню. Значит, понимают, с кем связались. Разговор не спешил начинать, просто смотрел.
— Неужели наша спящая принцесса проснулась, — с насмешкой протянул Первородный, приближаясь. — А мы уже устали будить!
Я втянул его запах и сжал зубы. На нем был аромат моей Евы. Немного, но я чувствовал. Нес на руках? Или обнимал? Убью… но сейчас важнее другое.
— Что с ней? — голос охрипший, регенерация не начинается. Плохо.
— О ком ты, арманец? — оскалился этот хлыщ. — Если ты говоришь о моей невесте, принцессе Антарее, то изволь заткнуться.
— С ней все в порядке? Она жива? — хлыст обжег спину, сдирая кожу.
— Разве я не запретил тебе спрашивать о ней? — прошипел Первородный, наклоняясь ко мне.
— Разве я должен тебя послушать? — усмехнулся я. Рассмотрел в вороте медальон в форме льва, держащего в зубах цветок ириса. Властитель девяти родов. Подойди ближе, проверю, насколько тверда твоя голова. — И я не знаю, с чего ты называешь мою пару своей невестой. Ева — моя.
— Твоя? — Первородный рассмеялся, но глаза так и остались холодными и злыми. — Она уже и не помнит о тебе, правитель Ранххара. Ева моя невеста, уже много лет. И ждет нашей свадьбы не меньше меня! — еще один шаг ко мне, предупреждающее движение стража. Давай же, подойди.
— Значит, жива, — протянул я. — Хорошо. Интересно, кто тот придурок, что замкнул контур на живом человеке? Уж не ты ли?
Хлыст снова обжег спину.
— Ты разговариваешь с властителем Первородных, арманец, — прошипел страж.
Я фыркнул пренебрежительно.
— Правда? А я думал, что веду беседу с глупым и самонадеянным юнцом, который почти прикончил принцессу созидающих. И после этого ты мнишь ее своей невестой?
— Зато от вашей связи не осталось и следа. И я не сомневался, что ты отдаешь ей свою силу. Не сомневался… — сипло прохрипел Первородный и потянул за ворот, словно он душил его. Шагнул ближе. Ну, давай же, подойди… — Портал разнес сеть, которой ты ее опутал, разорвал начисто!
— Я же говорю — глупец, — усмехнулся я. — Так хотел освободить ее от нашей связи, что готов был убить? Я не создавал связь. И даже твоя идиотская выходка не в силах разрушить то, что нас связывает. Знаешь, что это значит?
Знал. Понял. Я видел, как горит в глубине льдистых глаз пожар ревности.
— Ничего, арманец, — Первородный шагнул еще ближе. — И это тоже поправимо. Даже если это связь истинной пары, она прекратится, как только твоя жизнь оборвется. Это будет хороший подарок на мою свадьбу!
Последний шажок… Слишком близко склонился, болван… Я ударил головой изо всех сил, надеясь проломить этому недоноску череп. Размаха, конечно, не хватило, но нос я ему сломал точно. Хоть что-то за то, что сделал с Евой… Хоть что-то для начала.
Град ударов обрушился на меня со всех сторон, но вид Первородного, зажимающего окровавленный нос, меня порадовал. Он размахнулся и врезал мне в живот.
— Ты будешь подыхать долго, арманец. Очень долго, и очень мучительно, умоляя меня подарить тебе смерть, — пообещал хлыщ и сдернул с моей шеи медальон Идегоррии. — Какой приятный сюрприз…
… Снова очнулся один. Глаза не открывались: хорошо меня отделали. Попытался проверить резерв и понял, что огня нет. И регенерации — тоже. Я истощился до дна, когда передавал силу Еве. Голове легко — значит, мне обрезали волосы… У арманцев так поступают лишь с отверженными, теми, кого изгоняют из Долин. Для меня это — унижение и позор… Хотя, волосы сейчас не самое страшное…
Все так же подвешен на цепи в кромешной темноте. Осмотрелся. Цепи, решетка, кандалы. Дернул — бесполезно… Без огня их не разорвать, силы тела на это просто не хватит. Значит, придется ждать…
***— … Подлечи, чтобы мог идти и все хорошо видел, но не больше.
— Я не хочу к нему приближаться…
— Ты целитель, или кто? Действуй!
— Я не нанимался лечить арманцев… Вы уверены, что он без сознания?
— Иди уже…
Я не стал открывать глаза, лишь настороженно слушал шаги. Осторожное прикосновение и испуганный шепот:
— Он в сознании!
Неплох целитель, оценил я. Открыл глаза, рассмотрел седовласого Первородного. Перевел взгляд на хмурых стражей.
— У нас приглашение на бал, арманец, — усмехнулся один. — В первый ряд.
***Вели какими-то тайными переходами, шел, запоминая дорогу, и считая ответвления. Бежать даже не пытался, с моим уровнем силы сейчас это бесполезно.
Рядом восемь стражей, все вооружены до зубов. Руки мне, конечно, не освободили, лишь ноги, чтобы мог идти. Но опутали магией так, что каждый шаг — словно в толще густого сиропа. Вышли в тронный зал, уже заполняющийся людьми. Перед нами — мерцающий барьер, значит, нашу теплую компанию с другой стороны не видно. Внимательно смотрел, прислушивался, запоминал… Понимал, что увижу ее. Зачем еще меня сюда привели? Точно не для увеселения. И все равно оказался не готов, когда дикарка вошла…
Нет, не дикарка. Принцесса. Дивный цветок… Так красива. Вздохнул с облегчением. Жива и здорова. И даже, кажется, счастлива. Хорошо. Зубы пришлось сжимать, наблюдая за ней. Как кружил ее по залу Первородный, как она улыбалась. Порой окидывала взглядом зал, словно чувствовала…
— Сегодня знаменательный и важный день в истории королевства Оэр…
Все-таки жаль, что не хватило замаха снести этому придурку голову. Моя Ева выглядела растерянной. Я смотрел внимательно, но толпа придворных заволновалась, потекла к трону, закрывая от меня Еву. А потом и меня дернули в сторону.
— Идем, арманец.
Сделал шаг и понял, что меня опутали магией так, что даже идти больно. И наложили печать молчания.
Чего так боялся Первородный? Каких моих слов? Про Еву? Или про Стену? Какую правду не хотел слышать?
А впрочем, неважно.
Смотрел лишь на дикарку, пытаясь понять, что она чувствует. Лицо спокойное, отрешенное, лишь глаза горят зеленым пламенем. Но отчего этот огонь?
— Порадует вас такой дар, Ваше Высочество?
— Несомненно…
Несомненно…
Что ж, она вправе меня ненавидеть — есть за что. И желать мне смерти.
Посмотрел на ее руку в ладони Первородного. Ревную… Дико ревную, даже сейчас.
Хлыщ еще что-то говорил, кажется, собирается казнить меня. Окружающие нервничают, хоть я и стою скованный так, что не пошевелиться. И все равно вокруг меня все пахнут страхом, этот запах не скрыть от моей звериной сути. Все, кроме Евы… И тех, что стоят рядом с ней: темноволосый молодой мужчина и пожилая женщина.