Как повываешь? (ЛП) - Хайд Жаклин

Глава 3Коннор О'Дойл



Сладкие сны сотканы из этого.¹²

Груди подпрыгивают и колышутся надо мной, прекрасная дрожащая плоть женщины с развевающимися за спиной темными волосами.

Я ввожу свой член глубже в соблазнительницу, наслаждаясь происходящим, пока в голове крутится вопрос, как я попал в такую ситуацию. Я игнорирую эту мысль, когда в следующее мгновение она опускается на мой член и стонет от удовольствия. Большие соски ягодного цвета требуют моего внимания, прыгая передо мной и заставляя стонать в экстазе. Я беру один в рот, вызывая крик у моей любовницы, когда ее тело вздрагивает надо мной. Она уже близко.

Сочные бедра обхватывают меня в следующее мгновение, когда я меняю угол наклона, чтобы потереться о ее центр, прижимая головку к точке G. Еще раз, и она кончает. Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня, и я, наконец, получаю ясный взгляд на лицо женщины.

Ужас охватывает меня в следующее мгновение, когда она порочно улыбается, а ее тугая пизда сжимает мой член. Нет, нет, нет!

— Где ты был? — ее рот странно двигается, голос звучит надменно и пронзительно. Что за хуйня? — Где ты был? — спрашивает она снова, насаживаясь на мой член.

Еще одно резкое погружение в нее, и я теряю голову.

Я просыпаюсь, задыхаясь от паники, грохочущей в груди. Какого черта?

Несколько минут спустя я выхожу из душа, спокойствия уже не видать, потому что подсознание определенно испортило мой день. Мне только что приснился влажный сон о женщине, которая вызывает во мне отвращение. Образы раскрепощенной Уитли, дрожащей на моем члене, прокручиваются в голове, заставляя меня снова затвердеть.

— Чушь собачья.

Что, черт возьми, происходит? Всего месяц назад я трахнул двух женщин, но не могу вспомнить ни одного из их лиц. Да еще с ее вонью, пропитавшей весь замок. Две недели назад я подумал, что это какой-то трюк, так как практически видел феромоны, исходящие от нее волнами. Теперь ее аромат стал другим, более мягким, но потребность в ней осталась, такая же сильная, как и прежде. Блядь.

Общее раздражение возрастает, когда я подхожу к шкафу и вижу беспорядок. Надо будет включить в список дел поиск подходящей уборщицы для «сверхъестественного» крыла, но я почти слышу, как Влад хнычет от этого предложения.

Я обматываю полотенце вокруг талии, выдыхаю пар и осматриваю остальную часть комнаты. Взгляд скользит по богато украшенному изголовью кровати, кожаному пуфику, за который пришлось хорошо заплатить, стенам, выкрашенным в темно-синий, оттеняющим кремовый потолок и ковер. В большом комоде все еще открыт один ящик, тот самый, который я оставил в таком виде, когда в безумном порыве схватил вещи, прежде чем броситься спасать Влада из ветеринарной клиники. Губы растягиваются в легкой улыбке при воспоминании о случившемся, когда я закрываю ящик и отворачиваюсь, услышав чей-то голос в коридоре.

Все крыло должно быть свободным, за исключением этой комнаты.

Раздается смех, и я сразу узнаю этот раздражающий голос. Я шаркаю к двери, хватаясь за край полотенца. Что, черт возьми, она делает в этом крыле?

Широко распахнув дверь, я топаю к ней и испытываю легкий трепет от того, как она издает вздох. Уитли роняет телефон, ее янтарные глаза расширяются. Мои ноздри раздуваются, она моргает, а затем опускает взгляд на мою талию, и ее челюсть отвисает. Меньше всего мне нужно, чтобы эта женщина пялилась на мой член.

— Какого хрена ты делаешь? — рычу я.

Ее взгляд становится жестче, когда она закрывает рот, заставляя мой член напрячься. Это была ошибка.

— Почему ты не на кухне? — спрашиваю я, жалея, что не оделся.

У нее снова отвисает челюсть.

— Ты пытаешься ловить мух этой штукой или как? — я жестом показываю на ее рот, ожидая, что она взорвется.

— Клянусь, ты самый большой мудак, которого я когда-либо встречала, — вырывается у Уитли.

— Да. Мы уже выяснили это.

