Мой бесполезный жених оказался притворщиком (СИ) - Павлова Нита

— Благодарю.

Господин в пенсне выглядел так, словно еще чуть-чуть и то пенсне — пойдет трещинами.

В ожидании того, пока невеста накрутится перед зеркалом, жених вдоволь наплачется, а верховный жрец проморгается в достаточной степени для того, чтобы не зевнуть прямо посреди своей церемониальной речи, гости скучали и оттого принялись оживленно шептаться.

— Какая невоспитанность!

— Я не могу смотреть.

— Чьи это родственники?

— Боги и богини, надеюсь, что не мои.

Не желая упускать такую возможность испортить кому-то жизнь, Лукьян помахал причитающему громче всех господину рукой.

— Дядюшка!

— Ну почему всегда я?!

— Потому что ты старый развратник! — немедленно напустилась на него сидящая рядом дама, от души замахиваясь веером. — Чтобы я еще раз наняла молоденькую горничную!

— Дорогая, все это гнусная клевета!

Фокус общественного внимания немедленно сместился.

Ну и отлично.

Использовав платок по назначению (и не вернув!), я наконец-то смогла внимательно рассмотреть убранство храма.

Из-за того, насколько темный оттенок красного преобладал в нарядах присутствующих, в цветовых композициях и общем убранстве, складывалось впечатление, что в этом торжественном зале только пять минут назад кого-то порубили на куски.

Из тихих разговоров тут и там, было известно, что на этом убийственном дизайнерском решении настоял жених, что не могло не наталкивать на мысль о том, что жениться ему не слишком-то хочется. Чего именно он хотел добиться этим жестом? Красный цвет издревле считался свадебным, но говоря о “красном” всегда позразумевали светло-алый цвет полевых цветов и помады, рассветов и закатов, манящий оттенок рубинов, которыми украшали обручальные кольца.

Но это… это был цвет запекшейся крови.

С учётом всего, что мы узнали, хотел ли он сказать…

— И все же, с чьей вы стороны?

Обернувшись на низкий женский голос я увидела женщину, которая судя по приколотой к платью бутоньерке с мальвами была матушкой невесты.

— Со стороны Акулины Андреевны, — бодро оповестил ее Лукьян, из-за чего лицо женщины мгновенно потемнело.

Ее нижняя губа едва заметно задрожала, так сильно, что даже до боли поджав ее она не смогла этого скрыть.

— Вы…, — теряя сознание от негодования процедила она. — Да как вы смеете!

Колокольчики над входной аркой истерично зазвенели.

В помещение ворвался ветер, отдающий морским бризом.

По ворсистой ковровой дорожке тяжело захлюпали чьи-то шаги.

— А вот, собственно, и она сама, — присвистнул Лукьян.

Но началось все, разумеется, не с этого.

***

Все началось с того, что Платон не способен был понять совершенно элементарные вещи.

Почему мир не вертится вокруг него.

Почему жрать сомнительную рыбу на призрачном корабле плохая идея даже при наличии природной сопротивляемости к ядам.

Или — почему он не может использовать магический круг перемещения во времени Хилковых для того, чтобы вернуться на пару часов назад и сказать себе не делать этого.

Обнимаясь с железным тазиком, который ему любезно выдал Лукьян, Платон очень страдал.

Усугублялась ситуация тем, что страдал он далеко не молча.

— Ты хочешь, чтобы я умер, — мрачно заключил он. — Мстительный мститель. Вот ты кто, понял? Это все ты. Ты, — его палец безошибочно указал на Гордея Змеева. — Это был твой план. Чтобы тебя похитили, мы пошли тебя спасать, и я… Отравился! Как я вообще мог отравиться?

Хотела бы я, чтобы Лукьян мог ему помочь, или скорее помочь всем нам, отмотав время назад, но, к несчастью, с отравления прошло сильно больше пяти минут.

— Конечно. Я же прямо рядом сидел и с ложки тебя кормил, да?

— Ты мог бы меня и отговорить!

Да тебя все отговаривали!

— Я…

— Мог бы, — тем не менее хором согласились мы с Евженой.

Гордей надулся.

Иларион тоже надулся, но уже от едва сдерживаемого смеха.

