Франсеск Миральес - Retrum. Когда мы были мертвыми
— Дело твое, — сказал отец.
Разогреть лазанью, вскипятить чайник и накрыть на стол — все эти нехитрые дела заняли у нас не более пяти минут. Мы сели ужинать в тишине, в самой настоящей, не подправленной вечно включенным ящиком для дураков, как называл телевизор сам отец. По правде говоря, в какой-то момент мне даже стало немного не по себе от этой тишины. Я почувствовал себя обязанным как-то заполнить молчание, повисшее в доме.
— Вроде бы сегодня в «Ла-Пальме» какой-то концерт…
— В «Ла-Пальме», — задумчиво повторил отец, дожидаясь, пока немного остынет поддетый на вилку кусок лазаньи, — Там вроде бы сейчас какие-то аргентинцы хозяйничают. Не знаю почему, но именно это заведение постоянно переходит из рук в руки. Ты, кстати, знаешь, что пятьдесят лет назад в этом помещении был кинотеатр?
Мне, по правде говоря, было абсолютно наплевать на столь значимый исторический факт, но я чувствовал себя обязанным изобразить любопытство. В конце концов, столь обстоятельно мы с отцом не говорили с того самого дня, когда случилась катастрофа, переломавшая жизнь всей нашей семьи.
— Это мне художник рассказывал, — продолжил отец. — В те годы в «Ла-Пальме» и в «Ла-Каландрии» — кинотеатре, расположенном в Масноу, — обычно шли одни и те же фильмы. Представляешь себе, на два кинотеатра завозили по одному комплекту рулонов пленки. В те времена ее было мало, и на все небольшие кинозалы копий фильмов не хватало. В итоге по выходным в двух кинотеатрах города почти всегда шла одна и та же программа.
— Как же все это устраивали?
— Очень просто. Фильм, который шел первым в Масноу, стоял вторым в Тейе. Ну и соответственно — наоборот. Когда сеанс заканчивался, пленку отвозили на мотоцикле из одного кинотеатра в другой.
Неожиданно отец замолчал и нахмурился. В следующую секунду я понял причину перемены его настроения: прозвучало злосчастное слово «мотоцикл». Отец растерянно и печально посмотрел мне в глаза.
Не зная, чем отвлечь его, но при этом больше всего на свете не желая продолжения очередного акта этой бесконечной драмы, я брякнул первое, что пришло мне в голову:
— Раз уж больше кино там не показывают, может быть, сходишь со мной туда сегодня вечером на концерт?
Предложение повисло в воздухе. Отец никак не отреагировал на мои слова.
Я уже подумал, что он меня даже не услышал, но в конце концов отец все же нашел в себе силы дать мне ответ:
— Сынок, ты иди один, я что-то устал сегодня.
В следующую секунду он привычным движением нащупал пульт дистанционного управления и включил телевизор.
* * *Я шел по центру нашего городка и удивлялся самому себе: я ведь не был в «Ла-Пальме» уже два года. Увидев меня, Альба, конечно, обрадуется, но я прекрасно понимал, что таким образом невольно обману ее в лучших ожиданиях. Мое появление в кафе никак не было связано с этой девушкой. Мне просто нужно было отвлечься, и я выбрал для этой цели посещение концерта в довольно шумном заведении. В конце концов, чем я хуже отца, который постоянно сидит перед включенным телевизором?..
Встреча с незнакомцами у входа на кладбище, короткая стычка и загадочное испытание — все это не давало мне покоя. Я, впрочем, еще не решил для себя, стоит ли идти туда на следующий день, хотя в глубине души уже представлял самого себя, перелезающего через кладбищенскую ограду. Кроме того, я никак не мог упустить возможность попытаться раскрыть тайну одинокой черной перчатки. Неужели тот комочек лайкры, который я ношу в кармане вот уже два месяца, действительно принадлежит Алексии?
Не слишком ли много впечатлений, событий и неразрешимых вопросов для одного вечера?
Я в очередной раз вдохнул тонкий аромат, исходивший от перчатки, и с замиранием сердца вспомнил это странное создание неземной красоты. Нет, с принятием каких угодно решений в любом случае нужно было подождать как минимум до утра.
Стокгольм
Прошлое — это вечный пролог к тому, что мы называем будущим.
— Уильям Шекспир —Перед входом в «Ла-Пальму» мне пришлось немного покрутиться и посмотреть по сторонам. Альбу я узнал далеко не сразу. Она была в узком приталенном пальто, неожиданном для ее привычного образа, к тому же ей пришло в голову накраситься. Надо сказать, что получилось это у нее весьма неумело.
Альба в знак приветствия поцеловала меня в обе щеки, и этот факт заставил меня насторожиться. На занятиях мы обычно лишь кивали друг другу и обменивались парой приветственных фраз. По всему выходило, что, с точки зрения Альбы, у нас сегодня не приятельская встреча, а самое настоящее свидание. Только этого мне сейчас не хватало!
— Пойдем! — поторопила она меня. — Скоро начнется.
Для того чтобы пройти в концертный зал, смежный с кафе, нужно было отстоять очередь и заказать себе что-нибудь в баре. В этом кафе-клубе собирались сливки институтского общества. Естественно, наше с Альбой совместное появление не прошло незамеченным. Дожидаясь своей очереди у стойки бара, я поймал на себе, наверное, не меньше полудюжины изучающих и заинтересованных взглядов.
Я вполне представлял себе эту горячую новость, занимающую достойное место в рутинной текучке институтских слухов и сплетен. Мол, Кристиан и Альба были застуканы с поличным в «Ла-Пальме». Учитывая метаморфозы, которые происходят с новостями при многократной передаче из уст в уста, мы вполне могли рассчитывать на то, что уже через сутки стали бы для большей части нашей светской тусовки этакой парой сезона.
Студенты, оккупировавшие зал, уделяли основное внимание автоматам по продаже разливного пива. Ощущение было такое, что компании, собравшиеся за столиками, объявили негласное соревнование на предмет того, какая команда употребит пенный напиток в большем количестве, чем другие.
Мы с Альбой не стали присоединяться ни к кому из знакомых, рассчитались за пиво у стойки бара и получили пластиковые стаканчики, которые были своеобразным пропуском в концертный зал.
В темном помещении, где вскоре должен был начаться концерт, находилось едва ли три десятка человек, в основном знакомые и приятели музыкантов, готовившихся к выступлению. Относились ребята к своему делу со всей серьезностью. Инструменты эта команда, исполняющая пауэр-поп, настраивала столь тщательно, что можно было предположить, будто выступать им предстоит как минимум в нью-йоркском Карнеги-холле.
Неожиданно я заметил в полумраке знакомый взъерошенный чуб, приближающийся ко мне, и понял, что вечер окончательно испорчен. Дело в том, что этот неизменно взбитый и набриолиненный клок волос принадлежал Хавьеру — первейшему зануде во всей школе и по совместительству брату моей сегодняшней спутницы. Хулиан, общаясь с Хавьером, проявлял просто чудеса терпения и, судя по заискивающему выражению, застывшему на лице брата Альбы, он еще не окончательно потерял надежду на то, что я смогу заменить ему своего покойного брата.