Я качаю головой, затем поворачиваюсь на пятках. Мне нужно одеться, пока она не заметила, в каком затруднительном положении находится мой член под полотенцем.

— Я просто самый большой мудак на свете, — говорю я, бросая слова через плечо самым женственным голосом, на который только способен. В уголках ее глаз появляются морщинки от возмущения, омрачающего черты. — Придумай что-нибудь новенькое, сладкие щечки.

— Не называй меня так, ты, женоненавистнический придурок.

Я смеюсь, чувствуя, как ее разгневанный взгляд прожигает спину.

— Ооо, уже лучше. Мне нравится.

— Иди нахер, — ее голос звучит резко и обиженно, но вызов в тоне заставляет меня остановиться как вкопанного.

Что-то поднимается по моему позвоночнику, отдаваясь эхом в основании черепа.

Решение принято, я возвращаюсь к ней, наслаждаясь тем, как ее глаза расширяются по мере моего приближения, уверенное выражение ее лица сменяется неуверенностью. Мои ноздри снова раздуваются, и я практически чувствую исходящий от нее запах неприязни. Ее ужасный аромат полон пряностей и сладости.

Я вторгаюсь в ее личное пространство, наслаждаясь тем, как она пытается пристально смотреть на меня.

— Сама иди нахер, — усмехаюсь я.

Я хочу взять слова обратно, когда ее глаза расширяются, и тот же самый характерный аромат между ее ног усиливается и наполняет воздух.

Выражение ее лица становится неуверенным, когда я прекращаю попытки остановить реакцию своего тела на нее. Тот факт, что Уитли, единственная женщина, которая мне не понравилась с первого взгляда, делает мой член твердым, значит, что вселенная просто издевается надо мной. Это единственное объяснение.

— Я… — начинает она, быстро моргая ресницами.

Член болит, когда я пристально смотрю на нее, задаваясь вопросом, что за безумие нашло на меня? Почему я так реагирую на нее? Как она это делает со мной?

Я проклинаю сны прошлой ночи. Средство Джекилла приедет недостаточно скоро.

Я бросаю все притворство и отступаю.

— Что ты делаешь в моем крыле, Уитли?

— Твоем крыле? — она усмехается, многозначительно оглядываясь в ту сторону, откуда пришла. Ее глаза светлеют, когда вновь встречаются с моими, и в глубине сознания возникает подозрение, когда ее губы растягиваются в медленной улыбке. — Я здесь живу.

— Ты что, с ума сошла? — спрашиваю я.

— О да, дружок, — она покачивает бедрами, и выражение чистой ненависти искажает ее лицо. — Я бы посоветовала тебе, мистер «Правила О'Дойла», поговорить с менеджером твоего любимого отеля. Он может посвятить тебя в текущую обстановку и в то, что произошло, пока тебя не было.

— Не называй меня так.

Меня бесит, что она думает, будто может указывать мне, что делать. Кем, черт возьми, она себя возомнила? С самого начала своего пребывания здесь она пыталась мной командовать, и с меня хватит.

Нелепо, что Аллан позволил ей остаться в этом крыле. Ему было приказано никого не пускать ни в северное, ни в восточное крыло, в наши с Владом апартаменты. Странно, что ее перевели именно сюда, в мое крыло. Вероятно, она предложила это, просто чтобы вывести меня из себя, ведь она была рождена, чтобы раздражать меня.

— Если это важно, уверен, он возьмет на себя смелость рассказать мне, что произошло. Неужели вам нечем заняться, кроме как распространять сплетни, мисс Уитт?

На ее щеках расцветает румянец, и на мгновение меня охватывает удовлетворение, пока выражение ее лица не меняется. Появляется странная фальшивая улыбка, кричащая о своей искусственности.

— Мне очень жаль. Я просто пытаюсь помочь, — она хлопает ресницами, глядя на меня, изображая застенчивость. — Я иду на кухню. Могу я вам что-нибудь принести?

Эта женщина ужасна. Она так мило улыбается, но я чувствую исходящую от нее ярость и ненависть.

— Я лишь хочу предоставить лучший сервис, пока я здесь, — продолжает она.

Ее язычок высовывается, облизывая пухлые красные губы, и она заправляет выбившуюся прядь за изящное ухо. Черт бы ее побрал, от этого у меня учащается пульс.