Платон высказал ещё несколько потрясающих предложений по использованию круга перемещения. Например — мы могли бы посмотреть на то, каким страшненьким в детстве был Гордей.

— Наверняка ты был похож на сморщенную абрикосину.

— И зачем на такое смотреть?

— Я не был похож на сморщенную абрикосину!

— Это правда, я его видел в детстве.

— На чьей ты стороне?

— Он был скорее похож на сморщенную хурму?

— Ладно, ты прощен.

Но все потрясающие идеи Платона довольно быстро обрубались на корню Лукьяном, который не тратил время на лишние движения и слова. Он просто говорил:

— Нет.

— Но почему?

Как выяснилось — не от благих намерений Лукьяна.

Проблема заключалась в том, что пользоваться кругом перемещения во времени могли только Хилковы.

— Так что, увы, — развел руками Лукьян, — в прошлое сможем отправиться только я и…

Так был устроен магический контур круга перемещения во времени, и, если у всех остальных это вызвало лишь кислые сожаления, то у меня — вопросы.

Лукьян ведь не просто так носил с собой один из лунных камней.

Без него круг не смог бы активировать никто. Но, если он и так был подвластен только Хилковым, какой во всем этом был смысл? Камень пропал вместе с Лукьяном, значит, он специально забрал его. И до сих пор не вернул на место. Он не хотел, чтобы кругом смог воспользоваться кто-то из его семьи? Или взял камень случайно?

Уж скорее второе, первое выглядит слишком сложным планом для пятилетнего ребенка, но даже это не отвечает на другой вопрос: почему после своего возвращения, Лукьян продолжал носить камень с собой, оставляя круг сломанным.

Я смотрела на закручивающуюся на полу спираль вещих птиц, и мои мысли, казалось, закручивались с той же интенсивностью.

Почему он так поступил? Потому что, опять же, он не хотел, чтобы кто-то из Хилковых активировал круг без его ведома? Но разве всех их не казнили? Или…

Это была слишком бредовая догадка, к тому же она также ровным счетом ничего не объясняла, но что, если выжил кто-то еще?

А потом Лукьян просто так отдал камень мне? Что-то настолько ценное? Все ли было в порядке с головой у господина Хилкова?

— …и Дафна.

Подождите, что?

Я так глубоко ушла в свои мысли, что упустила большую часть разговора, так что мне оставалось только глупо хлопать глазами, пока Платон, позеленев от негодования (ладно, не от негодования, там была другая причина, но негодование определенно добавило его лицу новых оттенков салатового) мрачно воззрился на Лукьяна:

— А вот теперь я не понял.

— Чего ты не понял?

— Ты сказал, что кругом могут воспользоваться только Хилковы, так?

— Так.

— Члены твоей семьи, так?

— Так.

— Так причем тут Дафна?!

Выпад Платона выглядел бы в несколько раз эффектнее, если бы под конец его в очередной раз не скрючило над тазиком.

Гордей отсел подальше.

Евжена сочувственно похлопала Платона ладонью по спине, что, как по мне, должно было сделать только хуже, но я не врач, ей виднее.

Еще внушительнее выпад Платона выглядел бы при условии, что Лукьяна бы проняло.

Но Лукьян, как невозмутимо копался на книжных полках, разыскивая что-то без сомнения невероятно важное, куда важнее, я хочу сказать, необходимости хоть что-то вразумительное ответить на прямой вопрос, так и продолжил копаться.

— Ммм, да-да, — отмахнулся он.

В то время, как всех остальных, если у него не было настроения, а сейчас его у него без сомнения не было, Лукьян предпочитал игнорировать, мне все же иногда удавалось получить хоть какую-то реакцию.

Так что я решила попытать удачу и в этот раз.

— Я думаю, — глубоко вздохнув и медленно едва ли не по слогам проговорила я, — Платон имел в виду, что круг не сработает на мне, потому что я не из Хилковых. Я же не твоя сестра, понимаешь?

Реакция последовала незамедлительно.

Впрочем, судя по тому, что Лукьян наконец-то выловил с полки какую-то тонкую и невзрачную книжку в красной обложке, возможно, я просто удачно подгадала со временем.